Осенний ветер гнал опавшие листья старой ивы по зеркальной поверхности озера в сторону берега. Листья быстро скользили по воде и, не желая смириться со своей уже свершившейся гибелью, радовались касанию ветра так же, как когда-то живыми радовались ему на дереве. Теперь, уже мертвые, они кружились по озеру в своем последнем танце, точно спеша насладиться тем немногим временем, оставшимся им перед гниением и тленом.
Фермер Макс отплеснул листья вместе с водой подальше от берега, чтобы они не мешали ему ополоснуть руки. Когда легкая муть опустилась на песчаное дно, мозолистые, черные от работы ладони человека, отразились в темно-синей воде. Отброшенные листья, не в силах противиться ветру, вновь плыли к берегу, и Макс увидел в этом пример тщетности борьбы с судьбой, что напомнило ему о его собственных неприятностях.
– Ну, уж нет,– с яростью сказал фермер и злобно посмотрел в сторону шумевшего от ветра леса, за которым лежала ближайшая к его ферме деревня.– Просто так я не сдамся!
Он резко встал, ногой обвалив при этом кусочек берега в воду, и подошел к нависшей над озером иве. Макс помнил дерево с детства, но тогда оно казалось ему моложе и выше. Теперь же ива состарилась вместе с ним. Наклонившись, Макс взял свой заплечный рюкзак, оставленный под деревом несколькими минутами ранее, и быстро зашагал в сторону фермы.
Неприятности преследовали его с самого утра, но теперь настроение у него было вконец испорченным.
«Это все из-за этого чертового озера,– угрюмо думал фермер.– Не надо было к нему сворачивать».
Деревенские старики не признавали за озером нынешнее название, называя его по старинке Печаль-Озеро. Это необычное название они связывали якобы с колдовской способностью озерной воды вызывать у человека печаль и наделять болезнями. И хотя местный сельский учитель как-то доказал, что старое название озера дано ему из-за плакучих ив, с давних пор растущих на его берегах, старики упрямо твердили свое.
«Выжившие из ума бездельники, так же, как и их дети с внуками»,– гневно подумал фермер, вспомнив о деревенских.
Пройдя насквозь перелесок, Макс вышел на край бывшего кукурузного поля и остановился, чтобы с гордостью полюбоваться открывшейся перед ним картиной – его фермой. И ему по праву было чем гордиться. За несколько лет выкупленные у деревни обширные, но запущенные земли и старые, обветшалые строения с сыростью и гуляющими в помещениях сквозняками, он своим трудом превратил в процветающее хозяйство.
Не удержавшись, фермер наклонился и взял горсть перепаханной земли. Растер ее пальцами и поднес к носу. Земля! Он вырос на ней, жил и работал. Не переставал восхищаться ей и любить. Он относился к ней, как к женщине, которая может быть щедра ко всем, но охотней делится собой с тем, кто к ней больше ласков и более настойчив. И это чуткое понимание земли позволило ему, обыкновенному парню из деревни, сначала встать на ноги, а затем и разбогатеть.
Кузен его жены Анны, преподаватель в университете, этот умник в очках, и тот всегда отзывался о земле с уважением и даже написал о ней какую-то нудную книжку. И хотя этот чудак считал, что человек не в праве единолично владеть тем, что принадлежит всем, он любил землю так же, как и Макс. За это фермер был к нему снисходителен и терпеливо выслушивал его фантазии о равном ее распределении на всех.
Когда Макс добрался до своего жилища, был уже поздний вечер. Через высокие дощатые ворота он вошел во двор и направился к дому. На его пути стояла собачья будка, откуда приветливо высунулась острая мордочка маленького щенка с нежным пушком вокруг блестящего носа и ласковыми глазами. Узнав хозяина, песик стрелой выскочил из своей конуры и бросился фермеру под ноги, заглядывая ему в лицо, требуя внимания. Но задумавшийся Макс быстро прошел мимо, едва не наступив на малыша. Когда человек вошел в дом, щенок немного покрутился на крыльце, тихонько тявкнул на дверь и трусцой побежал обратно в будку.
