Пляшет на волнах полная луна.
— Здесь он?
— Возможно… нет… неизвестно…
— Так возможно или нет?
— Нет.
Человек без погон еще раз проверяет груду ящиков у причала, смотрит биометром. Биометр молчит, показывает какие-то незначительные флюиды, бактерии, вирусы, что там еще есть… Человек в погонах следит за человеком без погон.
— Ищите, Цвигель. Ищите. Ищите и обрящете… это откуда?
— Не могу знать, сэр.
— Верно, где вам…
Человек в погонах фыркает. Смотрит на человека без погон. Человек без погон корячится и ежится под пристальным взглядом, хочет спрятаться. Прятаться некуда. И то правда, здесь, на пристани, прятаться некуда, а ведь забился куда-то этот… этот самый…
— Может, он в воде сидит… — осторожно говорит Цвигель.
— И чем он там дышит, позвольте узнать?
— Ну… говорят, он и под водой дышать может.
— Говорят, что кур доят. Хотя… От него все можно ожидать.
Человек в погонах и человек без погон идут дальше. Смотрят. Ищут. Не находят.
Волны бьются головой о берег.
Луна прыгает на волнах теннисным мячиком.
— Он точно был здесь? Вам не показалось, Цвигель?
— Никак нет, сэр. Я окликнул его, погнался за ним… сделал предупредительный выстрел…
— Вы идиот, Цвигель.
— Так точно, сэр.
— Вы его спугнули. Такого человека спугнули… его брать надо тихонечко… а вы…
— Так точно, сэр.
— Да что так точно, вот где его теперь искать…
Человек в погонах и человек без погон обшаривают пристань, шаг за шагом, ищут кого-то, не находят.
Луна ловим своим светом каждую песчинку на пляже.
— Ну что… заданьице тебе партийное… — Бориваныч смотрит на меня исподлобья, кажется, опять наш дедуля под мухой, — ну, не партийное… не знаю, какое…
Киваю.
— Справишься?
— А что за заданьице-то?
Бориваныч гневно раскачивается в кресле, как мальчишка.
— Надо не спрашивать, что за заданьице, а говорить – так точно, справлюсь. А ты… Какое тебе дело, что за заданьице…
— Тоже верно, поди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что, — подхватываю я.
— Р-разговорчики в строю! А-а-атставить! – Бориваныч напускает грозный вид, тут же смеется, — человечка одного мне надо…
— Убрать надо?
— Тю, убрать, только попробуй убрать, я тебя самого потом так уберу, уже не соберешься. Нет, доставить его надо… под очи мои светлые.
Бориваныч качается в кресле.
— Какой из себя человечек-то? — спрашиваю.
— Да как тебе сказать… две руки, две ноги. Одна голова, два уха.
— Да вы что?
Напускаю на себя удивленный вид. Смеемся.
— Точно тебе говорю, вот так оно все и есть. А точнее вот, на фотку посмотри.
Смотрю на фотку. Ничего примечательного. Человек, как человек. Каких много. Какие мы все. Увидишь, не запомнишь.
— Последний раз его в Приаморье видели, а куда дальше подался, не знаю. А может, и не подался никуда, там сидит-посиживает. За ним много кто охотится…
— А что натворил-то?
Бориваныч качается в кресле. Чуть не падает.
— Да ничего не натворил, кто ж ему даст натворить… знает слишком много.
Чуть не хлопаю себя по лбу. Как не узнал, как не увидел, а ведь вот уже пять минут смотрю на фото Человека, Который Слишком Много Знает.
Ну, слишком много.
— На кону, сам видишь, сильно много чего стоит… Так что ты уж постарайся, не подведи.
— Не подведу.
Говорю так, а про себя думаю, что проще всего положить фотку на стол и сказать, что я этим заниматься не буду.
Потому что на кону слишком много.
Ну, слишком.
Позавтракал килькой Копченой В Чем-То Там, благо, на складе консервов до черта и больше. Килька – дрянь, нормальную сейчас делать не умеют, да где им. Воды осталось полбутылки, что буду делать дальше, не знаю.
