Донор

Оглавление:

Глава 1. Хаос в ночи

Глава 2. Тюрьма

Глава 3. Долина Ручьев

Глава 4. По следам «Сердца»

Глава 5. Сделка

Глава 6. Крысоволк

Глава 7. Голоса прошлого

Глава 8. Кое-что о магах

Глава 9. Память возвращается

Глава 10. Последний шпион

Глава 11. Стать человеком


Эпилог.

 

 

Глава 1. Хаос в ночи

 

В лицо брызнула каменная крошка, ослепляя серым дождем. Он зажмурился, опустив голову обратно на землю. Мир появился секунду назад, ворвавшись в его пустой мозг шипением бластеров, жаром рассекающих воздух импульсных лучей, криками и топотом бегущей толпы. Яркие вспышки выстрелов прорезали ночь, осветив темные силуэты зданий, уходящих в небо. Интуитивно почувствовав опасность, он откатился в сторону, угодив в лужу, зато избежав столкновения с мусорным баком, который с лязгом грохнулся туда, где его тело лежало секунду назад. Отплевываясь от жидкой грязи, он пополз к сухому участку, но сзади что-то упало, и волна мути накрыла его с головой. Пришлось отведать зловонной жижи еще раз.

 – Вставай, не сдавайся! – крикнул кто-то над ухом. Вода забурлила, подогреваемая импульсными лучами, ногу пронзила вспышка боли, а во рту появился привкус крови – не его. Пришлось несколько раз потереть ладонями лицо, чтобы убрать останки чьей-то жизни. Он потряс головой, втайне надеясь, что сейчас на него обрушится поток связных мыслей вместе с памятью, но в конце улицы показались темные силуэты, и разум занялся тем, что диктовали обстоятельства – выживанием.

Стреляли с крыш. Он стиснул зубы и позволил жидкой кровавой грязи накрыть его с головой, надеясь, что его примут за труп. Трюк сработал. Лужу оставили в покое, а в стороне зашипело – словно плеснули маслом на раскаленную жаровню. Люди, прятавшиеся за кучей мусора, бросились врассыпную. Теперь целились по ним. Услышав, что толпа бежит в его сторону, и понимая, что будет неизбежно затоптан, он вырвал тело из жижи и бросился наугад в темноту.

 Над головой скользнул жарящий луч, в щеку впилась кирпичная крошка, выбитая из стены дома. Струйный плазменный бластер класса «Инферно», машинально определил он, меняя траекторию, чтобы увернуться от следующего выстрела. Рядом закапал расплавленный металл, едва не оставив метку на плече. Наверное, заряд угодил в пожарную лестницу или другую конструкцию – по всей улице воняло горелым пластиком и жженой человеческой кожей. Он совершенно точно знал, что, когда человека прожигают насквозь плазменным лучом, пахнет именно так. А вот откуда он это знал, было даже интереснее того, почему его пытались убить.

Наверное, он контужен и ничего не помнит. Первая трезвая мысль была похожа на правду. Война? Но люди, которые бежали рядом, не были похожи на солдат. Самые обычные женщины, мужчины, подростки и даже дети. Обратив внимание, что почти все одеты в теплые куртки и шапки, он понял, что ему холодно. Воздух был пронзительно стылым, а ветер вымораживал до костей. В отличие от других беглецов, на нем были только легкие брюки, ботинки и порванная рубашка. Похоже, и он солдатом не являлся. Однако тело двигалось послушно и слаженно, правильно реагируя, когда его пытались толкнуть те, кто бежал быстрее. Раненая нога не позволяла ему маневрировать или набрать скорость.

 Послышался громкий щелчок и нарастающий вой. Он не понял, почему из всех звуков выделил именно этот, но позволил телу делать то, что оно хотело – рухнул на землю, проскользив на животе и оставляя на земле лоскуты кожи. Рядом свалился человек, секунду назад бегущий рядом. Теперь у него не было головы. Дезинтегратор типа «Протуберанец», а его голос было трудно с чем-либо перепутать, проделал в бегущей толпе тоннель, превратив в кровавый туман все, что встретилось на пути.

Он ободрал живот и локти, но остался цел – дивное везение, когда по тебе стреляют из контактного дезинтегратора. Это было серьезное оружие с серьезным радиусом поражения. Что сделали все эти люди? Почему их гнали, как опасных тварей, которых следует истребить любым способом? Был ли он в их числе или попал в облаву случайно? В ночи резко пахло свежей кровью, выли сирены, кричали люди, мелькали вспышки огней, освещая силуэты раненых.

Ладонь левой руки резанула боль. Поднимаясь, он неудачно оперся об осколки, которыми была усеяна улица. От удара дезинтегратора выбило стекла в ближайших домах. Он бросил быстрый взгляд на руку, чтобы оценить повреждения и замер, увидев царапины, покрывающие тыльную сторону кисти. На царапинах уже запеклась сухая корка крови, а значит, он получил их раньше. Впрочем, внимание привлекло не это, а странная геометрия – среди рваных линий угадывались... буквы. Кто-то вырезал на его руке слово «Энки». Что такое «Энки»? Или кто такой? Слово могло иметь тысячи значений, но он решил, что присвоит его себе, как имя. Ему нужно было с чего-то начать, а обретение имени казалось хорошим первым шагом.

Стрелки, появившиеся в конце проулка, шли не спеша, методично добивая раненых. Черные комбинезоны, поблескивающие защитными экранами, высокие сапоги, шлемы-визоры, полный набор вооружения. Над их головами плыл массивный глайдер, обшаривающий место побоища прожекторным лучом. Свет выхватывал из темноты не только трупы. Энки не нужно было напрягать зрение, чтобы различить надпись «Полиция Маурконда» на черных комбинезонах боевиков.

Оставаться на месте было нельзя. Сейчас его скрывала металлическая громада, о которую он стукнулся, когда его отбросило ударом дезинтегратора, но стоит дистанции сократиться, и сканеры засекут живого человека. Кстати, что это за махина, о которую его приложило? Энки обернулся, пытаясь понять, во что врезался, и уставился на опрокинутый мотобайк. Водитель валялся в трех метрах. Луч дезинтегратора снес ему полтуловища, превратив в подобие человека. Мотобайк был не просто удачей – он был нереальным везением.

