В голове у Карли порхают какие-то существа. Она будто воочию видит эти хрупкие крылышки, тонкие усики, двойные брюшки, слышит этот пронзительный писк, в котором есть что-то от ветра и от свиста пуль, она пытается понять, что это за существа, но тщетно.
Облака ли это, что редко показываются в зеленоватом небе над вечно пыльным, бежевым, вооружённым до зубов Велеоном?
Крошечные ли роботики, которых из останков погибших роботов мастерит злая Ластриджи, когда Роми не пускает её в ночное дежурство?
Может, это какие-то ожившие мысли Карли, давно мечтавшие стать материальными и превратившиеся в нечто невиданное?
Карли улыбается, когда представляет свои мысли невиданными. Вот бы Роми и Ластриджи заглянули к ней в голову! Что бы они сказали, когда увидели эти крылышки, что бы подумали, когда услышали этот тоненький писк, что бы сделали, когда…
Девочка вздыхает: она слишком много времени проводит одна. Роми целыми днями воюет на другом конце города, Ластриджи руководит обороной северных кварталов, а Карли сидит дома, играет с роботами и рисует углём на стенах своей маленькой комнатки.
Рисунки у неё тоже странные. Она не знает точно, что рисует, но на Велеоне, говорит Роми, такого нет.
А ещё она боится войны.
В то утро в центре города шёл непрекращающийся бой, и чтобы заглушить грохот разрывающихся снарядов, Карли зажимала уши ладонями. Она также опустила противоминные ставни на окнах, но это не слишком-то помогло. Под конец девочка попыталась укрыться от шума под одеялом, но вместо этого внезапно услышала тоненький писк.
«Снова эти», – подумала она обречённо.
Существа в голове были, конечно, забавными, но если бы она могла понять, кто они…
«Пусть придёт Роми, и тишина вернётся, – продолжала думать Карли. – Или забежит Ластриджи, чтобы взять новую «мкару», и скажет им, чтобы не шумели».
Ластриджи соглашалась верить в то, что в голове её маленькой сестрёнки живут какие-то чудики, но иногда Карли казалось, что она считает чудиком саму Карли. Ведь разве это не странно: велеонка, пусть даже десяти лет от роду, боится грохота взрывов, свиста пуль, пения рикошетов и стона обваливающихся домов! Как же она дальше собирается жить здесь?!
А вот Роми не слушал младшую дочь. Будучи единственным скабаром в семье, он не находил времени на то, чтобы объяснить девочке суть вещей. А суть вещей состояла в том, что женат он был дважды, первый раз – на скабаре Ластриджи, настоящей велеонке, сильной, упрямой, гордой, а второй – на скабаре Карли, джулиетянке по происхождению. Если Ластриджи от её погибшей в бою скабара достался характер, то маленькой обладательнице головных жильцов перепала только фотография. Простенькая такая фотография, переломленная как раз в том месте, где улыбались глаза запечатленной на ней женщины. Роми говорил, что на Джулиете её назвали бы матерью Карли.
– Но мы не на Джулиете, – добавлял он. – И постарайся понять, что её давно нет, а Велеон – вон он, за окном. Что тебе дороже – прошлое или будущее?
Карли было всего десять лет.
– Будущее, Роми, – обычно отвечала, если не молчала, она.
Итак, утро было в самом разгаре, десять ближайших боёв – в разгаре ещё большем, а Карли так устала зажимать уши ладонями, что, бессильно уронив руки на колени, сидела у окна и смотрела вдаль. И всё бы ничего, да только в голове у неё царили настоящие танцы, и с ними ничего нельзя было поделать.
И тут она увидела женщину.
Нет ничего странного в том, чтобы днём на улице увидеть женщину, если только вы не живёте на Велеоне, где и шагу нельзя ступить без вооружённого отстаивания своих земель. Тут вы не выйдите из дома без бронежилета и шлема, не пройдёте и пары шагов без «мкары» или «робу», не станете отвлекаться на красоты зелёного неба и бежевых песков. Соблюдайте правила военного времени, и доживёте до трёхсот, а то и более, лет.
Тем не менее, сейчас по улице мимо дома Карли шла совершенно безоружная женщина и напевала.
Напевала!
Девочка от удивления уставилась на незнакомку, не в силах сообразить, что её больше поражает в ней: отсутствие оружия, пение или тот факт, что та идёт, не таясь, прямо по центру улицы, хотя все нормальные велеонцы, желающие дожить до преклонных лет, пользуются армакадами – траншеями вдоль дорог.
Где-то близко прогремел взрыв, на дорогу посыпались осколки стекла и металла, и Карли невольно выкрикнула:
– Берегитесь!
И тут же зажала рот ладошкой: чего это она кричит средь бела дня, как будто бы случилось невесть что? Подумаешь, соседи лишились сарая! Новый построят.