Пожалуй, первый раз говорю про себя – не знаю.
Потому что со склада выбраться не получится. Меня ищут. Много кто ищет. Если не сказать – все. Прошлой ночью какой-то отморозок вообще гонялся за мной по всей пристани, хотел подстрелить.
А что, от них всего можно ожидать.
Они не любят таких, которые много знают. Нет, таких, может, еще и любят, а вот таких, которые слишком много знают – уже точно не любят.
Вспоминаю прошлого своего хозяина. Ничего мужик был, нормальный, нефтяной шейх какого-то там нефтяного шейхства. Жил я у него, конечно, в золотой клетке, но все-таки в золотой. Личный гарем. Прогулки в закрытом парке. Там же, за каменными стенами, за семью печатями – свой дом с бассейном и террасой. Не мой, конечно, а шейхов, там все было шейхово. Но чуть-чуть мой.
И все-таки шейх меня боялся. Как и все. И ненавидел. Тоже как и все. Потому что я слишком много знаю.
Шейха убили здесь, в Приаморье. Убили, конечно, из-за меня. То есть, шейха много из-за чего можно было убивать. Но убили из-за меня. Ворвались ночью на шейхов корабль, приставший к берегу. Перестреляли всех. Искали меня.
Не нашли.
А как пошел слух, что я прячусь в Приаморье, сюда, как вороны на падаль, слетелись все, кому не лень. ЦРУ. ФСБ. Моссад. Тамплиеры. Розенкрейцеры. Иллюминаты. Общества, тайные и нетайные. Нисколько не удивлюсь, если завтра сюда припрутся атланты и ануаки с планеты Нибиру.
Я себе не выбирал такую судьбу. Я даже не думал, что все так получится. Как все, жил, как все, строил планы на будущее, мне бы в инженеры выбиться, развернуться как следует, там и про новоселье можно будет подумать, и про совет да любовь…
Никак не думал, что будет так, что меня будут ловить, как дикого зверя, потому что я слишком много знаю.
Кто-то заходит на склад. Застываю среди консервного изобилия. Луч биометра скользит по темноте, выхватывает из небытия ауры мелких крысок, какой-то мошкары. Молюсь, как молился всю жизнь, так как всю жизнь ни во что не верил – Боже, если ты есть… убереги… спрячь…
Луч биометра исчезает вдали.
Перевожу дух.
Только бы выбраться отсюда. Связаться с кем-нибудь. Неважно, с кем. Человек, который знает очень много, стоит очень дорого. Я буду желанным гостем и в Кремлевском дворце, и в здании ООН, и в логове каких-нибудь террористов. Хотя нет, к террористам мне бы самому не хотелось.
Прислушиваюсь. Кто-то копошится где-то там, там, точно знаю, что это не люди. Крысы. Мыши. Аунаки с планеты Нибиру.
Иногда думаю, что лучше бы мне не знать всего этого. Что я знаю. Не помнить. Выискиваю какие-то способы стереть память. Не нахожу.
Откуда-то из ниоткуда выползает луна, заглядывает в окна, скользит по полу бледными лучами. Мне кажется, она тоже ищет меня, сейчас ворвется с автоматом, руки за спину, следуйте за мной.
Остаюсь – один на один со своими знаниями. Иногда я начинаю их бояться.
Бояться самого себя…
— И что же?
Человек в погонах смотрит на человека без погон.
— Мы делаем все возможное, сэр.
— Я вас не ограничиваю, делайте и невозможное. Кто сказал?
— Не могу знать, сэр.
— Где вам… когда я увижу этого человека?
— Не могу знать, сэр.
— А вот это вы должны знать. Просто обязаны. Завтра этот человек должен быть у меня.
— Слушаюсь, сэр.
— И не слушайтесь, идите, ищите… ищите и обрящете. Кто сказал? Ах да, вы же не можете знать…
Люди без погон осторожно заходят на склад, включают биометры. Смотрят. Слушают. Ищут. Что-то темное взметается из груды консервов, несется в дальний угол, люди даже не смотрят в ту сторону – крыса.