Быстро осмотрев машину, Энки понял две вещи. Во-первых, байк не пострадал, а во-вторых, в прошлом он сам, вероятно, не только гонял на таких болидах, но и досконально разбирался в каждой детали. Байк был монстром, и стоило только догадываться, каким образом его сумели подстрелить. Это был настоящий доисторический зверь старинного класса «Эндуро» с хищным, агрессивным дизайном, массивным аэродинамическим блоком позади сиденья пилота, колесами-трансформерами и мощной армированной рамой, о которую врезался Энки, когда его отнесло взрывной волной. Два массивных передних колеса были расставлены в стороны, а сиденье опущено в режим «спокойной езды» – вероятно, облава стала для пилота такой же неожиданностью, как и для Энки. Байк был не лучшим способом, чтобы тихо и незаметно скрыться от преследователей. Энки совершенно точно знал, с каким грохотом заводится двигатель.

Однако удача была капризной дамой, и ее вниманием пренебрегать не стоило. Она хотела знать, как быстро Энки сможет поднять байк, завести его без кодов управления и при этом не получить заряд бластера в спину. Ему тоже было интересно. Дождавшись, когда к интересу подключится инстинкт самосохранения, Энки набросился на машину. Все произошло быстро. Тело работало так, словно он всю жизнь занимался угоном байков из под носа полицейских, вооруженных дезинтеграторами. Взломать щиток управления, оседлать монстра, отодвинуть назад подножки, поднять вертикально сиденье, лечь на бак, ощутить, как мощное сердце байка начинает биться в твоей собственной груди. На это ушли секунды, но удача все еще была на его стороне – Энки заметили не сразу.

Голос бортового компьютера, приветствующего пилота, прозвучал в ночи неприлично громко. Наверное, у предыдущего владельца были проблемы со слухом. За спиной раздалось знакомое шипение, а в воздухе остро-кисло запахло лимоном и сажей – так пахло всегда, когда плазменный заряд взрывался о защитный экран силового поля. Энки успел активировать его в последний момент. Подумав о том, что пилотирование мотобайка-трансформера без защитного костюма – затея самоубийственная, он спустил зверя с цепи.

Сдвигать передние колеса пришлось уже на ходу. Байк вынесся из темного проулка на освещенную ночными огнями трассу, словно хищник, слишком долго сидевший в засаде. Энки знал, что режим автопилота будет только мешать, но ему нужно было время, чтобы осмотреться. Мелькающий вокруг город не вызывал никаких воспоминаний, а вот с черным глайдером, возникшим за спиной, у него сложились неприятные ассоциации. Когда к преследующим машинам добавился еще один полицейский дрон, Энки понял, что идея побега на мотобайке, возможно, была не настолько удачной. О том, что везение его покинуло, он догадался, когда индикатор заряда эфталитовой батареи замигал красным, а силовое поле мотодрона стало мигать и потрескивать.

Может сдаться? Объяснить, что он ничего не помнит, а убегать стал, поддавшись панике? Развить предательскую мысль глубже помешал бортовой компьютер, который стал назойливо запрашивать конечный пункт назначения. Вырубив автопилот, Энки сильнее прижался к ревущему байку и нырнул в ближайший переулок. Надежда, что толстый корпус глайдера не пролезет между стен домов, не оправдалась. Размер полицейского дрона идеально вписался в ширину улицы, а бортовой компьютер снова подал голос.

 – Пожалуйста, оплатите трэк Маурконда и снизьте скорость. Вы находитесь в жилой зоне.

Энки выругался. Водитель оказался настолько растяпой, что не только не зарядил батарею перед заездом, но и не оплатил дорожные налоги. Переулок был длинным, и Энки начинал опасаться, как бы ему не перекрыли путь сверху. То, что впереди рано или поздно появится тупик, было предсказуемо. Летящий позади глайдер снизил скорость, словно подсказывая, что преграда близко. Ковыряться в панели управления на ходу было неудобно, но Энки все-таки отключил голосовую связь, и голос, напоминающий о долге Маурконду и необходимости уйти от столкновения, наконец, заткнулся.

Маурконд... Он знал этот город, помнил его огни, улицы и дома с забавными фасадами и темной зеленью декоративных кустов на балконах. Уходить от погони и заниматься воспоминаниями, лежа на спине дракона, было трудно, и Энки решил оставить прошлое на потом, на будущее. Сердце байка стучало мерно и громко, внушая уверенность, что оно все-таки наступит.

 Увидев кирпичную махину забора, Энки понял, что пора было прощаться с землей. Он в очередной раз потянулся к панели управления, рискуя свалиться с дрона, и только тут увидел здоровую биту, прикрепленную к сидению. У бывшего хозяина байка имелось своеобразное чувство юмора. Что можно сделать битой против бронированных глайдеров? А может, он просто был игроком?

Включив режим трансформации и надеясь, что заряда эфталита хватит, чтобы удержать байк на лету, Энки заставил монстра взлететь. Ему показалось, что колеса превращались в вертушку целую вечность, и их вот-вот размажет по кирпичу, но байк справился и взмыл в воздух, когда до столкновения оставалась всего пара метров. Полицейский глайдер набрал высоту мгновенно, и Энки, вырвавшись на крышу здания, выиграл мало – разве что избежал судьбы быть вмятым в стену. Его прижало к корпусу мотодрона, а ветер, бьющий в лицо, не давал глубоко вздохнуть – все-таки пилотирование без защитного костюма и шлема было плохой идеей. Индикатор эфталитового заряда уже не просто горел красным. Он тревожно мигал, и Энки пожалел о том, что у него не было времени проверить, исправен ли режим катапультирования.

Между тем, к преследующему его глайдеру присоединились еще два полицейских «броневика», и началась серьезная гонка. Если в переулке стрелять мешали стены домов, то над крышами был просторно – настоящий полигон для стрельбищ по движущейся цели. Мишень была не очень сложной. Байк Энки плохо держал высоту и не отрывался от поверхности крыш выше двух метров. Защитное поле трещало, но пока по нему стреляли только из плазменных бластеров. Он мог только догадываться, что произойдет, когда полиция перейдет на дезинтегратор. Впрочем, возможно, у них не осталось зарядов. Энки на это сильно надеялся, ведь у него из оружия была только бита.

