Четверть века «Икар» нёс «Надежду» на орбиту Орфеи сквозь холод и мрак космоса. Но открыть гиперврата от умирающей Земли к новому дому человечества ему суждено не было. Увы, в первобытных океанах молодой планеты плескалась кислота, а атмосферу, не укрытую озоновым слоем, пронзали потоки смертоносного излучения. Возвратиться на Землю «Икар» не мог, как и сообщить ужасную новость. Экипаж утратил смысл жизни.
* * *
За толстым бронированным стеклом танцует дымка, раскалённого полуденной жарой воздуха. Почти осязаемое марево стелется над серой каменистой почвой, обжигая своим прикосновением обломки гранита. Я вижу неровный росчерк обрыва и бледно-голубую бесконечность неба, где-то вдалеке тающую в море.
Передо мной появляется образ Катрин, белокурой девушки, которой уже нет. Она поправляет свою «сбрую» перед выходом в пекло.
Хочу окликнуть её, но она сама оборачивается.
– Смелее! – шепчут её губы.
Киваю.
– Я жду тебя ровно час, Стефан, – раздаётся в крохотном наушнике голос Ники. Пугаясь его, видение Катрин исчезает.
Ника выбрала свою судьбу: заточение длиною в жизнь на борту «Икара». Мне же выбирать не приходится, я уйду с Катрин.
Шелест открывающегося люка исчезает в гуле раскалённого воздуха, врывающегося внутрь. Из-за резкого перепада давления меня мутит, а в ушах – звон.
Когда жар затапливает всё вокруг, я выхожу. Кожа на лице натягивается, кажется ещё чуть-чуть, и она лопнет от палящих лучей солнца.
Я осторожно вдыхаю запахи знойного мира. Измождённая земля источает сероводород. Пахнет гарью и чем-то мёртвым.
У края обрыва плавятся в мареве два ярких пятна. Десятиметровые треугольники, оранжевые с белым крылья покорно ждут своих икаров, чтобы вознеся их к Солнцу, неминуемо сгореть, жестоко наказав за дерзость. Даже здесь жар такой, что дакрон почти плавится.
Катрин машет мне рукой. Поднырнув под переднюю левую кромку крыла, она защёлкивает карабин подвески и, легко взявшись за трапецию, приподнимает крылья дельтаплан.
Короткий разбег и Катрин ныряет в бездну. Тело девушки вытягивается параллельно килевой балке и парус крепнет, набирая мощь. Яркое пятно стремительно удаляется, набирает высоту и исчезает.
Мой черёд. Лезу под крыло, закрепляю карабин, затягиваю лямки. Берусь за перекладину и, однако, крякаю – конструкция не так легка, как кажется.
Дрожь возбуждения прокатывается по телу. Всё, нет смысла оттягивать неизбежное. Я делаю шаг к обрыву. Горячий воздух обволакивает меня как желе. Порыв ветра наполняет купол, крылья трепещут как живые.
Лёгкий упругий толчок – безумный прыжок в пустоту. Подомной голубая пропасть, предо мной бесконечная синева. Дельтаплан клюёт носом, голубая чаша переворачивается вверх тормашками, куная меня с головой. Я падаю, не в силах оторвать взгляд от бушующей внизу стихии.
Жутко свищет обжигающий ветер и бешено гонит на берег вспененные волны. Они похожи на табун диких лошадей, в чьи белые гривы вплетены седые всполохи. Они бьются о скалы неумолимо: отступают, снова атакуют, и снова.
– Долгий отрицательный угол тангажа, – раздаётся бездушный голос компьютера.
– Стефан, одумайся, – это уже Ники. В её голосе грусть, приправленная слабой ноткой отчаянья.
Не отвечаю, мне нет дела до обоих: меня зовёт Катрин.
Я слышу её голос далеко внизу, где сердито гудят прибрежные камни, где бросаются на гальку жгучие брызги, где стонут пещеры и гроты. Их песнь завораживает и лишает воли. Плеск, гул, шорох, свист, неравномерные удары волн о камни звучат, точно рифмы – всё звуки слилось в один непрерывный плачь о моей потере.
Пенящийся ад всё ближе. Мне кажется, что дельтаплан Катрин всё ещё кружит над ним, прощаясь со мной. Вот он кренится и, словно решившись, срывается в крутом пике. Яркое пятно дельтаплана исчезает в серой пелене прибоя. Я вижу только острые пики, на них зловеще шипит, испаряясь, кислота.
Ники плачет:
– Стефан, пожалуйста... Не делай этого!
– Почему? Меня ждёт Катрин.
– Опомнись, Стефан, она умерла неделю назад, – кричит Ника.
– Нет же... Она там...
– Там её тело, изломанное и обожжённое.
– Пусть так, но зачем мне жить без неё?
– Чтобы жить! Наперекор всему! – она шепчет, – Потому что я люблю тебя.
«Люблю тебя», – повторяю я, пробуя слова на вкус.
Катрин была горячо влюблена в небо, а умерла в море. Она много рассказывала о невероятном ощущении свободы, на фоне которой секс кажется жалкой каплей плещущих через край чувств. Я вновь представляю её: обнажённая, по щиколотку в бурлящем океане, она улыбается мне и манит. Но сжимаю ручку управления крепче и дельтаплан охотно подчиняется. Расправив крылья, наплевав на законы физики, он выходит из затяжного пике. Ветер подхватывает, его напор так силён, что мне кажется, будто я снова падаю в голубую бездну. Но на этот раз уже вверх.
Я смещаю центр тяжести, кренюсь влево и замираю над бесконечной тёмно-голубой гладью, по которой безмятежно перекатываются маленькие белые барашки. Упиваясь пьянящей свободой, я думаю о том, что пройдёт ещё много лет, прежде чем в океане Орфеи зародится жизнь, и сейчас ему незачем знать, что такое смерть.
– Ника, я вернусь.
Похожие статьи:
Рассказы → Алые паруса
Рассказы → Поплывем до буйка?
Рассказы → Море Спокойствия
Рассказы → Случай в Портофино
Рассказы → Мечта о Море
Я не поняла, если уж планета оказалась не пригодна для жизни, почему экспедицию все-таки послали? Странно как-то лоханулись учёные, что не заметили кислотного моря-океана и отсутствие озонового слоя. А уж мотивация гг от меня совсем ускользнула. Эм, зажму оценку.
Отдохнувшая, довольная отпуском, но сопливая и болеющая. Летом и заболеть( Лох - это призвание 