Лучи биометров скользят по темным углам, выхватывают какую-то мелкую мелюзгу, все не то, не то. Похоже, ошибся Цвигель, похоже, нет здесь никого, на складе…
— Смотрите!
Люди без погон оборачиваются, — на доли секунды мелькает в дверном проеме темный силуэт. Но этих долей секунды достаточно, чтобы увидеть.
Хлопают выстрелы.
— Тихо вы, идиоты, только посмейте мне его подстрелить, сами потом не встанете…
Люди без погон не слышат, люди без погон бросаются за темным силуэтом, в темноту ночи, в сырой туман пристани…
…увидели-таки, сволочи отмороженные… блин, ни раньше, ни позже принесла их нелегкая, в кои-то веки за водой выбраться решил…
Тощий силуэт несется к пирсу, к неказистому катерку, неловко вскидывает ноги. Что-то вонзается в плечо, человек выдергивает, не глядя, чем они там стреляют, парализующим чем-то…
Черт…
Человек запрыгивает в неказистый катер, дергает мотор, давай, заводись, ты мне еще сдохни, падла… Из темноты каюты выскакивают двое, скручивают беглецу руки за спиной.
Катер отчаливает, фыркает, несется к горизонту с утробным урчанием.
— Есть, сэр, я держу его.
— Отлично… давай его в клетку.
— В клетку?
— А ты как думал… слишком редкая птица…
— Не дается, ч-черт…
— Ты с ним полегче, шеф его велел целехоньким доставить…
— Есть, сэр.
— Хотя тот же шеф велел отрубить ему руки и ноги… чтоб не сбежал…
— Прямо здесь, сэр?
— Как же, здесь, чтобы он от потери крови умер … погоди, успеется… редкая птица… слишком редкая…
Человек в погонах и человек без погон смотрят на добычу.
— Он и правда все знает?
— Можешь в этом не сомневаться. Кто владеет этим типчиком, владеет миром… нет, нет, даже не проси, парень, мы тебя не отпустим… даже за все сокровища мира…
— Сэр!
— Чего тебе?
— Сэр, а тогда чего ради мы везем его к шефу?
— А ты что, предлагаешь скормить его акулам?
— Но… сэр… разве вы не хотите сами править миром?
— Знаешь, я об этом не думал… и можешь не сомневаться, шеф нам этого не простит… завтра же наши головы будут насажены на колья…
— Но сэр, вы сказали, кто владеет этим человеком, владеет миром… так что, если… Ч-ччеррртт…
Вскакиваю на катер, еще бы чуть-чуть, этот катерок переехал бы меня пополам. Ничего, обошлось. Даже испугаться некогда. И раздумывать некогда, мое тело думает за меня. Кто-то темный валится на меня, отправляю кого-то темного одним ударом за борт. Второй оказался поумнее, затаился где-то на дне катерка, как мне кажется – с ножом. Делаю вид, что не замечаю его, делаю шаг в его сторону, аг-га, вот мы и выскочили, вот мы себя и выдали… Сжимаю его руку, которая с ножом, сильнее, сильнее, мир меркнет, сознание гаснет, уже нет меня, есть только дикий зверь во мне, с ревом и рыком бросаю врага на дно катерка, с ревом и рыком выбиваю ножик, сжимаю жилистое горло, что-то хрустит, мерзко, гнусно, что-то липкое стекает по шее, зацепил-таки меня, с-сука…
Дикий зверь уходит, снова появляюсь я. Прихожу в себя, не слезаю – сваливаюсь с того, что было человеком подо мной. Швыряю за борт. Щупаю свою шею, кровит, окаянная, хоть вены не задел, и на том спасибо…
Наконец, вспоминаю про него. Он должен быть здесь. Рядом. В катере. Включаю биометр, он начинает услужливо перечислять мне всех рыб и гад морских подо мной… Ищу так, сам, без биометра, наталкиваюсь на тесную клетку, охренели, суки, в клетку человека загнали…
Ключ, ключ… а ведь ключ, наверняка, был у кого-то из этих, и сейчас этот ключ на дне морском, или у какой-нибудь акулы в брюхе… Ладно, сварщика позовем, разломаем… хотя Бориваныч на весь белый свет орать будет, ты у меня щас за этим ключом на дно прыгнешь…
Смотрю на него, не видимого в темноте ночи. Припоминаю английский, которого я никогда не знал, да еще и забыл.