Полицейские глайдеры не собирались гоняться за ним весь день. Одна машина поднялась немного выше уровня его трека, остальные две стали набирать скорость, окружая с боков. Верхний глайдер прекратил стрельбу из плазменных пушек и стал наводить на него мощный ствол бластера. Эти манипуляции, отразившиеся в трехмерном экране байка, напоминали движения палача перед казнью – вот он медленно замахивается секирой и набирает в грудь в воздух, чтобы с резким выдохом оборвать чью-то жизнь. В данном случае – Энки. Сомнений, что вращающееся дуло на глайдере принадлежало дезинтегратору, у него не было. Всего один заряд, и на крыши Маурконда опустится облако из кроваво-металлических ошметков байка и его пилота.

Энки не знал, откуда у него рождались безумные мысли, но они приходили в тот момент, когда других вариантов не оставалось. Снизив скорость, он привел сиденье в горизонтальное положение и, надеясь, что голова, подкинувшая ему эту идею, знала, на что способно его беспамятное тело, взгромоздился коленями на байк, чувствуя себя циркачом. Поймать баланс удалось довольно быстро, и вот он уже стоял на сиденье ревущей машины, сжимая в одной руке биту. Ветер рвал волосы и неприятно холодил рану на обожженной бластером ноге, но Энки пошел дальше: медленно развернулся лицом к преследователям и закачался, ловя равновесие. Если раньше ему казалось, что машина летит идеально ровно, но теперь, когда он стоял на сиденье, движения байка напоминали гонку по бездорожью. Оставалось надеяться, что эфталитовая батарея не вырубится прямо сейчас.

Полицейские глайдеры тоже замедлили ход – им было интересно посмотреть на психа, решившего напасть на них с битой. Вероятно, погоня ожидала, что он начнет колотить битой по бронированному корпусу их машины, однако у Энки были другие планы – немного более сумасшедшие. Выждав, когда движения верхнего глайдера синхронизируются с байком, он подпрыгнул и уцепился свободной рукой за бампер полицейского броневика. Подтянулся, оторвал ноги от сиденья и втянул тело на поверхность глайдера, обжигающе раскаленную. От неожиданности полицейские даже лететь стали ровнее – будто опасались, что он сорвется и представление закончится слишком быстро.

Датчик визора активно мигал зеленым, запечатлевая его в разных ракурсах, однако у Энки не было времени позировать. Нужно было успеть до того, как закончится адреналин – у него и любопытство – у преследователей. Байк послушно летел внизу, дожидаясь его, словно лошадь на цирковой арене, которой нет дела, что там вытворяет всадник в небе.

Вот и дуло дезинтегратора. Оно оказалось больше, чем полагал Энки, но для задуманного годилось. Размахнувшись, он вогнал в металлическую трубу рукоять биты, которая погрузилась в канал до основания, застряв в ней широкой частью. Теперь макушка биты торчала из дула, словно воздушный шар, готовый вот-вот вырваться из ствола. На став дожидаться, когда полицейские осознают всю глупость затеянного им плана, он плюхнулся на бампер и скатился по нему на байк. И только почувствовав между ног холодный пластик сиденья, перевел дух.

Никогда, ни за что в жизни, ни под каким предлогом он больше не будет вытворять подобное. Энки не знал, что случится, если выстрелить из дезинтегратора, дуло которого заткнуто пластиковой битой. Не знал этого и пилот глайдера, поэтому рисковать не стал. Очнувшись, полицейский дрон открыл по нему стрельбу из плазменных бластеров, удары которых защитный экран байка выдерживал. Пока выдерживал. Искушать судьбу и дожидаться полного истощения батареи мотодрона не стоило, поэтому Энки, не раздумывая, перешел ко второй части плана.

Громаду строящегося небоскреба он приметил давно. Скорректировав навигацию, он направил байк в его сторону, надеясь, что полиция не знает то, что всплыло из недр его заблокированной памяти, а если и знает, то не придаст этому значения. Весь план строился на предположении, что силовой экран, охраняющий небоскреб, не имеет высоких уровней защиты и может быть легко пробит корпусом летящего на всей скорости байка. Раньше у него такой трюк получался. Правда, когда случалось это «раньше», он не помнил. И чем заканчивались подобные фокусы, память тоже умалчивала.

Пилоты глайдеров, конечно, разгадали его намерения и сократили дистанцию, стиснув «клещи», чтобы он не вильнул в сторону. Им было выгодно заманить его внутрь строящейся конструкции – ведь там он окажется на их территории. Они даже стрелять перестали, что Энки совсем устраивало. Оставалось не переиграть и довести дело до конца. А он был близок: индикатор эфталитового заряда уже даже не мигал. Он загадочно потух, и его смерть не предвещала ничего хорошего. «Пожалуйста, поживи еще минуту», – мысленно обратился он к байку и выжал максимальную скорость.

Трюк с битой не научил полицейских относиться к нему с уважением. Их глайдеры с треском врезались в силовой экран здания, проникнув внутрь словно раскаленные ножи в кусок масла. Впереди гордо мчался мотобайк, который стал острием клинка, пробившим защитное поле стройки. Только Энки на нем уже не было.

Он катапультировался за секунду до столкновения и теперь болтался на прожекторе, освещавшем рекламный щит. Вообще-то Энки планировал приземлиться на крыше соседнего одноэтажного здания, откуда можно было спуститься в парк, темнеющий на обширной площади. Однако судьбе было угодно выбросить его на проклятый светильник, который возвышался над землей на приличном расстоянии. Прыгнуть с него он бы точно не решился. Одно утешало – о глайдерах временно можно было забыть.