Как только Макс вошел в дом, он наткнулся на своего сына, робкого пятилетнего мальчика со стеснительным взглядом. Мальчик полдня просидел у окна, ожидая своего отца, о чем, конечно, фермер даже и не догадывался. Сам не зная почему, Макс наедине с сыном всегда чувствовал какую-то неловкость. Вот и сейчас фермер грубовато потрепал мальчика по соломенным волосам и поспешил отойти от него. Тут же со стороны кухни выскочила старшая дочь Макса, его любимица, и бросилась к нему. Обхватив отца своими тоненькими ручками вокруг пояса, она повисла на нем. Макс улыбнулся и, взяв девочку за ладошку, пошел с ней на кухню. Мальчик, незаметным, шел следом.
На кухне возле плиты хозяйничала жена Макса Анна. При виде мужа лицо ее просветлело, а глаза радостно засияли. С первого взгляда на женщину было ясно, что когда-то она была очень мила, но годы тяжелого труда преждевременно состарили ее и теперь былая красота поблекла. Однако Макс, любил и уважал свою жену по-прежнему сильно. Как хорошему земледельцу, ему было известно, что ценно не то, что лежит на поверхности, важны не камни и пыль, а суть, нутро. А Анна была верной женой, хорошей хозяйкой, любящей матерью. И что важно, Макс считал ее единственным человеком, с которым он мог поделиться своими бедами.
– Поле отдали деревне,– мрачно сказал он в ответ на вопросительный взгляд Анны.– У нас отобрали землю, Анна!
– Но, у нас ее еще много, милый,– осторожно сказала женщина, чтобы хоть как-то утешить мужа.
Фермер хмуро глянул на жену.
– Пока еще много,– сердито ответил он.– Неужели ты не понимаешь? Эти бездельники на этом не остановятся. Не остановятся, пока не заберут всю!
– Ты сильный. Ты этого не допустишь,– примирительно сказала женщина и, понимая, что эта тема болезненна для ее мужа, перевела разговор на другое:
– Погода портится. Будет гроза? – Анна спросила это тем особым озабоченным тоном, которым женщины, спрашивая даже о пустяке, умудряются придать этому пустяку большое значение.
Макс кивнул, и они заговорили о погоде. Еще днем опытный глаз фермера определил, что грозы не миновать. К вечеру небо затянуло свинцом, и ночью следовало ее ждать. Так оно и случилось.
В полночь, когда дом уже был погружен в сон, вдруг резко усилился ветер, застучав оконными ставнями, а затем небесная канонада торжественным салютом приветствовала приближение зимы. Вероятно, это была последняя гроза в этом году.
Макс, от дневных волнений забывший на ночь закрыть ставни, вынужден был сделать это сейчас. Набросив дождевик, он выскочил на крыльцо, где тут же был ослеплен молнией. Осветив на мгновение черное небо, молния исчезла, но к удивлению фермера небо над лесом осталось светлым. Макс всмотрелся и увидел, что свет шел от скотного двора. Он горел.
Фермер влетел назад в дом.
– Анна! Пожар!
Перепуганная женщина, кутаясь в платок, выбежала на его крик.
– Скотник горит! Я – туда!– крикнул фермер на бегу.– Отправь ко мне работников!
– Их нет, Макс,– расстроенно сказала Анна.– Они отпросились на ночь в деревню.
Фермер выругался и выбежал из дома.
Пробегая по двору, он увидел, как его пес, напуганный грозой, прячется в будке, то и дело вздрагивая от ужаса. Когда гром в очередной раз сотряс небо, щенок, заскулив, плотнее вжался в угол своего маленького жилища.