— Но фиар, но фиар…
Кажется, страх по-английски будет так. Кажется, я что-то не то ляпнул. По крайней мере, он меня не понял.
— Ви нот… гив ю… нот бэд…
(Мы не сделаем вам ничего плохого)
Тот же эффект.
— Ви гив ю… гуд хоме… хоум… э кар… э…
Он кивает. Но не так, как человек, который понимает, о чем идет речь, а так, как иностранец, чужой среди чужих, не знает ни слова, и чтобы поддержать разговор, кивает и улыбается.
— Во, блин…
Тихонько ругаюсь про себя, говорил мне Бориваныч переводчик с собой взять, да эти переводчики сейчас на вес золота…
— Так что ж ты сразу по-русски не говорил?
Вздрагиваю.
— Ты чего… наш, что ли?
— Теперь ваш.
— Да нет… русский?
— Вроде того. А ты на каком языке меня спрашивал?
— На английском.
— Умираю, на английском… я ни слова ни разобрал, английский там и рядом не валялся…
Фыркаю.
— Это самое… тебе у нас хорошо будет.
— И на том спасибо.
— Нет, правда…
Хочется наобещать ему чего-нибудь. С три короба. И понимаю, что ничем его не удивишь, он уже и в золоченых дворцах побывал, и ел на золоте.
Он.
Человек, Который Слишком Много Знает.
Хочется расспросить его. Кто, откуда, зачем. Откуда взялся такой, который все знает. Как это вообще, все знать…
— Ключ у них в каюте на крючке, — говорит он.
Отлегло от сердца, вот и ключ нашли. Вот что значит, все знает…
Смотрим на него. На него, который знает слишком много. Обыкновенный человек, каких множество. На фотографиях он выглядит куда эффектнее, что-то страшное, демоническое, какой-то злой гений. А в жизни все намного проще, щуплый человечек, битый жизнью, волосы с проседью. Смущенно улыбается, будто извиняется перед нами перед всеми, что вот он такой, много знающий.
— Ну что… мил человек… мы вас сюда не просто так пригласили, вы уже догадались, наверное… — бормочет Бориваныч.
— Уж наверное догадался.
— И славненько. Вот что, мил человек… вы, говорят, все знаете…
— Ну, не все…
— Да не скромничайте. Вот что, мил человек, как вас там звать-величать… Знаниями-то своими великими поделитесь?
Екает сердце. Это что-то новенькое. Нет, конечно, на знающего человека охотились. Знающим человеком пользовались. Но никто никогда не просил знающего поделиться знаниями. Это что-то новенькое.
Почему-то жду, что он скажет нет.
Он насмешливо фыркает.
— Ну, не за спасибо, конечно. За грудочку кашки, кильце ковбаски… кто сказал… не помню… Апартаменты вам выделим, покушать тоже чего… одеться… машину вам… — добавляет Бориваныч.
Человек кивает. Не знаю его имени. А может, у него и нет имени. Это не имеет значения…
— Ну что… Расскажите нам… что знаете… — просит Бориваныч.
— Прямо здесь?
— Да не стесняйтесь, все свои.
Рассаживаемся. Мне не по себе как-то, да как тут будет по себе, перед человеком, который все знает. Вообще все. Человек, за которым гонялись все службы мира. А он оказался в наших руках.
— Ну… урок первый. Наша Земля имеет форму шара и вращается вокруг солнца… которое тоже имеет форму шара. Раскаленный огненный шар. Три четверти Земли покрыты водой… одна четверть сушей. На Земле пять континентов, это Евразия, Африка…
Слушаем. Записываем, чтобы не забыть, больше нам этого никто не скажет, больше никто не знает…
…вследствие реформы образования за последний год…
2013 г.