Оседлав металлическую дугу прожектора, Энки пополз к рекламному щиту, бросив быстрый взгляд на здание, чтобы удостовериться, что план сработал. Внутри пустого скелета небоскреба мельтешили огни дронов, а по силовому полю стройки временами разливались яркие всполохи. То глайдеры атаковали экран, пытаясь пробить его изнутри. Но ловушка захлопнулась: легко войти, трудно выйти. Неизвестно откуда в его беспамятной голове появились столь специфичные сведения, но он знал, что после первичного повреждения силовые экраны такого типа автоматически переходят на повышенный уровень защиты и пробить их изнутри трудно даже бронированным глайдерам. Чтобы не ломать машины, полицейским придется связываться со строителями, а судя по внешнему виду конструкции и предупреждающим надписям, стройка была заморожена. Им понадобится не меньше часа, чтобы найти хозяев и отключить экран. За это время Энки должен был исчезнуть.

С рекламного плаката ему улыбалась красавица с роскошными волосами. «Стань донором!» – крикнула она ему, и он поспешил отвести глаза от экрана. Современные рекламные технологии могли быть опасны для жизни. Если девица решит пообщаться с ним, когда он будет сползать по краю конструкции, немудрено и сорваться. Достигнув рекламного щита, Энки оседлал его, оценивая, с какой стороны начать спуск. Некстати вспомнился погибший байк. За короткое время их знакомства, он успел прикипеть к нему сердцем. Если ему повезет добраться до земли живым, нужно будет непременно раздобыть себе такой же.

Выбрав правую сторону щита, Энки стал осторожно спускаться по краю, цепляясь за крепления и стараясь не касаться гудевших цифровых панелей. Похоже, ему повезло родиться сумасшедшим – чувства страха перед высотой не было. Он был сосредоточен и спокоен. Хотя возможно, это было скрытым признаком приближающейся паники. Ведь он по-прежнему не знал, что делать дальше.

На миг ему захотелось, чтобы спуск длился как можно дольше. Возможно, из его беспамятного разума родится еще какая-нибудь светлая идея. Теперь он мог разглядеть землю. Это хорошо, что рекламщики соорудили щит прямо в парке. Темные кроны деревьев и густые заросли предлагали массу вариантов для удачного побега. Он спустился еще ниже и разглядел извилистое полотно тропинки, на которой чернели какие-то точки. Эти точки были похожи на задранные вверх человеческие головы. Он прищурился, и зрение послушно улучшило картинку, позволив рассмотреть уже знакомые полицейские шлемы-визоры и стволы бластеров, направленных ему в спину.

 Он даже не успел выругаться, когда почувствовал, что по плечу, куда ударили заряды парализаторов, расползается онемение.

«Вряд ли разобьюсь, но наверняка поломаюсь», – подумал он, понимая, что окаменевшие пальцы больше не цепляются за крепления щита. Должно быть, он сильно впечатлил местные власти, раз его решили взять живым. Впрочем, вопрос был спорным, но он надеялся, что ему повезет сломать шею. Где-то глубоко внутри него скрывалось твердое убеждение – ему нельзя попадаться живым.

 – Стань донором! – снова позвала девушка с рекламы. Ее красивое лицо стремительно уменьшалось в размерах, пока его не заслонили мелькающие ветки и тугие влажные от ночной росы листья. Падение было безболезненным. Приземлившись, он услышал хруст и мгновенно погрузился во тьму.

 

Глава 2. Тюрьма

 

Пробуждение было неприятным. Прежде всего, от осознания того, что он, увы, не убился, а выжил. Энки ожидал привкуса крови во рту и нестерпимой боли в переломанных конечностях, но ничего подобного не было. По телу расползалась легкая дрожь, которая временами превращалась в озноб. Подобный тремор был верным признаком того, что он побывал в медблоке, а значит, его залатали. Оставалось лежать и дергаться, как наркоман при ломке.

«Откуда ты знаешь, как там наркоманам?» – спросил он себя, но память загадочно молчала. Мол, я-то все знаю, но тебе не скажу. А он, дурак, надеялся, что если не разобьется насмерть, то хотя бы что-нибудь вспомнит. Энки отлично помнил побег от полицейских и его позорный конец. Но все, что было раньше, утонуло в болоте прошлого.

Самое время открыть глаза и взглянуть на настоящее. Поморгав, он уставился на низкий потолок, до которого мог дотянуться рукой. Потолок сильно прогибался. Повернул голову в сторону, Энки, наконец, понял, куда угодил. Белеющий в темноте толчок и стальные прутья решетки не оставляли сомнений. Смертную казнь заменили на несвободу. Оставалось разобраться, в чем заключалось преимущество.

Окинув помещение взглядом, он машинально отметил, что в камере отсутствовал датчик визора, а дверь запиралась только на замок – никаких силовых полей, лазерных решеток или контролирующих ошейников. Шаги охраны снаружи тоже не слышались. Из всего этого следовал вывод о скромном бюджете тюремного заведения. Значит, его преступления не выходили за рамки обычной криминальщины, иначе сидеть бы ему в «Звездном отеле», тюрьме особого режима на Хартуме, где заключенных подключали к центральному источнику энергоснабжения города, или париться в эфталитовой капсуле знаменитой джунгарийской колонии смертников. Информация полилась, словно потоки воды из прорвавшейся плотины, но сквозь муть и взвесь разглядеть что-либо было трудно. Хартум и Джунгария были колониями Маурконда, необъятного города-государства, по улицам которого он убегал от полиции всего... час назад? Внутренний хронограф подсказывал, что прошло именно столько времени – ни минуты больше. Его «отремонтировали» в медблоке, но вряд ли успели доставить до портала, чтобы перекинуть в одну из пяти колоний Пятиречья – неофициальное название Маурконда он тоже помнил. Его память была похожа на топливный бак, пробитый зарядом. Одного выстрела не хватило, чтобы взорвать все к чертям, и теперь из него по каплям сочились несвязные воспоминания, которые только путали и сбивали с толку. Нужно было или срочно заделать брешь или, наконец, взорвать себе голову, чтобы обрывки прошлого не сводили с ума.

С верхней полки свесилась нога с длинными, грибковыми ногтями на скрюченных пальцах. Энки мгновенно обсыпало сухой кожей, и он брезгливо стряхнул омертвевшую шелуху с колен. Скверно получалось – для драки было не лучшее время. Он уже понял, что не отличался большим ростом и крупным телосложением. Скорее, напоминал того, кто всю жизнь провел в сетевых играх с подключенным внутривенным питанием. Или выжившего после многодневного голодания. Вот только геймеры не гоняют на байках в реальной жизни, а в сытом Маурконде нельзя умереть с голода.

