Исцеление

Сегодня умер доктор Крена. Мне сказал об этом незнакомый (так ли?) санитар, когда принес завтрак.

Я дождался, когда парень вышел из палаты, отодвинул поднос и задумался.

Странное чувство. Мне казалось, что Крена бессмертен. Конечно, это не так. Как все люди, он должен был умереть рано или поздно, но я помню его столько, сколько помню себя. На мою память нельзя положиться, но мне кажется, доктор Крена был рядом всегда – молодой, преисполненный энтузиазма аспирант, уважаемый профессор средних лет (знаете, из тех, кому студенты заглядывают в рот, а симпатичные медсестры танцуют вокруг, надеясь, что знаменитость осчастливит их хоть мимолетным – на одну ночь – вниманием), властный старик – директор клиники, и, наконец, дряхлая мумия в инвалидном кресле – внештатный консультант, известный на весь Альянс специалист по геронтопатологии, человек, в течение почти семидесяти лет не выпускавший из цепких рук исследования вируса ВС-0.

Даже после того, как доктор Крена уселся в инвалидное кресло, потерял голос и слух и вынужден был общаться с окружающими с помощью имплантатов и синтезаторов, он продолжал курировать меня лично. Еще бы – я ведь был его первым пациентом, уникальным случаем, на котором старик и построил карьеру, написал магистерскую и докторскую диссертации и кучу статей и выступил на хрен знает скольких конференциях, посвященных ВС-0.

Я был самым большим успехом Крены – и самым серьезным его поражением. А еще – одним из первых заразившихся вирусом ВС-0. Правда, тогда его так не называли. И врачи, и простые смертные, столкнувшиеся с болезнью, предпочитали давать ей имена, позаимствованные из Потерянной Эпохи. А их хватало. Похоже, все тогдашние жрецы – фантасты – чуть ли не соревновались в сочинении легенд и мифов о таинственной болезни, выдумывая красивые названия. Звучали они изысканно и непонятно. Такой же была и болезнь, вызванная ВС-0.

Мне было семь лет, когда я заболел. Никто не знал тогда, откуда взялся этот чертов вирус. Да и сейчас не знает. Прошло много лет, из редкого, экзотического заболевания ВС-0 превратился в кошмар, который может случиться с каждым (каждым!) гражданином Альянса. За несколько десятилетий пандемия охватила все планеты, обитаемые астероиды и космические города, а ученые по-прежнему понятия не имеют, как с ним справиться.

Всё, что удалось этим чертовым умникам, - дать серьезное не поэтичное название вирусу и выяснить, как он распространяется. Быстро, сука, он это делает! Очень быстро. Практически мгновенно. Через имплантаты, сетевые подключения, аудио- и видео-коммуникации, просмотр сраных 3- 4- и 5Д-фильмов, даже через любого бытового робота, управляемого мысленной командой – от микроволновки до ИскИна дома или космолета. В общем, достаточно зараженному вступить в любую форму ментального контакта со здоровым, и здоровый тут же получает вирус в бок, печенку, селезенку и прочие части тела. Но, главное, в мозг. Где, собственно, и поселяется, и ломает жизнь любого человека – богатого или бедного, молодого и старого, счастливого и несчастного.

Так он поломал и мою, только начавшуюся жизнь. Мне, как уже говорилось, было всего семь. Не знаю, через какой мультфильм или чат с приятелем просочилась ко мне эта зараза, но лазейку она нашла.

Меня спасло (хотя спасение это сомнительное) то, что я был ребенком. Уже через пару дней родители почувствовали неладное и потащили меня ко врачам. О ВС-0 тогда не знали практически ничего, до начала пандемии оставалось еще лет семь-восемь, но доктор Крена сразу понял всю опасность еще единичных случаев и занялся ими всерьез.

Это сейчас процедура изоляции любого заразившегося отработана до мелочей. Тесты в обязательном порядке проходят все жители Альянса. При положительном результате человек немедленно отключается от всех каналов связи с внешним миром и замуровывается в том жилище, в котором находился на момент получения результатов теста. Нет, конечно, никто не бросит тебя умирать в запертой комнате или дворце. Правительство достаточно гуманно, а Альянс достаточно богат, чтобы регулярно доставлять больному еду и источники информации – книги и журналы – отпечатанные на пластибумаге. Если кто-то из родных и близких пожелает разделить твое заточение – ни медики, ни СБ не будут этому препятствовать. Но такое случается крайне редко. С одной стороны, люди и так живут в постоянном страхе и боятся, что чертов ВС-0 передается не только при всех видах онлайн-ментального контакта, но и при общении в реале. Я точно знаю (уж мне ли не знать!), что это не так, но поди объясни это напуганным обывателям. Они и так склонны видеть в эпидемии и вирусе кару неведомых богов или явившихся из прошлого жрецов – фантастов, которые тайно обитают среди нас.

Глупость, конечно, но закономерная.