Макс, презрительно оскалившись на пса, распахнул ворота и выбежал на дорогу. Здесь, на открытом пространстве, ветер и дождь, казалось, усилились вдвое. Ветер валил с ног, дождь больно хлестал по лицу, заливая глаза. Но фермер упрямо бежал вперед. Преодолев полпути, Макс обнаружил, что в спешке забыл фонарь. Опасаясь, что обернуться за ним он уже не успеет, фермер продолжил бежать дальше. Однако когда Макс достиг скотника, он с облегчением увидел, что огонь почти угас сам, и фермер без труда уничтожил его остатки. Чтобы оценить вред от пожара, Макс попробовал включить свет, но электричество отказало. Понимая, что в темноте ему ничего рассмотреть не удастся, он был вынужден вернуться домой. Конечно, Макс собрался было тотчас же пойти вновь, но Анна уговорила его подождать до утра. И фермер нехотя подчинился.
Когда на следующее утро Макс, побывав на скотном дворе, возвращался домой, небо было не по-осеннему ясным. Раннее солнце, еще не будучи в силах высушить влагу, робко касалось земли. Было тихо и ничто не напоминало о ночном кошмаре. Разве что грязь, которая хлюпала под сапогами фермера.
Однако эта ночь изменила самого фермера. Она изменила его походку – он шел сутулясь, изменила его взгляд – он стал настороженным, изменила лицо. Лицо стало другим. Домашние привыкли к его всегда озабоченному и строгому выражению. Наверное, таким оно и должно быть у настоящего хозяина. Но теперь… Накопившаяся за последние дни злоба выплеснула наружу и, исказив черты лица, застыла в мерзкой гримасе смеси гнева, брезгливости и чего-то еще, весьма похожего на страх. Но мог ли это быть страх? Ибо Макс считался, да и был отважным человеком. Быть может, настороженный блеск его глаз был остатком той ночной паники собственника, рисковавшего потерять свое имущество. Или, может, это было что-то другое или начало чего-то другого.
Самое удивительное, что Макс, тщательно осмотрев скотный двор, убедился, что ночной пожар ни постройкам, ни животным не причинил какого-либо значительного вреда. Но должного облегчения от этого фермер не испытывал. Скорее, напротив.
Вернувшись в свой двор, он повел себя довольно странно. Закрыв ворота, он внимательно их осмотрел и надавил плечом, точно проверяя на прочность. Затем пощупал пальцами воротные петли, дернул засов. Все это делал он решительно, резкими и злыми движениями.
Закончив с воротами, Макс повернулся к дому и натолкнулся взглядом на своего пса. Тот, уже забыв все ночные страхи, безмятежно и неторопливо завтракал, время от времени дружелюбно посматривая на своего хозяина. Фермер направился к крыльцу и, проходя мимо щенка, вдруг резко ударил ногой по миске с едой. Та, задев жестяным краем щенка по морде, отлетела далеко в сторону, расплескивая желтоватую кашу по траве. Пес с визгом скрылся в конуре. Макс, не задерживаясь, прошел в дом.
Анна, уже закончив готовить завтрак, ждала мужа на кухне. Тут же, за круглым столом, сидели оба работника Макса, крепкие, молодые деревенские парни. Наслаждаясь приятными запахами в предвкушении вкусной еды, они, не изменяя себе, коротали время, соревнуясь друг с другом в остроумии, развлекаясь сами и развлекая хозяйку.
Смеющаяся над очередной остротой Анна быстро взглянула на вошедшего мужа и осеклась при виде его лица.
– Что случилось?
Но Макс, не отвечая, смотрел на притихших работников.
– Ребята, спасибо вам за работу, но больше в вас я не нуждаюсь,– ровно сказал он.
Младший из работников нервно дернул рукой и задел локтем чашку, стоящую на столе. Он неуверенно смотрел на своего старшего товарища.
– Но, Макс, а как же…– растерянно заговорил старший.
– Подойдите за расчетом,– перебил фермер.
Макс расплатился с работниками, ничего не удержав, но и не накинув сверху. Все согласно уговору.