 – Сынок, тебя что, не кормили?

У него отлегло от сердца. Голова, свесившаяся с верхней кровати, была слишком старой для тюремного быка. Впрочем, выводы делать было рано – старики бывают разными, особенно в тюрьмах.

 – Здорово, отец, – кивнул он. – Давно я здесь?

 – И часа не прошло, – охотно отозвался старик, спуская с полки вторую ногу и снова обсыпая камеру сухой кожей. Из закатанных до колен штанов торчали тощие палки ног, похожие на ветки давно умершего дерева. Кора отслаивалась и отлетала при малейшем движении. В тюремных лазаретах лечили те повреждения и болезни, которые напрямую угрожали жизни. Псориаз, или что там было у старика, к этим категориям не относился. Вспомнив, что недавно побывал в медблоке, Энки задрал рубашку и внимательно осмотрел впалый живот, выступающие ребра и три кольца, опоясывающие грудную клетку. Полоски проходили под кожей и едва выделялись слабым свечением. Такие же кольца были на шее, правом запястье и голенях обеих ног. Прилично так он поломался. Память услужливо подсказала – через пару часов от вживленных «бинтов» не останется и следа, но если рассасывание начнется без анестетика, процесс пройдет болезненно. Энки сомневался, что местных врачей это сколько-нибудь беспокоит.

 – Не знаешь, за что меня посадили? – без особой надежды спросил он старика, который принялся расчесывать ноги, оставляя на тощих икрах кровавые полосы. – По голове стукнули, ничего не помню.

 – Наверное, ты плохой парень, а с плохими парнями случаются плохие вещи, – усмехнулся старик. – Говорят, облава была. Сегодня ночью многих привели. У меня заключение без подселения, но видишь, ты появился. Значит, больше мест на этаже нет, все заняли.

 – А на кого облава? – поинтересовался Энки, осматривая камеру. Убедившись, что следящего визора нет и над верхней полкой, он подошел к решетке и с любопытством оглядел глухую стену напротив и узкий коридор с потертым пластиком на полу.

 – Полукровок гоняли, – охотно отозвался старик, продолжая расчесывать ноги. – Кого поубивали, кого сюда привезли. Лучше бы их всех пожгли, дряни бы меньше стало.

 – Полукровки – это те, которые от людей и...

 – Ага, эмпатов, – кивнул старик. – Ты что, совсем ничего не помнишь? Хорошо же тебя по голове приложили. Хоть эмпатов не люблю и не уважаю, но их политику к полукровкам считаю правильной. Так их, чертей! Выжигать надо дезинтеграторами все кварталы, и чем чаще, тем лучше. А эти проведут рейд и успокоятся на полгода. Тьфу!

Старик сплюнул и на пол шлепнулся тугой белесый комок. Энки сделал шаг в сторону и осторожно присел на край толчка, внимательно разглядывая замок на решетке.

 – Я полукровка?

 – Тоже мне рассмешил, – фыркнул старик. – Был бы ты этим чертом, тебя бы в карцер посадили. Они ж свои щупы не контролируют, опаснее черных. Тебя, наверное, за компанию загребли. Если адвоката хорошего нет, плохи твои дела. Полиции ведь за каждого полукровку деньги хорошие платят. Кто откажется от лишней пары сотен? Готов поспорить, что на тебя уже все документы оформили, поэтому можешь смело называть себя полукровкой.

«Полукровки – незаконные дети эмпатов и людей, – с запозданием подсказала память. – Не контролируют эмоциональный вампиризм, опасность третьего уровня».

Интересно, а рейтинг опасности он сам сочинял или воспользовался общеизвестными источниками?

 – Отец, – снова обратился он к соседу по камере. – А эмпаты – это политическая партия левых или радикалы какие-нибудь?

Старик даже чесаться перестал.

 – Ну ты даешь, – протянул он с присвистом. – Сколько лет живу, но о том, кто такие эмпаты, меня еще ни разу не спрашивали. Надо будет этот момент запомнить. Ты какую версию хочешь – официальную или народную?

 – Давай официальную.

 – Так сразу и не объяснишь, – старик задумчиво отодрал кровавую корочку с колена. – Если официально, то они – защитники человечества, герои времени, мудрые правители и храбрые воины. Хотя говорят, в Альянсе сейчас половина наших, половина эмпатов, но что там на самом деле творится, никто не знает. Когда Маурконд потерял связь с Землей, дикость в колонии началась страшная. Своих ресурсов мало, без поставок из центра – сразу голод и анархия. Ты не смотри, что я старый, а ладно рассказываю. В школе с мое поработаешь, и не так заговоришь. Я двадцать лет историю преподавал. Если бы эмпаты на Маурконде не появились, к этому времени здесь было бы тихо и спокойно. Одно большое кладбище с загадочными руинами для будущих археологов. Энергоресурс заканчивался, вода тоже, станции работали с перерывами, кислорода не хватало. А тут пришли они – боги во плоти. Эфталит вот нам подарили. На нем в Маурконде все работает – от заводов до фонариков. Эфталитовые реки тоже они провели, на них порталы открыли, колонии основали. Пока их пять – Асбруй, Хартум, Мегидда, Джунгария и Порог. Но последний под вопросом, конечно. Не было бы войны, может, и дальше пошли бы. Неужели ничего не помнишь?

 – А почему их эмпатами называют? – спросил Энки, пытаясь откопать в голове хоть какие-то обрывки. Память молчала, как воин под пытками. – Это другая раса какая-то?

 – За чудеса надо платить, – вздохнул старик. – И за жизнь в раю тоже. За свои услуги эмпаты берут с человечества солидную плату. По официальной версии – вполне справедливую. Они на вампиров чем-то похожи, только не кровь пьют, а эмоции, отсюда – эмпаты. Сложная эта штука, в двух словах не объяснишь. Все граждане Маурконда платят общий донорский налог, ОДН называется. Откуда, по-твоему, эмпаты эфталит берут? Из нас выкачивают. Когда граждане хорошо налог платят, все в городе исправно работает. Как только задержки какие, сразу перебои начинаются. Да ты, наверняка, тоже платил. Посмотри на сгибе локтя. Там точки такие синие должны быть. Видишь, у меня целая поляна.

