Жизнь прекрасна

 

                                                     От прочитанной мною в 1964 году повести «Далёкая

                                                Радуга» осталось на всю последующую жизнь ощущение

                                                бесконечной потери. Леонид Горбовский не должен был

                                                погибнуть, как не должны были погибнуть его экипаж и

                                                прекрасная планета нуль-физиков! Думаю, это была потеря не

                                                только для меня, но и для всех читателей Стругацких… И все

                                                эти долгие годы в моей голове совершенно необъяснимо

                                                хранился выдуманный сценарий счастливого исхода для моего

                                                – да и не только моего! – лучшего героя Мира Полудня.  

 

 

 

                                                 «…мне это незнакомо. Я, Матвей, никогда не был одиноким.

                                                   - Да, - сказал Матвей. – Сколько я тебя знаю, вокруг тебя всё

                                                  время крутятся люди, которым ты позарез нужен. У тебя

                                                  очень хороший характер, тебя все любят.

                                                   - Не так, - сказал Горбовский. – Это я всех люблю. Прожил я

                                                  чуть не сотню лет и, представь себе, Матвей, не встретил ни

                                                  одного неприятного человека.»

                                                                      «Далекая Радуга» - Аркадий и Борис Стругацкие 

  

 

   « - Как дела на том свете? – спросил Горбовский.

      - Там темно, - сказал Камилл. Он помолчал. – Сегодня я умирал и воскресал трижды...»

    Горбовскому несколько раз пришли на ум эти слова Камилла, после чего он по-настоящему очнулся и стал ощущать нечто новое в своём окружении. Он лежал на чём-то мягком и удобном. Осторожно приоткрыв глаза, Горбовский ничего не увидел, было довольно-таки темно и достаточно прохладно. На память ничего не приходило, кроме старой истории о Чёртовой Дюжине, после которой Камилл остался живым в единственном числе. Как раз в том самом разговоре Камилл признался, что опыт не удался и вместо состояния «хочешь, но не можешь», получилось «можешь, но не хочешь». Будто в отдалении Горбовский услышал свой собственный голос: «Да, я понимаю, дружище. Мочь и не хотеть – это от машины. А тоскливо – это от человека». Затем Горбовский вновь потерял сознание…

 

      Лайнер-звездолёт «Стрела» опустился на космодроме, когда на планете было уже светло, маленькое солнце Радуги освещало покрытые снегом и пеплом поля, леса и построенные людьми здания и сооружения. Уже после выхода из деритринитации экипаж из срочных посланий узнал о трагедии, постигшей планету нуль-физиков и сделал попытку ускорить прибытие. Они выиграли целых два дня, но это ничего не дало. Теперь оставалось надеяться на чудо: кто-то мог остаться живым в закрытых помещениях нижних этажей или в спешно подготовленном убежище под землей.

      Перед посадкой Антону Быкову пришлось потерять несколько часов на стыковку с находящимся на орбите у Радуги десантным звездолётом «Тариэль – Второй» и заняться его разгрузкой. На родную планету отправили только самых маленьких детей с воспитателями, а также рожениц. И ещё пришлось усилить экипаж «Тариэля» опытным пилотом для отсутствия проблем при возвращении на Землю.

      А на «Стреле» теперь находились из пассажиров в основном школьники, они не знали, радоваться им, что возвращаются на Радугу, или огорчаться из-за возможной гибели родителей. Попросилась обратно и жена директора Радуги – Евгения Вязаницына с сыном Алёшей. Она почему-то была уверена, что с мужем всё обошлось и можно будет остаться с ним. Вязаницына добилась встречи с командиром и заявила: «Я лучше вас знаю Матвея, он наверняка жив и ждёт Алёшу. Считаю себя очень виноватой перед мужем, не понимала его!». Против слёз женщины возражать не стали…

      Вскрыв входной шлюз, члены экипажа удивлённо взирали на тихий пейзаж за бортом. Было очень светло и необычайно безлюдно. Снега на земле оказалось не так уж много - к тому же он интенсивно таял. А пепла – ещё меньше, ноги утопали всего лишь по щиколотку и сразу становились мокрыми и грязными. Отойдя от звездолёта на несколько шагов, Быков со своими помощниками долго разглядывал карту Столицы и решал, где начать поиски в первую очередь. К их удивлению здания были в основном не повреждены, только часть стекол на окнах полопалась. Становилось всё теплее, не похоже было, что несколько дней назад здесь произошли трагические события, скорее всего закончившиеся гибелью людей. Тогда же здесь прошёл изобильный снегопад и резко упала температура окружающего воздуха. Кое-где виднелись пятнами на мокром снегу разбросанные порывами ветра картины, выполненные художниками Радуги и оставленные ими у деревьев перед самым началом апокалипсиса.

      Быков, Потапченко и Тайсон прошли вперёд мимо здания Советов и сразу заметили почти уже оттаявший купол кессона убежища.