Но страх – лишь одна из причин, по которой мало кто решается разделить судьбу зараженного ВС-0. Другая – куда более важная – нежелание связываться с неизлечимо больным человеком, с которым тебе придется провести в изоляции десять, двадцать, пятьдесят или кто знает сколько лет. Никакой любви, никакой преданности не хватит! А ведь придется терпеть не только замкнутое пространство (что само по себе тяжело), не только необходимость ограничить себя в развлечениях, не только отключение от всех каналов связи, но и неизбежные капризы, истерики и депрессии больного.

И хорошо, если только их. Говорят (сам я, конечно, такого ни разу не видел. Да и что можно увидеть, сидя в палате или гуляя по саду, где я за много лет так никого и не встретил, кроме птичек и белок), что многие зараженные не выдерживали обрушившегося на них несчастья и кончали с собой: резали вены кухонным ножом, разбивали голову о стену, травились газом, бросались на оголенные электрические провода.

Со взрослыми такое случается, конечно, чаще, чем с детьми. И это объяснимо. Психика и память ребенка куда гибче, детям легче приспособиться к новому миру, ограниченному одной-двумя комнатами. Зато в этом мире остались и любимые игрушки, и привычные наряды, и пластикнижки с картинками. И – чаще всего – папа с мамой. Да, родители редко оставляют детей наедине с бедой. Куда реже, чем мужья, жены, братья, сестры и близкие друзья.

Мои родители тоже хотели остаться со мной, но им не позволили.

Наверное, такова человеческая природа. Впрочем, о ней я тоже знаю мало. Ведь круг моего общения ограничен. Очень ограничен. Врачи, медбратья, медтехники, специалисты по квантово-темпоральной физике, медсестрички, время от времени одаряющие меня так необходимой в моем возрасте лаской, няни (их я помню хуже всего, что естественно). И, конечно, доктор Крена.

Он был со мной с самого начала. До сегодняшнего дня. Последнего дня его жизни. И – кто знает какого – моей.

Дело в том, что я – единственный, кто не просто выжил, заразившись ВС-0, но стал фактически бессмертным. По крайней мере, до тех пор, пока не будет изобретена вакцина, которая подарит мне простую, желанную, человеческую смерть.

Главная хрень в том, что вирус В(ackward) С(lock)-0 изменяет структуру ДНК, разворачивает синапсы, нейроны и черт знает еще какие винтики нашего мозга в обратную сторону. Не знаю, как это возможно, но процесс роста и старения больного протекает в обратном направлении. С каждым днем человек становится все моложе, утрачивает знания, воспоминания, физические навыки. Во время бодрствования всё нормально: больной ест, занимается сексом, получает и запоминает новую информацию, отправляет естественные надобности. Вечером ложится в постель, засыпает – и из памяти его клеток и мозга исчезает день жизни. И так – каждую ночь. До тех пор, пока – в день своего рождения – человек не погибает. Нет, не исчезает, не растворяется в небытии, в вековечном ничто, не сливается с Абсолютом или Богом, как полагали жрецы Потерянной Эпохи, - а попросту задыхается. Зародыш, в отличие от новорожденного, не умеет дышать самостоятельно, он может лишь получать кислород и питательные вещества через материнскую пуповину. Так предпервый вздох за миг до «рождения» становится последним.

Но, как я уже говорил, до этой стадии доживали немногие. Только те, кто – в самом начале эпидемии – был помещен в медицинский центр. Тогда врачи еще надеялись отыскать вакцину. И доктор Крена ее нашел. И опробовал на мне. Мои отчаявшиеся папа и мама согласились, понимая, что рискуют жизнью сына. Но у них больше не осталось надежды, и они не могли спокойно смотреть, как с каждым днем их дитя становится все младше. Меня никто не спросил. Да и что можно спросить у младенца двух дней от роду.

Итак, вакцина сработала. Но только на мне. Остальные дети и взрослые – а их к тому моменту набралось уже человек пятьдесят, – погибли в течение двух-трех дней. Доктор Крена никогда не рассказывал, что именно случилось, да я и не спрашивал, понимая, что он не ответит.

Я же выжил. Более того, начал взрослеть. На сей раз я дожил до четырнадцати лет, потом вирус ВС-0 вернулся. А потом еще раз. И еще.

Каждый раз однажды введенная вакцина дарила мне еще семь лет жизни, если только можно назвать жизнью это бесконечное прозябание в комфортабельной палате, под присмотром кучи врачей, которые постоянно выдумывают новые способы лечения и тестируют их на мне, как на подопытной крысе. Единственной, высокоценной, но все равно – всего лишь объекту исследований.

За прошедшие годы меня сотню раз погружали в криокамеры, кололи стимуляторы, позволяющие продержаться без сна несколько дней, пропускали через аппараты, оснащенные портативными червоточинами Морриса-Торна. А уж сколько крови и костного мозга забрали на анализы и материал для новых бесполезных неработающих вакцин!

