Где-то на берегу утекающей в вечность реки сидел дух. Он тоскливо смотрел на мутную воду и время от времени легонько шлёпал себя по заднице. Ему тут нравилось: недалеко свинарник, кухня и офицерская столовая. Никто не пристаёт с дурацкими приказами, прапорщик – с утра пьян, свиньям не до него. А тем мириадам жизням, кишащим в реке – дела нет до его места. У них своё, по которому они тоже, надеялся он, шлёпают.
Сказать по правде ему так нравилось нежное, слегка исхудавшее, покрытое маленькими прыщиками место, что он решил еще ненадолго задержаться.
Опоздать он не мог, духам нельзя опаздывать. Ведь всегда найдутся те, кто может посредством кирзового сапога повлиять на течение времени. У духов со временем другие отношения. Если кому интересно, то простое слово «Метнулся» заставляет течение вечности уносить духа раньше, чем тот успеет ответить «есть» и раствориться среди множества таких же, оставив одну ногу здесь, другую, опасливо ощупывая еще незримую твердыню там.
Ладонь на мгновение повисла над покрасневшей кожей… шлёп… шлёп… круги не расходились по гладкой поверхности. Чёрные, рваные в нескольких местах трусы затрудняли движение.
– Разойдись! – быстрое течение смыло крик духа раньше, чем круги разошлись.– Шлёп, шлёп,– руку было не остановить.
Духа парализовало. Нежелание куда-либо идти, поглотили человеческие чувства. «Жрать!» – засосало под ложечкой. Скрученная спиралью вилка настойчиво колола ногу, сквозь нестиранное хэбэ. Горбушка хлеба, притаившаяся рядом с фотографией девушки, грела грудину.
До появления людей, когда дух общался с поросятами, он замечал в своей сущности фрагменты тех ощущений, чужеродные вкрапления которых передавались питомцами визгом и хрюканьем.
– Хрю, хрю,– смачно пошлёпывая по пятой точке, крикнул он.
– Хрю, хрю,– донеслось в ответ.
Духа это позабавило. Раньше, когда он взаимодействовал со стихиями в коровнике, их отпечаток был более ощутим. Но сапоги хотя бы отмывались – слишком далеки были их сущности.
Лень навалились на духа внезапно, прижала к траве, запустила тёплые руки под майку. Ему не хотелось никуда идти, смысл прожитого дня виделся в ладошке и в этом тихом уютном месте.
Река воспринимала это спокойно, зато лексикон прапора пополнялся всё новыми и новыми выражениями: «Хряк - онанист», «Я тебя щас, сука, сам отшлёпаю..», «Ты кому хрю, хрю, сказал, душара?». Ведь чтобы серьезно повлиять на духа требовалось нечто более весомое, чем шлепок по ж…пе даже яловым сапогом.
В глубине сознания, мысли тревожил факт возрастающей диффузии с объектом взаимодействия. В местах укусов комаров кожа покрылась волдырями, мягкий детский пушок поредел, сорок проколов иглой слёзно сочились вакциной от столбняка. Лишь воспоминания о нежных руках медсестры в санчасти придавали шлепкам особый контраст.
– А ведь после свиней придется общаться с людьми!
Дух тяжело вздохнул. Пора. Дежурный по столовой выставил перед дверью бадью с помоями. Из всего этого варева человеческой мысли на протяжении первого месяца службы, рождались побочные эффекты. Понос, сыпь – дело пустяковое, да и не впервой, ведь в этом и заключалась его обязанность по взаимодействию людей и животных.
Запах горохового супа, перемешанного с остатками компота, разбудили еще одно человеческое чувство – любопытство. Дух снова плюхнулся на землю.
«А вот возьму и не пойду! Посмотрим, что из этого выйдет,– подумал он».
Его разум стал застилать тяжёлый сизый туман ароматного киселя, сущность принялась отслаиваться и падать жирными, покрытыми толстым слоем сливочного масла блинами. Слюна обильной пеной полезла смотреть на происходящее. Дух встрепенулся и ринулся к бадье.
– Да ну их со своими принципами! – крикнул он в сердцах.
Наевшись вдоволь, дух стряхнул с лица остатки перловки и потащил харчи подопечным.