    - Вот здесь! – сказал Антон и остановился. Через полчаса им удалось вскрыть двойные двери, применив захваченный на «Стреле» подсобный инструмент. Земляные ступеньки вели вниз с просторному залу. Освещение здесь практически отсутствовало, наверное, совсем разрядились аккумуляторы. Без фонаря только с трудом можно было разобрать, где рядами расположены люди. Они лежали на обычных матрацах и выглядели спящими. Видимо, каждому ввели специальную питательную смесь и снотворное.

    - Михаил! – обратился Антон к Потапченко. – Начинай с первого ряда, а мы с Диком тебе поможем. Как только персонал Радуги начнёт приходить в себя, пусть принимает участие в работе с остальными.

      И вскоре подземное убежище пополнилось новыми голосами – в основном голосами нуль-физиков и нуль-Т-испытателей.

 

      Окончательно Горбовский очнулся в тот момент, когда Быков регистрировал в журнале девяносто пятого спасённого.

    - Леонид Андреевич! – обратился к нему Антон, улыбаясь. – Не скрою: несколько последних дней у меня появлялись печальные мысли, что мы вас совсем потеряли…

    - Быков? – спросил Горбовский, приглядываясь в полутёмном помещении к звездолётчику. – Узнаю по голосу. Молодцы, успели всё-таки! А потерять меня, голубчик,    всегда было сложно…

     

      Выбравшись наверх, Горбовский с интересом огляделся и остался доволен состоянием окружающих убежище зданий. Появляющиеся вслед за ним люди спешили по своим делам, им нужно было начать восстанавливать постройки, собирать брошенные впопыхах дорогостоящие приборы, перевозить их и монтировать на прежних местах. Радуга на глазах готовилась к продолжению функционировать в установленном режиме.

    - Леонид!

      Горбовский оглянулся и увидел запыхавшегося директора планеты.

    - Что, Матвей? Пришлось нам с тобой, как медведям, в спячке побывать! Ты, видно, торопишься кабинет подготовить к работе?

    - Нет, Леонид! Вначале до звездолёта доберусь. Быков мне сказал, что Женя с Алёшкой вернулись. Не поверишь, как я по ним соскучился... – Вязаницын быстро забрался в брошенный кем-то пикап, убедился, что он на ходу, и помчался на космодром. Горбовский остался один среди спешащих по своим делам жителей Радуги. Лично ему спешить было некуда, потому что его родной десантный сигма-Д-звездолёт «Тариэль - Второй» добирался до Земли без хозяина, доставлял на неё детей с этой сумасшедшей планеты нуль-физиков. А командир «Тариэля» временно остался безработным. Он прошёл до площади перед зданием Совета и присел на начавшую просыхать оригинально покрашенную пёструю лавочку. Было интересно смотреть на расходившихся в разные стороны людей. Многих из них он встречал около своего звездолёта во время раздачи ульмотронов. С Горбовским вежливо здоровались, но надолго около не задерживались. Исключение составили только трое. Вначале с ним рядом присел крупный красивый парень, в котором Горбовский сразу признал Склярова. Лицо у красавца было понурым, показалось, что ему во чтобы то ни стало требовалось выговориться.

    - А где ваша девушка? – вежливо спросил Горбовский и поглядел по сторонам.

    - Девушка меня окончательно бросила!

    - Так вот сразу?

    - Да не то, чтобы сразу, - замялся Скляров. – Поймите, я же хотел, как лучше! Ведь всё равно кто-то должен был погибнуть… А вышло совсем наоборот!

    - Не погибли? – сразу заинтересовался Горбовский. Скляров покачал головой:

    - Дети в тот раз остались в зоне подступающей Волны вместе с главным нуль-испытателем Габой, а Таню я силой доставил в столицу к «Тариэлю». Габа играл с детьми в лесу, и они наткнулись на какие-то самые первые, давно заброшенные постройки на Радуге. Похоже, там был когда-то наблюдательный пункт покойного Лю Фынчена, стоявшего у истоков нуль-физики. Детишкам удалось выжить, и сейчас они с Габой добрались на «грифе» сюда. Теперь Таня с ними, а я для неё перестал существовать…

    - И что же ты будешь делать, Роберт?

    - Я в общем-то уже смирился, Леонид Андреевич! Одно для меня неясно: с ребенком-то как ей быть?

    - С каким ребенком?

    - Беременна она… Сын у Тани родится. Мой сын! – гордо произнес Скляров.

      Горбовский промолчал, он не мог помочь этому парню даже советом. Скляров теперь должен был решить всё сам!

 

      Через полчаса после незадачливого папаши Склярова к лавочке подошёл главный нуль-физик планеты Ламондуа, именно он вёл все работы по проблеме переброске материальных тел сквозь пространство.