Энки взглянул на свою руку. На бледной коже виднелись засохшие царапины и голубые жилки вен, но никаких точек не было.

 – Ага, есть, – соврал он. – Ты сказал, они защитники. А с кем война?

 – С «магами», будь они неладны, – снова сплюнул старик.

 – С кем? – не понял Энки.

 – С маниохами, – нетерпеливо пояснил сосед. – В народе их «магами» называют. Солдаты наши их так прозвали. Уже десять лет с ними в Пороге воюем. За это время все там уничтожили, а ведь какая земля была! У меня там сестра жила, когда «маги» свой портал открыли. Уроды страшные – морда красная, глаза, как угли, рога, четыре руки-щупальца, а еще крылья. Сущие черти! И ладно, если бы они просто образинами были. Некоторые их с эмпатами сравнивают, да только нашим бледнолицым до них далеко. Маниохи все губят, природа у них такая. От земли остается прах, от деревьев обожженные стволы, от живности, включая людей, – трупы. Если бы они агрессорами были, тогда, может, хоть договориться бы с ними удалось, но для них война – это вопрос выживания. Они ради еды к нам полезли. Им плевать, из кого энергию сосать. Люди, звери, растения – для них все одно. «Маги» свой мир уничтожили, теперь им деваться некуда. Только эмпаты их и сдерживают. Один «маг» щупом своим может тысячу солдат разом уничтожить. Щупа, на самом деле, никакого нет, это для нашего человеческого понимания придумано. Поэтому их и называют «магами». Глянут своими глазищами красными – и нет тебя.

 – А на эмпатов их щуп не действует?

 – Нет, – вздохнул старик. – Не действует. Даже не знаю, плохо это или хорошо. Хотя для нас, людей, наверное, все-таки хорошо. Крепко же ты, сынок, все забыл. Эмпаты ведь тоже не все одинаковые, у них жесткая кастовая система. Есть черные, есть белые, есть военные. Эти последние засранцы когда-то Маурконд завоевали. Это я тебе уже народную версию излагаю. Все ведь как обычное инопланетное вторжение начиналось. Пришельцы с людьми сначала не цацкались, «пили» всех подряд, хозяйничали, как могли. Это потом уже, когда людей мало стало, забеспокоились, как бы мы все сразу не сдохли. Навели у себя в верхах порядок, придумали Кодекс и стали нас разводить. Кодекс – штука хорошая, но если бы он еще работал, как следует. По этому Кодексу, по закону то есть, эмпаты не имеют право «пить» любого, когда им приспичит. Так только черные поступают. Нормальные эмпаты, белые, обязательно донорами пользуются. Может, видел рекламу в городе – «Стань донором»? Вот, это про них. Донорство – дело сугубо добровольное, только и тут подводных камней полно. Я бы лично предпочел в пехоту Порога записаться, чем эмпатовским донором стать.

 – А в чем разница? Везде, наверное, умрешь?

 – Ага, – хрюкнул старик. – Только у «магов» ты сдохнешь быстро и даже этого не заметишь, а вот у эмпатов будешь лет десять мучиться. Дольше доноры обычно не живут. Ты меня спрашивал, почему маниохи эмпатов боятся? Да потому что не дураки. Военных эмпатов не так уж и много, их на роту по два-три приходится. Белый эмпат, чтобы вытащить из донора нужную эмоцию, в дример человека сажает, кресло такое. А уже машина внушает донору все, что душе эмпатовской заблагорассудится – страх, похоть, отчаяние, да что угодно. Ты на кресле корчишься, а эмпат рядом сидит и блаженствует, «питается», одним словом. Так вот, а военным эмпатам такие кресла не нужны. Они тебя сами заставят все, что надо почувствовать. Маниохи от нас ничем не отличаются. Чаще всего, их страхом гоняют, хотя, говорят, эмпаты в Пороге по-разному развлекаются. Недавно вот застали врасплох большой рой «магов» и заставили их совокупляться до беспамятства, пока наши боевики их всех до последнего не вырезали. Пресса об этом громко трубила, патриотический дух, так сказать, поддерживала. Но обычно маниохи ведут себя осторожно, застигнуть врасплох их трудно.

Старик помолчал, а Энки обхватил голову руками, пытаясь вызвать в памяти хоть обрывок воспоминаний, связанных с эмпатами. Почему-то одно упоминание их расы вызывало в нем странное волнение и... чувство опасности. Но ни их облика, ни славных или позорных деяний, связанных с захватом и защитой Маурконда, он не помнил.

 – Облавы на полукровок эмпаты устраивают? – спросил он. – Ради чистоты расы?

 – Ага, – кивнул старик. – Чтобы полукровки нас всех не перекосили. Они ведь бестолочи, наполовину люди, наполовину эмпаты. Обычно таких при рождении убивают, но некоторые родители их прячут, пока сами от детишек своих не умирают. Те не умеют «пить» человека грамотно, как эмпат, вот и страдают, а учить их бесполезно. У них с мозгами не все в порядке.

 – Но те, кто за мной гнался, вроде на людей похожи были.

 – А эмпаты на нас и похожи, – ответил старик. – Только бледные очень, пигмента у них какого-то в коже не хватает. Да ты не переживай, как увидишь их, сразу вспомнишь. Они тюрьмы часто навещают. Откуда, думаешь, доноры берутся? Среди гражданских дураков нет. В основном, наша братия отдувается. Особенно те, у кого пожизненное или вышка. Им терять нечего. Доноры, в принципе, неплохо живут. Их кормят, одевают, развлекают, даже зарплату дают. Только живут они мало, да и нервная эта работа. Мы ОДН раз в полгода сдаем, так потом месяц отойти не можем, а им приходится эмпата «кормить» раза по два на день. Нет, уж извольте, я лучше здесь поживу.

Старик помолчал, а потом закинул ноги на койку и натянул на себя одеяло.

 – Как-то неправильно мы с тобой общаемся, – буркнул он. – Ты тоже мне что-нибудь расскажи, а то нечестно выходит. Я вон тебе сколько наговорил. Как тебя взяли? Это ты помнишь?