Женщина, которая и не подумала укрываться от осколков, остановилась напротив окна с замершей в нём девочка и спросила:
– Это ты мне?
Голос у неё был мягкий. У велеонок таких голосов не бывает.
Карли кивнула. Ей, смотревшей во все глаза, казалось, что незнакомка как будто светится.
– О, не переживай, мне трудно причинить вред, – сказала женщина. – Пойдём-ка лучше выпьем чаю.
Девочка удивлённо моргнула.
– Чаю?
– На Джулиете любят этот напиток. Твоя мама ведь была джулиетянкой, верно?
– Да, – сказал Карли. – Откуда вы знаете? Вам Роми сказал?
– Нет, не Роми. Я сама знаю. Ну, идём?
– Я бы с удовольствием выпила чаю, – призналась девочка, – только… я боюсь выходить. Мне кажется, я могу пострадать.
Так обычно говорил Роми, мрачно глядя на своё странное дитя: «Не выходи из дома, если боишься пострадать».
– Мы будем идти осторожно, – пообещала женщина. – Тут недалеко. Заодно разберёмся с теми хитрюгами, что живут у тебя в голове.
Ну, это не укладывалось уже ни в какие рамки!
Карли кивнула, поспешно слезла со стула и пошла к двери. Впервые за свою недолгую жизнь она переступала порог дома одна.
Когда солнце опустилось за бежевый горизонт, вернувшиеся Роми и Ластриджи с удивлением застали Карли выполняющей обязанности домашних роботов. Девочка порхала туда-сюда: брала у взрослых оружие, расставляла и раскладывал его по местам, помогала Ластриджи освобождаться от тяжёлого бронежилета, а Роми – от подкованных металлом сапог. Глаза Карли блестели, словно ясной ночью звёзды.
Стоило семейству сесть за стол, к накрытию которого приложила руки и девочка, как она заявила:
– Это бабочки!
– Бабочки? – переспросил Роми.
– Что такое бабочки? – не поняла Ластриджи.
– У меня в голове. Бабочки. Лоция сказала, что это бабочки, потому что именно у них есть усики, двойные брюшки и цветные крылышки.
– Лоция? Кто такая Лоция? – спросил Роми.
– Она живёт в соседнем квартале, в десяти домах от нас. Сегодня я была у неё в гостях, и она рассказала мне о бабочках.
– Ты выходила из дома? Одна?
Роми строго смотрел на младшую дочь. Та на мгновение стушевалась, но потом вспомнила, где и с кем провела день, и с новым воодушевлением сказала:
– Не одна, Роми. С Лоцией.
– Ты, наверное, имеешь в виду сумасшедшую Крами, что как раз живёт в соседнем квартале, – произнесла Ластриджи. – Эта женщина способна заболтать и мёртвого.
– Но её зовут Лоция…
– Не удивлюсь, если она и имя регулярно меняет. Мне, конечно, не понять, зачем она это делает, но что взять с сумасшедшей!..
– Значит, ты вышла из дома среди дня, чтобы сходить в гости? – уточнил Роми.
– Да, – просто сказала Карли.
– У вас было достаточно оружия?
– На нас никто не нападал.
– Достаточно?
– Я ничего с собой не брала.
Произнеся эту фразу, девочка вдруг со всей очевидностью поняла, почему Роми спрашивает об оружии.
«Твоя безопасность, Карли, это дань памяти твоему скабару. Не подведи меня».
– Ну, а Лоция хотя бы… – начал было Роми, но Карли опередила его. Сбиваясь и торопясь, она выложила всё, как было:
– Она тоже была безоружна, но мы не пострадали, вернее, нам не от чего было страдать, потому что взрывы были слишком далеко, а Лоция сказала, что я могу выпить чаю, и рассказала о бабочках, а ещё о цветах, и о Джулиете, Роми, Ластриджи, почему вы никогда не рассказываете о Джулиете? Она всё время улыбалась, и совсем не походила на сумасшедшую, и её звали не Крами, это я точно знаю, и ещё у неё в доме полно фотографий, и она называла меня бедной девочкой. Почему я бедная, Роми? У неё белая кожа, странный голос и она смеётся, как бабочка. Она нарисовала мне бабочку, бабочка один в один похожа на тех чудиков, что сидят у меня в голове, я точно знаю, хотя никогда их не видела. И у неё нет совсем никакого оружия в доме.
Когда Карли замолчала, Роми и Ластриджи медленно скрестили взгляды.
Ни один взрыв, ни одна перестрелка не вызывали в них такого опасения.
Похоже, их малышка тронулась умом.
