– Да ты чё, какая там жизнь?!!! – мой собеседник – грузный носатый дядька под сорок – смачно сплюнул прямо мне на ботинок. – Ты сам подумай: работа-общага, общага-работа, работа-бордель. Вольных баб: раз-два и обчелся, все давно «при деле». А бордель? Ты видел тот бордель?!!! Тринадцать девок от тридцати и выше, расхитанных вдоль и поперек! А цены?!!! Ты видел там цены? Нет, увольте: какая там жизнь – су-ще-ство-ва-ние!
Но мне вовсе не нужен был материал для очерка. Мне на самом деле хотелось понять причину популярности марсианской колонии. У кого не спроси (и этот не исключение) – все хают жизнь там, на чем свет стоит. А возвращаются – единицы. И то, только затем, чтоб прошвырнуться здесь, покидаться длинными «марсианскими» рублями – и назад.
– Так ты навсегда на Землю? – спрашиваю осторожно.
– Не, ни в коем случае, – отвечает тот. – На той неделе назад. Привык, понимаешь. В моем возрасте поздно уже…
– Может все дело…
– В порошочке?
– Ну да, я про «марсианский кокаин».
«Марсианский кокаин» – давно известный полулегальный наркотик. Почему «полулегальный»? Да потому что в одних странах разрешен, в других – нет. Вот у нас, к примеру: «только в строго отведенных местах». Я не пробовал, кстати: дорого очень. Хотя, говорят, ничего опасного: как и у LSD, прямой вред здоровью не доказан, действие – индивидуальное. В общем, хрень, конечно, интересная, но не так, чтобы за нее убиваться.
– Интересуешься? – спросил он хитро.
– Да не так, чтобы… Давай лучше водяры хлебнем. Дорого, поди, там у вас на Марсе-то?
Тот крякнул:
– Да, недешево…
В общем, через пару часов нализался он так, что мама-дорогая. На ногах почти не стоит, но языком еще ворочает. Я тоже – но с трудом, зато память у меня профессиональная: инфу ловлю в любых состояниях.
Тут-то я и рублю его в лоб:
– Вась, или как тя там?
– Петя я, Петя, – отвечает тот без обид.
– А… Я помню, память у меня… это… проф-ф-ф-е-с-сиональная. Я г-гов-ворил, д-да?
– Да.
– Так в-вот, Вась… ой, извини, Петь, брателло. Колись как на духу: чё вы такое нашли на этом вашем Марсе? Медом ш-ш-толи смазано? А?
Молчит, покачивается. Потом говорит:
– Н-не поймешь.
– П-пойму. Я опытный. Я г-говорил уже?
– Г-гов-ворил. В-все од-дно н-не п-поймешь.
– Ты г-говори, а т-там разб-беремся.
– П-порош-шкок, б-брат-тан, над-до пробов-вать на М-марсе, а н-не тут. Ус-сек? Вс-с-се. Э-т-того я т-те не г-гов-ворил. П-понял?
…Я потом долго вспоминал этот разговор. Разбередил этот бродяга мое любопытство до невозможности. Я даже «марсианский кокаин» попробовал – здесь, на Земле, естественно. Нич-чо особенного, я вам скажу: легкие галики с параноидальным уклоном – как и у всех, говорят… Но ведь засели его слова: камнем не выбьешь!
В общем, чудом я прошиб командировку на три дня: обещал редакции и эксклюзивное интервью с Президентом колонии, и репортаж с копей Соломона, и даже тайну древних Марсиан с листа – лишь бы отпустили. Уломал!
… .
О полете что рассказывать? Бытовуха. Одно интересно: с корочками прорвался к пилотам, и те дали пострелять по метеоритам. Вот то было здорово: я – снайпер, оказывается. Но у меня вообще много талантов. Я говорил?
Колония убогая: серые космобараки, столовая, да бордель. Что там смотреть? Месторождения тоже не ахти чего: разрытые карьеры – они хоть и на Марсе – разрытые карьеры. Скафандры неудобные, транспорт – старье. Знаменитая марсианская красная трава, из которой добывают «кокаин» – что-то вроде верблюжьей колючки, да и цвета не красного: скорее рыжевато-бурого. Растет мелкими клочками, перекатывается под ветром: поди поймай! А на один грамм порожка, говорят, надо насобирать три кило: забодаешься собирать!
…Вечером, устав от интервью с этим придурком (одно слово – Президент), я выбрался, наконец, к Васе. То есть к Пете… Ну вы поняли.
– Показывай, – говорю, – действие своей марихуаны или как ее там. Я от любопытства уже скоро окочурюсь.
Тот, надо признать, отнекиваться не стал: отсыпал по полной, показал как вдохнуть правильно. И понеслось!
Скажу сразу: ничё похожего на то, что было на Земле. Сначала – красное все, и вроде даже как неприятно. Но потом… Ребят, как это описать? Ну вот вы путешествуете, например, скитаетесь где-то, а потом возвращаетесь домой – и все ткут родное. Не просто знакомое, а именно родное – то что искал всю жизнь. Титька материнская или в этом духе что-то. Я аж задохнулся весь.
– Вась, – спрашиваю, – а у тебя тоже так, а?
А он смотрит так заговорщически, и говорит:
– Т-сс! Это тайна большая. Ты не говори никому: налетят, паразиты, всю малину изгадят.
А я киваю покладисто так, хотя полчаса назад за такой материал ползарплаты бы не пожалел.
– Ясно, – говорю. – А дальше все также, если по второй?
Тот улыбается загадочно:
– Чтобы все тайны открыть, нужно годами это делать. И с каждым днем все ближе будешь к Главной тайне подступать.
– Ага? – спрашиваю недоверчиво.
– А то! – отвечает тот.
Короче, чё тут рассказывать: остался я. Пашу теперь рядом с Васей. Тьфу, черт, с Петей то есть. И не спрашивайте, как тут жизнь: нету тут никакой нормальной жизни!
Тут суть, что критика могут зальстить, умаслить, подмазать. Чего допустить ни в коем случае нельзя. Критик - особенный человек. У критика свое видение, со стороны читателя, он не автор.