Молча получив деньги, работники так же молча и ушли, забыв или не считая нужным попрощаться.
– Ферма цела,– буркнул Макс жене, усаживаясь за стол.
– Слава Богу!
– Пока цела. На этот раз эти деревенские бездельники промахнулись. Мало им земли – до скотины добрались!
– Но, Макс! При чем тут они? Это же все гроза.
– Не будь дурочкой, Анна! Их это работа. Их. Сейчас им нужна ферма, а потом и за горло схватят. Сами нищие, работать не хотят. Вот и придумали себе отговорку – «земля для всех». Ну, или как-там твой братец говорит… Для кого – всех? Да они только сидят и пьянствуют с утра до зари. И завидуют. Вот завидовать они умеют. Тупые идиоты! Эта земля у меня хоть в деле была. А у них? Пустырь. Земля у них – пустырь или кладбище. Больше никак они ее использовать не умеют!
Анна, хоть и не согласна была с мужем, молчала, давая ему выговориться.
– А эти…– Макс посмотрел на дверь, в которую ушли работники.– Ну их к черту! Деревенские соглядатаи мне в доме не нужны.
– Макс, зачем ты так говоришь? Ты же сам из деревни.
– Да. Но теперь я здесь. И у меня есть вы и мой долг перед вами. И я смогу защитить нас.
Фермер помолчал, а затем, вдруг вспомнив что-то, злобно ощерился:
— Пса не корми. У него теперь диета.
После ночного пожара, в доме фермера жизнь вроде бы и потекла по-старому, но в то же время что-то неуловимое стало иным, что-то поменялось. Макс теперь чаще бывал сердитым и раздражительным. Анна выглядела встревоженной, а дети стали молчаливыми. Душевное равновесие обитателей дома нарушало и еще одно обстоятельство – жалобные стоны щенка, которого Макс морил голодом, считая, что он должен сам учиться добывать себе пищу. По мнению фермера, пес вполне мог прокормить себя охотой на грызунов. Поэтому еды ему давал ровно столько, сколько считал достаточным, чтобы тот не умер с голода. И первое время голодный щенок часами скулил, выпрашивая себе пищу. Чтобы меньше его слышать Анна и дети старались реже появляться во дворе. Но полностью закрыться в доме они все равно не могли.
Первой не выдержала девочка. Осмелившись пойти против авторитета отца, она стала умолять его перестать мучать щенка. Но Макс на все ее уговоры только угрюмо мотал головой. Тогда девочка решилась на большее. Как-то вернувшись домой раньше обычного, Макс увидел, что его дочь кормит щенка остатками супа. Пес так жалостливо чавкал, что у девочки стояли в глазах слезы. Макс зло отшвырнул ногой щенка в сторону, взял миску, выплеснул еду на землю и растер подошвой сапога. Развернувшись к дочери, он наотмашь ударил ее по щеке. От силы удара девочка шатнулась и сделала шаг назад. Глаза ребенка, минуту назад готовые заплакать при виде изголодавшего пса, теперь стали сухими и колючими. Девочка с болью и ужасом смотрела на того, кого любила больше всего.
Опомнившийся Макс дернулся было к дочери, чтобы утешить, но в последний момент пересилил себя.
«Это для ее же блага»,– напомнил себе фермер. Нахмурившись, он ушел в дом, и уже не видел, как бедный пес лизал землю с остатками супа, а его дочь, стоя рядом, тихо плакала, сдерживая себя, боясь, что ее услышат.
После этого случая Макс еще раз строжайше запретил Анне и детям кормить собаку.
Шли дни. Щенок, привыкнув к своему положению, голос подавал все реже, и только своими по-прежнему ласковыми глазами умоляюще смотрел на людей. Затем глаза щенка стали тоскующими и вялыми. Потом – подозрительными и враждебными. И главное – всегда голодными. Изменилось и его поведение. Пес стал тихим, незаметным. При ходьбе он больше не перебирал размашисто лапами, как раньше, а стал ступать мягко, крадучись.