Её отправили спать раньше, чем обычно, но девочка была так возбуждена, что до полуночи не смыкала глаз. Как же им объяснить, что это именно бабочки? Как заставить их заглянуть ей в голову? Рисунки не помогут. Если бы они хоть чуточку верили… Ластриджи-то ещё можно убедить, а вот Роми…
Во сне Карли сидела в маленьком домике со своей новой приятельницей и слушала рассказы о Джулиете. Она почти воочию видела его голубое – не зелёное – небо и чувствовала на своих щеках и лбу свежий ветер. Она заглядывала за горизонт, а оттуда на неё смотрело море. Она никогда раньше не видела морей, и по рассказам Лоции оно представлялось ей огромной чашкой прозрачной воды. Но море тоже оказалось голубым, и это открытие повергло девочку в удивление ещё большее. Она видела цветущие сады, бабочек, белокожих людей, слышала пение птиц, гул пчёл и смех детей. Таких же детей, как она. Безоружных.
До самого полудня Карли сидела у окна в ожидании вчерашней знакомицы и слушала шорох бабочек в голове. Эти существа больше не казались ей странными. Странной была мысль о том, что она раньше не знала, кто они такие. Кто же ещё может жить в голове маленькой девочки!
Время шло, а Лоция не появлялась. Бои велись далеко, но время от времени над домом пролетали бронированные самолёты. Один раз где-то неподалёку, явно в соседнем квартале, что-то оглушительно взорвалось, но Карли только на секундочку зажала уши ладонями и почти сразу отпустила: она ждала, что её вот-вот окликнет Лоция.
Но той всё не было.
Стукнула дверь. Жестяные голоса домашних роботов приветствовали Ластриджи. Карли подумала, что гордится сестрой: вон она какая храбрая, ловкая, меткая, не боится руководить двадцаткой велеонцев, водит их на ночные вылазки. И при этом верит маленькой сестрёнке. Как она умудряется всё это делать?
Пока Карли пыталась понять, почему Ластриджи верит ей, сама Ластриджи заглянула к ней в комнату и сказала:
– Привет, малыш. Скучаешь? Почему у тебя окно открыто?
– Я жду Лоцию.
Ластриджи мгновение помедлила на пороге, потом прошла в комнату, приблизилась к Карли и погладила её по голове. Рука у Ластриджи была тяжёлая, но ласковая. Карли схватила эту руку и прижала ладонь к своей щеке. Она подумала, что, может быть, так ей удастся разгадать мысли сестры.
Велеонка засмеялась и отняла руку. Но потом сразу стала серьёзной.
– Послушай, Карли, может так случиться, что Лоция не придёт, – сказала она.
– Почему? – спросила девочка.
– Соседний с Крами дом взорвали. Думаю, от её жилища тоже мало что осталось. Если она была там в тот момент… ты понимаешь ведь, что это значит?
Карли несколько мгновений не отрывала взгляд от лица сестры.
– Но её звали не Крами, – произнесла она.
– Малыш, никто в городе не стал бы ходить по улицам безоружным, да ещё и приглашать гостей. Опусти ставни, пожалуйста. И сегодня нас не жди: весь клан мобилизуют в пригороде, будем только завтра. Передавай привет своим бабочкам.
Карли опустила ставни. Потом, примерно через полчаса, подняла. Затем снова опустила. Передала привет бабочкам. Для этого она встала со стула, выпрямилась, как принимающий присягу верности клану велеонец, и произнесла:
– Эй, вы, там, в голове, бабочки, моя сестра Ластриджи передаёт вам привет. Она добрая, хотя и воюет. Надеюсь, когда она вернётся, вы передадите ей ответный привет.
Время шло, а за окном ничего не менялось. Лоции как не было.
Картинки и истории, виденные во сне и услышанные от этой женщины, из последних сил сохраняли яркость.
Девочка, уставшая наблюдать зелёное небо и бежевую улицу, обратила взгляд внутрь комнаты. Глаза сразу же уцепились за фотографию, а в памяти встала целая коллекция таких же фотографий у Лоции – таких же, только заправленных в рамки. Почему фотография скабара Карли не заправлена в рамку? Неужели Роми неоткуда её взять?
Карли протянула руку к фотографии и долго смотрела на перелом. Под ним прятались – не хотели прятаться, но у них не было выбора – глаза женщины, которая дала ей жизнь. Как её звали? Роми никогда не говорил. Почему он всегда так мало говорит, а больше сердится? Почему Ластриджи не сердится, ведь она с ним одна кровь?
Перевернув фотографию, Карли посмотрела на старую надпись, смысл которой никому в их семье не был известен. Там среди слов ещё шли какие-то цифры, и Роми говорил, что фразу написала сама скабар девочки. Карли приятно было представлять, что слова эти расшифровываются так: «Моей дочурке Карли Варм, в голове которой живут бабочки, на 3-14 долгую-долгую память». Цифры её не смущали.