    - Можно, Леонид Андреевич? – спросил он, указывая на место рядом с Горбовским. Усевшись, Ламондуа вежливо сообщил:

    - Вы совершенно правильно сказали недавно на площади, когда собравшиеся коллективно решали, кого спасать надо. Действительно: наше будущее – дети. Про них надо было думать, а не о нас… И пользуясь появившейся возможностью, я хотел бы именно перед вами извиниться за свою эмоциональную речь, в ней акценты мною были неправильно расставлены. Со стороны это выглядело, наверное, чудовищно…

    - Не переживайте, Этьен! Вам ещё долго жить, и вы обязательно исправитесь, я в вас верю. Успехов вам в научных изысканиях! Мы – звездолётчики – с нетерпением ждём новостей из вашего Института пространства. Да, позвольте уточнить про удачную первую переброску человека к Земле – это на уровне сплетен? Или…

    - Нет, это не сплетни, - горячо запротестовал Ламондуа, - только перед катастрофой подробно разбираться времени уже не оставалось. Вы же видели, как быстро сходились южная Волна с северной? И после старта пришлось срочно заняться консервированием оборудования! Теперь начнём выяснять, что мы раньше делали не так? Почему удался именно этот опыт? Ведь человек мгновенно добрался до места, и никаких извержений на полюсах не произошло…

 

      Горбовский хорошо устроился на лавочке, ему было очень уютно на солнышке, и он жалел, что сегодня не было зеленой травки и полевых цветов. Под пеплом и оставшимися комьями снега ничего разобрать было нельзя. Деревья вдоль площади не имели листьев, как будто моментально наступила зима. Но жизнь всё равно оставалась прекрасной… Он теперь хорошо вспомнил тот последний час, когда всех людей, разбредшихся перед апокалипсисом по закоулкам Столицы, ушедших к морю и в степь, начали срочно собирать и свозить к готовому убежищу. Как с каждым человеком коротко беседовали и отправляли на лежаки, приготовленные здесь же. Жаль, что около десяти человек   слишком далеко удалились от Столицы – пешком и вплавь - и их не успели найти…

      Во время обеда у Матвея в кабинете Горбовский поинтересовался, не встречал ли он членов экипажа «Тариэля» Валькенштейна и Перси Диксона.

    - Помню, что Марк твой в обнимку с Александрой Постышевой пару часов назад проходил мимо здания Совета. Боюсь, что с тобой на Землю он уже не вернётся.

    - Это ещё почему?

    - А вот ты бросил бы такую женщину? Променял бы её на чёрный бездушный космос?

    - Да, точно – бездушный…

      Было заметно, как Горбовский пригорюнился - хорошего штурмана не сразу найдёшь.

    - А Диксона, к сожалению, не встречал. И в списках спасённых он мне не попадался.

    - Придётся мне, Матвей, с тобой на Радуге остаться, - неожиданно сказал Горбовский. – Где-нибудь в мировых новостях сообщат, что известный Д-звездолётчик сменил профессию, решил стать сторожем. А что? Звездолёт исчез, экипаж меня бросил… Буду следить за чистотой убежища и сторожить его. Вдруг Ламондуа с Миляевым и Аристотелем ещё что-то авральное выдумают, убежище и пригодится! Рядом с кессоном поставлю лавочку и буду лежать, а ты с Алёшкой будешь соки мне носить.

      Дверь отворилась и вошёл Марк Валькенштейн. Он сразу присел к столу:

    - Я подумал, что здесь не откажутся накормить проголодавшегося звездолётчика?

      Горбовский сразу спросил:   

    - А что же Али Постышевой не видно? Девочка, наверное, тоже проголодалась?

    - Леонид! – начав сразу насыщаться, ответил Марк. – Она, как человек, влюблённый в свою работу, остаётся здесь. Да и я себя без «Тариэля» не представляю, привык пересекать бездонное пространство. К тому же посчитал, что ты скучать без меня будешь! Разве не так?

 

      Они втроём вышли из здания и прошли по улице. Горели наружные фонари. Снега уже давно не было, хорошо просохло, было очень тепло, в воздухе, словно на Земле, начинало пахнуть весной.

    - Ты, Матвей, постарайся, чтобы на Радуге больше ничего не случалось! – попросил Горбовский.

    - Обещаю. Все силы приложу. Кстати, Марк, Леонид! Дома меня Алёшка с Женей ждут. Может быть, и вы - к нам?

    - Нет, - сказал Горбовский, - мы с Марком здесь походим, подождём всё-таки Перси Диксона. Вдруг объявится, у него такое бывает… Затем у тебя в соседнем кабинете и переночуем, я туда заглянул и нашёл, что там нам будет очень удобно.

    - Посмотрите, что это? – неожиданно вскричал Валькенштейн, указывая рукой под ноги. Там что-то шевелилось рядом с ним. Внимательно всмотревшись на газон у дорожки, Вязаницын восторженно вскричал:

    - Красная зерноедка! Друзья, зерноедка в степь возвращается… Значить будем жить!  

Похожие статьи:

Рассказы → правка

Рассказы → По прозвищу "Хирург"