 – Отец, – перебил Энки, прислушиваясь к нарастающему внутри него чувству опасности. – Сейчас ночь, решетки закрыты. А днем камеры отпирают?

 – Все так, – закивал старик. – Минут через двадцать откроют. Поэтому я тебя и тороплю. Скоро Медведь придет, он всех новеньких обычно смотрит. А ты в его вкусе – худой и смазливый. Потом либо в медблок угодишь, либо здесь будешь отлеживаться. Не до разговоров будет.

«Спасибо, дедуля, а то я без тебя не знал, что в тюрьмах со свежим мясом делают», – сердито подумал Энки и принялся мерить шагами камеру, в сотый раз осматривая каждую трещину на стенах. Из этой тюрьмы можно было сбежать, но для подготовки требовалось время, которого у него не было.

Энки подошел к замку и присел, оказавшись глазами на одном уровне с тонкой панелью, мигающей красными индикаторами. «Примитивное устройство, – прошептала память. – Но для рабочего материала сойдет». Отвернувшись от решетки, он еще раз оглядел камеру. Старик беспокойно возился на верхней полке, стараясь плотнее завернуться в одеяло. Наверное, не хотел привлечь внимание утренних гостей. И тут взгляд Энки упал на черный приборчик, выглядывающий из-под тощей подушки соседа.

 – Отдай! – возмущенно завопил дед, когда Энки выдернул коробочку и принялся вертеть ее в пальцах, чувствуя, как мысли в голове крутятся быстрее и веселее.

 – Разве здесь можно слушать радио? – спросил он, отламывая крышку.

 – Негодяй! – проскрипел старик, но Энки уже вытряхивал на ладонь мелкие детали. – Это мой приемник! Мне за хорошее поведение положено. Имею право слушать радио и сидеть без соседей. Что ты творишь?

 – Да ты, отец, не волнуйся, – улыбнулся Энки и, усевшись на толчок, откуда коридор просматривался лучше, чем с кровати, стал ковырять в приемнике. – Я тебе потом новый соберу. Лучше прежнего будет. Ты мне про карцер расскажи. Жарко там или холодно?

 – А про Медведя спросить не хочешь? – съязвил старик. – До карцера тебе еще, может, и далеко, а вот Медведь близко. Дам совет. Когда он тебя нагнет, ты ему лучше подыграй, не кричи. И острить не вздумай. Таким он сначала зубы выбивает, а в медблоке новых тебе не вставят. Можешь, у Шепелявого спросить. Он сюда месяц назад попал, а ведь на воле инструктором по самообороне был. Ну, стукнул он Медведя пару раз, а толку-то? Теперь ходит без зубов и голоса. Глотку ему порвали, и все остальное тоже. Поэтому ты в героя не играй. Таких как Медведь здесь много, а чтобы не стать общей дыркой, постарайся ему понравится. Если тебя на крючок авторитет посадит, то больше никто трогать не станет. У него и камера просторнее – весь гарем с ним живет. Там нормальные пацаны, толковые, и про эмпатов тебе расскажут, и про доноров. В тюрьме, брат, знаешь, каждый как может, приспосабливается.

 – О себе заботишься? – усмехнулся Энки, поглядывая в сторону коридора, откуда раздавались гулкие звуки. Кажется, тюрьма начинала пробуждаться.

 – А как же, – отозвался старик. – Думаешь, приятно будет твои вопли слушать. Все вы кричите, как резаные. Да и одиночное у меня. А из тебя сосед беспокойный, сразу видно.

 Дед фыркнул и обиженно отвернулся к стене, накрывшись с головой одеялом.

Оно и к лучшему. Пусть прикидывается ветошью и не мешает.

Когда по коридору послышались шаги, у Энки задергался глаз. Озноб после медблока почти прошел, но это означало лишь то, что скоро начнется рассасывание имплантированных бинтов – и случиться это может в любую секунду. А еще ему дико хотелось есть, прямо до безумия. Он принялся грызть ноготь, но при мысли, что на руки могла попасть стариковская кожа, его чуть не стошнило.

 «Все будет хорошо», – успокоил он себя.

«Все будет хорошо, – эхом откликнулись в его голове и цинично добавили. – Пока не станет совсем плохо».

Медведь оказался крупным, мордастым парнем. Лысый, неровный череп в шишках жирах, маленькие, черные глазки и массивное туловище с толстым слоем сала, покрывающего мышцы, действительно, делали его похожим на лесного хищника. Молния на тюремном комбинезоне была небрежно расстегнута, оголяя обвисшие, как у женщины, груди. Грубая ткань робы туго натягивалась на животе, облепляя выступающий пупок и складки жира. Его голова едва не доставала потолка, а в ботинок могло уместиться две ноги обычного человека. Однако при всей своей массе он не казался толстым, а двигался и вовсе проворно. Громилу сопровождали пять здоровяков в серых тюремных робах, но никого колоритнее вожака не было.

 – Привет, малыш, – кивнул Медведь, останавливаясь у решетки, двери которой автоматически распахнулись минут десять назад. Все это время Энки просидел на толчке, настороженно вглядываясь в стену коридора.

Машинально отметив, что комбинезон облепляет «быка» слишком плотно, а молния заканчивается на животе, он некстати подумал о том, что здоровяку, наверное, не просто освободиться от робы, чтобы отлить или, как в данном случае, кого-нибудь опустить. Наверное, для этого громила и привел братву – чтобы помогли стянуть тряпье, если что застрянет. Губы растянулись в незапланированную улыбку, но Энки ничего не мог с собой поделать. В груди давно жгло, в пальцах кололо, а по телу бурлил адреналин.

 – Да ты, я смотрю, веселый малый, – усмехнулся Медведь, нагибаясь, чтобы лучше рассмотреть Энки в проеме двери. – Думаю, мы поладим. Как зовут?

Энки сглотнул, но решил, что лучше представиться.

 – Меня зовут Шок и Трепет, – сказал он, стараясь сидеть небрежно и расслабленно. – Это моя территория. Я тебя не звал. Зачем явился?

 – Зачем? – переспросил верзила, обнажая желтые зубы в нехорошей улыбке. – Хочу твою задницу порвать.