Весь вечер север города сотрясали взрывы: где-то там палили из «робу» и носились «перехватчики», где-то там Роми и Ластриджи отстаивали земли клана.
Карли ложилась спать с тяжёлым сердцем. Бабочки в голове у неё притихли, им тоже было непонятно, куда делась идентифицировавшая их женщина, они не знали, как забыть её рассказы о Джулиете и что делать с картинами о вечном мире, которые то и дело всплывали в голове маленькой девочки.
Среди ночи Карли проснулась. Ей показалось, что кто-то позвал её.
Роботы?
Нет, у роботов голоса не такие тихие.
Бабочки?
Они же не умеют говорить, а только трепещут крылышками и шевелят усиками.
Девочка посмотрела на плотно закрытое ставнями окно. Тишина подсказала, что голос в ночи ей почудился.
Но не успела Карли улечься, как со стороны окна послышался громкий шёпот и как будто даже постукивание.
– Карли, Карли, – звал кто-то.
Девочка не боялась ничего, кроме войны. Вряд ли война настолько вежлива, чтобы стучать в окно.
Выбравшись из кровати, Карли подошла к окну и подняла ставни. В следующее мгновение радостный вскрик вырвалось из её груди:
– Я знала! Я знала, что Крами – это не вы! Я ждала вас весь день!
Стоявшая под окном Лоция снова была безоружна, и снова улыбалась, и снова в чертах её лица крылся Джулиет. Карли увидела, как лунный свет играет на её коже, и невольно залюбовалась этой игрой.
– Я знаю, моя хорошая, – произнесла женщина, – но я посчитала, что ночь – лучшее время для визита.
– Разве вы не спите ночью?
– Нет. Я вообще никогда не сплю.
– Как же такое может быть?
– Не думай об этом. Сейчас в городе тихо, безопасно, а луна полная. Не хочешь прогуляться за город, в пустыню?
– О, но ведь в пустыне ничего нет!
– Так есть песок. На песке хорошо рисовать море и бабочек.
Глаза девочки загорелись. Море! Бабочки!
– Я сейчас, – сказала она.
Бросившись одеваться, Карли вдруг подумала о том, что Роми говорил о безопасности. Ни шагу без «мкары», да? Но «мкара» слишком тяжела для десятилетнего ребёнка. Для такого, по крайней мере, как Карли.
Тогда она взяла фотографию и спрятала её на груди. Если бы скабар – мама – Карли была жива, она бы защитила свою дочь, правда?
Домашние роботы не слышали, как девочка выскользнула из дома.
Выбежав на середину улицу к своей приятельнице, Карли сказала:
– Я готова.
И они пошли вниз по улице, вдаль, вдаль, через лунную ночь, туда, где улица превращалась в пустыню. Выйдя за пределы города, они прошли ещё немного, пока не достигли бежево-золотых дюн; там они сели прямо на песок и стали рисовать море. Над морем летали бабочки.
Вдруг Лоция спросила:
– А как звали твою маму?
Сухая веточка, которой Карли рисовала крыло, замерла в руке девочки.
– Я не знаю, – призналась она.
Вдруг по песку скользнула огромная быстрая тень, и в уши им ударил гул двигателя «перехватчика». Карли вскочила, проводила самолёт взглядом – на хвосте его белыми пятнами растеклась вражеская краска – и обернулась на свою спутницу.
– У нас нет оружия, – сказала она.
Разве их двоих сможет защитить фотография?
– Тебе не нужно оружие, – произнесла Лоция.
«Перехватчик» сбросил на город и округу двенадцать бомб. За менее чем полчаса двести кварталов и три пригорода велеонского городка перестали существовать.
Завтра на эту землю ступят хозяева «перехватчика».
– Сюда, сюда! – закричала девушка в форме миротворца. – Здесь ребёнок!
К ней устремились два санитара и высокий белокожий мужчина.
– Девочка жива, доктор, – сказала девушка мужчине, и лицо того засветилось воодушевлением. – Просто занесло песком. Надеюсь, кости целы…. Совсем кроха.
Санитары аккуратно расчистили песчаные наносы, а девушка не менее аккуратно стряхнула песок с ребёнка. Открывшееся светло-зелёное личико казалось спящим.
– Срочно в лагерь, – кратко сказал мужчина. – Остальных ждать не будем: вторая группа сообщила, что город уничтожен вместе с жителями.
Девочку переложили на носилки, и на песок спланировала фотография. Девушка подняла её, с удивлением вгляделась в запечатлённую на ней джулиетянку и, перевернув, прочитала: «Моей Карли на долгую-долгую память. Дедушка и бабушка всегда будут ждать тебя на Джулиете, Эттэгель, ул. Бэйл, 3-14. Лорнеция Варм».
Похожие статьи:
Рассказы → Пограничник
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