Макс с удовлетворением наблюдал за этими переменами. Однако сам фермер становился все угрюмей и неразговорчивей. Начал выпивать в одиночестве, чего прежде за ним не водилось. А выпив, он постоянно осыпал бранью и угрозами деревенских, пугая Анну и детей.
За это время лишь раз на лице фермера появилась улыбка. С наступлением морозов уже подросшего щенка Макс разрешал на ночь брать в дом. Однажды пес съел забытый Анной на кухне кусок сырого мяса, и Макс, утром узнав об этом, ударил его. Озлобленный зверь, увернувшись от человека, бросился внутрь дома и, ища спасение, вбежал в детскую спальню. Там, наткнувшись на домашнего кролика, питомца девочки, с ходу разорвал его и сожрал. Прямо на глазах у детей. Проглотив последний кусок, пес медленно повернул голову в их сторону, буравя голодным взглядом. Девочка и мальчик сидели на кровати прижавшись друг к другу и захлебывались от визга, пока в комнату не ворвалась не меньше их перепуганная мать. Получив от нее по заслугам, пес зло огрызнулся и бросился вон из комнаты. Макс, узнав в чем дело, к удивлению Анны не стал его наказывать. И не раз в тот день он поглядывал на собаку, чему-то довольно ухмыляясь.
Анна потребовала убрать пса из дома, и Макс послушался. Но когда женщина и дети на неделю уехали в город, он вернул собаку в дом. И едва за это не поплатился в первый же день. Вечером, опустошив свой бар на две бутылки бренди, Макс, идя спать, перепутал комнату с кладовой. В темноте, за что-то зацепившись, он упал и опрокинулся на спину, больно ударившись затылком. Со стоном приподнялся на локте и прислонился головой к стене. В полудреме он какое-то время лежал в этом положении, когда со стороны входа в кладовую услышал тихое, но злобное рычание. Открыв глаза, фермер встретился с горящим взглядом своего измученного голодом пса. Человек и зверь молча смотрели друг другу в глаза. Первым не выдержал человек. Отвернувшись от собаки, Макс, строгим тоном, как ему показалось, приказал:
– Пошел вон.
Но пьяный, визгливый голос не оказал ожидаемого результата. Пес даже не пошевелился. Власть хозяина над его зверем исчезла. Понял ли это в ту минуту уже начавший трезветь фермер или нет, но здесь, один на один с замученной им собакой, он испытывал настоящий ужас. И этот ужас, перемешавшись с дневными страхами, заморозил его мозг, сковал мышцы. Но Макс все же сделал попытку пошевелиться. Пес предупреждающе зарычал. Фермер вдруг понял, что сейчас собака вопьется ему в горло. И тогда человек вновь посмотрел зверю в глаза. Если бы животное обладало хоть крупицей разума, увы, а может и к счастью, не подаренного ему природой, оно бы удивилось насколько теперь изменился взгляд его перепуганного хозяина. Бушевавший в глазах Макса параноидальный страх оттеснила бешеная злоба. И, стиснув зубы, не совсем осознавая, что он делает, человек медленно протянул псу свою левую руку.
Когда Марта с детьми вернулась из города, она увидела, что у мужа перебинтована рука. А сам он стал мрачней, чем обычно. Тогда же, сославшись на жару, Макс выразил желание спать отдельно в гостиной, где и правда, было прохладней.
Но, видимо, смена места сна облегчение фермеру не принесло. Наоборот. Он побледнел, осунулся и точно ослабел. И, как казалось Анне, слабел он с каждым днем все больше, как если бы был неизлечимо болен. Женщина с недоумением видела, как ее муж на закате дня с какой-то необъяснимой тоской смотрит на заходящее солнце. Но вместе с тоской она замечала в его глазах и угрюмую решимость.