И все это время доктор Крена был со мной. Был ласков и бесконечно терпелив. Нет, конечно, остальной персонал клиники тоже всегда относился ко мне с вниманием и добротой, но это были профессиональные внимание и доброта. Крена же поддерживал меня так, словно я был его сыном. В каком-то смысле я им и был.

Доктор – до самого последнего дня - не терял надежды однажды вернуть меня к нормальной жизни. Поэтому он сам занимался моим воспитанием, обучением, рассказывал о моих прошлых жизнях, о давно умерших родителях, дарил пластикниги - единственное доступное мне развлечение, - делал всё, чтобы пребывание в центре не казалось мне бесконечным кошмаром.

Хотя именно таковым оно и было. Может быть, оставь он меня в покое, не рассказывай постоянно о прошлом, которого я не помнил, а если и помнил, то недолго, не пытайся общаться со мной как со здоровым, - мне было бы легче. Я по-прежнему был бы подопытной крысой, но хотя бы не осознавал этого. Но доктор упорно пытался сделать из меня «нормального» человека. Иногда я ненавидел его за это, ненавидел за то, что из-за его чертовой вакцины не могу ни жить, ни умереть. Мне казалось, что Крена – всего лишь беспринципный карьерист или одержимый ученый, готовый на все, лишь бы добиться успеха в своей многолетней битве. В такие минуты я начинал сомневаться в том, что все рассказанное доктором о моем прошлом – правда, что у меня на самом деле было прошлое – это или другое. Может быть, я – наследник миллиардов или шпион, обладающий ценнейшими сведениями, - поэтому меня и держат в этой клинике, колют наркотики, пытаются довести до безумия, до состояния овоща, до согласия рассказать всё, что я знаю (а что я знаю?), подписать какие-то бумаги?! И тогда меня выпустят отсюда, вернут в мир. Или, что куда вероятнее, убьют, когда я стану ненужным. Я проигрывал десятки, сотни возможных сценариев, придумывал себе биографию, родных и друзей, приключения и повседневную рутину. Я выл как зверь, отказывался от еды, лупил кулаками по обитым мягкими панелями стенам, бросался на врачей и техперсонал. А потом наступал вечер – и я засыпал. Истерзанный то ли настоящими, то ли вымышленными воспоминаниями о жизни, отделенный от мира, которые, неизвестно, существовал ли на самом деле. Может быть, доктор Крена выдумал не только мое прошлое, но и всё, что происходило за стенами медицинского центра? Да и происходило ли там что-то? Существовал ли реальный мир? Или единственной реальностью была эта палата, внимательные, безупречно-вежливые медсестры и медбратья, маленький сад под окном. И больше ничего.

Но бывали и дни, когда я понимал боль Крены – боль врача, обрекшего больного на неизлечимость, лишившего его единственного утешения – осознания того, что страданиям когда-нибудь наступит конец. Только ради доктора я старался держаться все эти годы. Точнее, те, когда я помнил.

И вот доктор Крена умер. Умер единственный человек, которого я привык считать своим другом, братом, отцом, наставником. Мне нет дела до его учеников и продолжателей. Все эти врачи и темпоральщики могут быть сколь угодно талантливы, милосердны, гуманны, но они для меня – всего лишь профессионалы, делающие свою работу. Доктор Крена был моей семьей.

Только ради него, ради его любви ко мне, ради его великой цели я жил, преодолевая многократно возникавшее желание покончить разом со своим бесконечным и бессмысленным существованием. Но теперь мне незачем и не для кого жить.

Через два дня мне исполнится двадцать восемь лет, а потом время снова потечет вспять, и я снова начну забывать.

Это будет лучший подарок на день рождения. В моем личном садике никого нет, но там нет и камер наблюдения, и медицинских ботов. Зато есть высокий вяз. Если забраться на самую вершину, а потом прыгнуть…

Интересно, что случится в последние мгновения? Вспомню ли я все свои жизни или лишь эту, нынешнюю? Хочется верить, что хотя бы за миг до удара об землю ко мне вернутся мои мама и папа – настоящие, живые, а не те, что смотрят на меня с плоских неподвижных фотограмм, стоящих на тумбочке возле кровати.

Надеюсь, ироничная сука - Вселенная – подарит мне хотя бы это утешение. В последний миг моих жизней.

Но что толку думать об этом сейчас. Придет время, и я все узнаю. Осталось подождать совсем немного.

………………………………………..

- Эта смерть – невосполнимая утрата, страшная потеря для всего медицинского центра. Да что там – для всего Альянса! Никто не сможет заменить ушедшего. Доктор Крена был не только великим ученым, но и предусмотрительным человеком, способным просчитать всё до мелочей. Он категорически запретил сообщать о своей смерти до двадцать восьмого дня рождения объекта. Поэтому мы сделали это только четыре дня назад.

Похожие статьи:

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Проблема вселенского масштаба