Однажды утром у фермера появилась повязка и на ноге. На расспросы жены Макс отвечал уклончиво. Тогда женщина твердо решила выяснить, что происходит с ее мужем. Той же ночью она пришла в гостиную. Макса в постели не было. Прислушавшись, женщина услышала невнятное бормотание из кладовой. Приблизившись, она расслышала голос мужа.
— Защитник, тебе нужно мясо, я знаю…– незнакомым ей сдавленным шепотом говорил он.
Заглянув внутрь, Анна увидела жуткий ритуал кормления собаки. Макс разматывал на своей ноге тряпицу, а пес нетерпеливо крутился возле него, в ожидании своего кошмарного ужина. Обнажив ногу, фермер резким ударом ножа сделал себе надрез вдоль икры. Брызнула кровь.
Анна завизжала. Пес, не обращая внимания на женщину, с урчанием принялся грызть пищу, брошенную ему хозяином.
– Что же ты наделал Макс…– со стоном отчаяния воскликнула женщина, с ужасом смотря на мужа, боясь подойти к нему.
– Я отдаю нашему защитнику свою плоть, и мой дар вернется к нам и преумножится…– запинаясь, отвечал фермер, блестя лихорадочными глазами на свою жену.–Теперь никто не посмеет посягнуть на нашу землю и жизни…Никто…Наш враг больше не посмеет…
– Макс, у нас нет никаких врагов. Ты их выдумал. Прости…– женщина замолчала, напуганная ненавистью, вдруг вспыхнувшей в глазах мужа. Яростно перекосив рот, фермер хотел что-то сказать, но потерял сознание и упал на пол.
Проснулся Макс поздним утром в их спальне в кровати. Нога было плотно перевязана. Возле себя он увидел бледную Анну.
– Макс, ты болен, тебе нужен врач, – сказала женщина, положив свою ладонь ему на руку.– Я схожу в деревню.
– Не смей! Они там все заодно,– слабым, но злым голосом заговорил фермер. – Им всем нужна моя земля. Не дам!
– Я пойду.
– Не смей!
– Там смогут тебе помочь,– сказала Анна и пошла к двери.
– Как помогли уже тебе? Как помогли зачать этого ублюдка? – с ненавистью прошипел Макс.
Не понимая, о чем он говорит, женщина остановилась и повернулась к нему с удивленным лицом.
– Думала, я не догадаюсь, что это не мой сын? Мой сын не был бы таким слабаком,– уже плохо соображая, что он говорит, фермер уже не мог остановиться и продолжал выкрикивать обвинения одно нелепей другого.
Анна в слезах выбежала из комнаты.
Макс смог встать на ноги лишь к вечеру. Анна избегала его и в течение дня не навещала, отправляя к нему дочь. Но и в деревню женщина так и не пошла.
Макс долго просил о прощении, и женщина, выслушав, наконец, его извинения, сказала ему печально:
– Ты стал другим, Макс. Ты изменился. Ты не был таким грубым и жестоким.
– Я просто немного устал,– признался фермер.– Но все изменится. Все будет как прежде, я обещаю тебе. У нас теперь будет защитник, и нам некого будет бояться.
– Не знаю…– женщине хотелось верить. Она не хотела смириться с тем, что ее мир окончательно разрушен.
– Так будет, Анна. Но только поклянись мне…поклянись мне, что не пойдешь в деревню. Они не должны узнать о нем. Они убьют его, пока он еще слаб. Поклянись, Анна!– исступленно глядя на жену, требовал Макс.
– Хорошо,– тихо ответила женщина, отведя взгляд.
Макс продолжал слабеть. Теряя свою жизненную силу, он словно делился ей со зверем. И зверь, впитывая ее, становился другим.
Он увеличился в размерах. Уши, став больше и шире, отвисли. Челюсти стали плоскими и огромными, зубы заострились. Тело вытянулось и изогнулось. Позвонки уродливыми наростами выступали на спине. Хвост укоротился и потолстел. Передние конечности стали длиннее, и складывалось ощущение, что теперь зверь ходит на задних лапах, помогая передними. На лапах, на теле наросло мясо. Шерсть поредела, на лопатках и на затылке выпала полностью. Отвратительней всего, что эта тварь все еще напоминала собаку. Хотя ее широкая зубастая пасть с высунутым языком и капающей слюной, и особенно маленькие равнодушные и вечно голодные глазки, скорее змеиные, чем собачьи, делали пса больше похожим на какого-нибудь голодного демона, чем на живое существо. На своих хозяев эта тварь, даже если была сыта, смотрела как на кость, которую предусмотрительный пес надежно и старательно прячет, чтобы чуть позже, одним днем, разгрызть в одиночестве. И этот день настал.
Анна, больше не в силах выносить творящийся в ее доме кошмар, все же решилась уйти с детьми в деревню. Когда они собрались и вышли из комнаты в прихожую, то увидели там лежащего на полу Макса. Совсем уже потерявший силы, минувшей ночью он не смог покормить своего зверя и теперь тот голодным кружил рядом, поглядывая на своего хозяина. Увидев женщину и детей, тварь молча стала надвигаться на них. Анна, спрятав детей за собой, в ужасе ожидала нападения. Зверь медленно приближался.
– Иди…сюда…– очнувшийся фермер навалился на пса, обхватил его шею и с усилием повернул голову к себе. Прижав жуткую пасть к своей груди, Макс нашел своим затуманенным взором Анну:
– Чердак…
Женщина, поняв мужа, быстро приставила лестницу к потолку, взобралась и открыла люк на чердак. Спустившись, она отправила вверх по лестнице детей, поторапливая их и со страхом оглядываясь на Макса и на зверя. Забравшись вслед за детьми, Анна попыталась втянуть лестницу наверх, но уронила. Та с шумом упала. Пес вырвался из ослабленных объятий своего хозяина и прыгнул к потолку. Но не достал и только зарычал в бессилии.
Анна, стояла на коленях в проеме люка и смотрела вниз. Закусив кулак, она затряслась телом от сдерживаемых рыданий при виде своего умирающего мужа. Пес резко прыгнул еще раз и едва не задел ногу женщины. Анна, плача, закрыла люк. Осматривая, вытирая слезы, чердак, она увидела небольшое окошко, ведущее на крышу. Анна подошла к нему, открыла и сразу же убедилась, что оно слишком мало. Значит, ей и детям не выбраться отсюда и ждать помощи неоткуда. В отчаянии женщина села, обхватив голову руками.
– Мама…– возле матери присела дочь и обняла ее.
Так они и сидели, пока какой-то шум не привлек внимание обеих. Подняв голову, Анна увидела, как ее маленький сын пытается дотянуться до окошка. Женщина стремительно подбежала к ребенку.
Макс снизу услышал на крыше какой-то шум, словно по ней карабкался маленький человечек. Зверь почуял тоже и, насторожившись, стал слушать. Шум приближался к краю крыши, где была пожарная лестница, спускающаяся на землю, и пес глянул на входную дверь. Макс, проследив за его взглядом, подполз к двери и с усилием надавив на засов, задвинул его.
– Ты не получишь его…не получишь моего сына,– в полубреду шептал фермер. А затем вновь впал в беспамятство, прислонившись к двери. Макс еще раз ненадолго пришел в себя от сильных ударов в дверь и последовавшими вслед за ними криками:
– Макс! Анна! Откройте!
Фермер понял, что это пришли люди из деревни. Мстительная улыбка на мгновение коснулось его потрескавшихся обескровленных губ, а фанатичные глаза злорадно блеснули. Сознание Макса уже угасало, но последняя его мысль была ему приятна и успокоительна. Он подумал о том, как коварный враг сам, своими усилиями, сейчас накажет себя за свою жадность и ненасытность, выпустив Зверя.