 – Жестоко.

 – А мир вообще не ласков, – хмыкнул Медведь и ввалился в камеру. Вернее, попытался это сделать, потому что Энки был наготове.

Едва голова верзилы показалась в проеме двери, как он активировал пульт, собранный из приемника. О том, как работает эта машинка и откуда у него возникла такая идея, Энки предпочел не думать. Главное, что она сделала свое дело – включила автоматические двери, которые захлопнулись в ту секунду, когда тело Медведя проходило ворота.

Сдвигающиеся решетки сдавили верзилу с боков, пытаясь закрыться, но препятствие было им не по силам. Медведь задергался, его мордастое лицо с отвислыми щеками покраснело, а глаза выпучились, став похожими на спелые маслины. Понимая, что громила может выскользнуть из дверей в любой момент, Энки не стал терять времени. По коридору вовсю гремела сигнализация, друзья несчастного кричали и суетились, пытаясь протолкнуть главаря в камеру, но охрана вмешиваться не спешила.

«Сейчас я их заинтересую», – подумал Энки, чувствуя себя, как никогда, спокойным и собранным. Сначала к Медведю нужно было приблизиться. Это удалось не сразу, так как одна рука верзилы оказалась в камере, и он молотил ей по воздуху, словно кузнечным молотом.

 – Ты сдохнешь, сдохнешь! – гремел Медведь, но Энки не было дела, что там говорила голова. Его интересовали ноги. Присев, он быстро стащил с захваченного в тиски великана здоровый ботинок. Он сам и большинство заключенных из «бычьей» компании были босыми. Неизвестно, за какие заслуги Медведь получил право носить обувь, но крепкий тюремный башмак отлично подходил под замыслы Энки.

Прежде всего, он сломал им пальцы загребающей воздух ручищи. Из глотки Медведя вырвался такой рев, что любой бы зверь позавидовал. Бить по животу и груди было бесполезно – туловище великана покрывал слой жира. Энки задумался только на секунду, переводя взгляд со штанов Медведя на его рот, но, в конце концов, выбрал ту цель, что повыше. Бить по гениталиям «быка» было противно, да и крови было бы меньше, а ему нужно было что-нибудь зрелищное. Приподнявшись на носках, он с трудом дотянулся до лысой башки Медведя, и, положив руку на потный, скользкий лоб, толкнул голову жертвы назад, одновременно вбивая каблук ботинка в разинутый рот. Вместе с осколками передних зубов обильно хлынула кровь, заливая грудь верзилы и усеивая кровавыми точками лицо Энки. По ушам резанул истошный вопль Медведя, который заглушил крики сбежавшихся заключенных.

«Может, хватит?» – поинтересовался голос прошлого, после того как он методично выбил Медведю все зубы его же ботинком. Энки бросил взгляд на озверевшую толпу «быков», которая пыталась выломать решетки, и пустил в ход кулак, так как от последнего удара каблук отвалился. «Нет, не хватит», – решительно подумал он. План должен быть доведен до конца, а между истерзанных губ великана еще белели осколки.

Он не знал, как часто в тюрьме устраивались подобные разбирательства, но интуитивно догадывался, что охрана специально выдерживала паузу. Ждала, когда подопечные выпустят пар. Если бы на месте Медведя был Энки, она вообще вряд ли бы появилась. Все закончилось, когда он перешел к нижней цели и, размахнувшись, всадил носок ботинка жертве между ног. Верзила издал странный звук и обмяк, повиснув между створок решетки, словно насаженный на кол зверь.

К тому времени, когда тюремщики прогнали толпу, разблокировали замок и сняли Медведя, Энки сидел на толчке и бездумно смотрел на залитый кровью пол. Несмотря на обещание собрать приемник обратно, пришлось смыть приборчик в унитаз. Его колотила крупная дрожь, а от былой уверенности не осталось и следа. «Ты сволочь!» – прошептал голос из прошлого, и в этот момент в камеру ворвались тюремщики. С их появлением все снова пошло по плану.

 – Этого в карцер, – скомандовал старший охранник, хватая Энки и швыряя его к открытой двери решетки. Энки поскользнулся и, не удержавшись, упал на пол, угодив в кровавую лужу, усеянную белыми осколками. Они впивались в ладони, словно тысячи игл. Его передернуло и согнуло в рвотном спазме, но в желудке было пусто.

«Ударьте меня кто-нибудь по голове», – подумал он, и его просьбу услышали.

 

Глава 3. Долина Ручьев

 

План провалился, а ловушка захлопнулась. Юджин с трудом вылезла из-под кучи сухого, выжженного мусора, завалившего ее при взрыве, и, не поднимая головы от земли, поправила линзу-видеосканер в правом глазу. Солнце в Пороге вставало поздно. Несмотря на то что хронограф показывал девять утра, холмистая местность утопала в темноте. Видеосканер сразу настроил картинку, переключившись на систему ночного видения, но ничего хорошего она не увидела.

 Роботы маниохов, печально знаменитые «осьминоги», перемалывали человеческую пехоту Маурконда в фарш. Группа военных эмпатов, которая должна была прикрывать мауркондских саперов, попалась в западню, и была бесполезна, словно конечность, которая когда-то держала оружие, но из-за начавшейся заразы, была ампутирована. Эта конечность еще ощущалась бывшим владельцем, но давно превратилась в плод воображения больного мозга, не смирившегося с потерей. Юджин не оборачивалась назад. Она знала, что была последней.

 Долина Ручьев уже в третий раз меняла хозяев. И хотя от земли и всего, что на ней когда-то росло, остался лишь черный прах, ни та, ни другая стороны не собирались уступать территорию. Мауркондцы сражались за эфталитовый ручей, который питал портал колонии, а маниохи дрались за единственный проход, через который можно было провести неповоротливого дроида с убийственной огневой мощью, прозванного мауркондцами «маткой». У маниохов таких «маток» было всего две. Одна охраняла их собственный портал, скрытый в северной горной цепи Порога, вторая перемещалась по континенту, превращая в прах все живое и подпитывая «магов»-операторов, которые управляли стопоходами, дронами-беспилотниками и «осьминогами» – механическими монстрами, одинаково свободно и с большой скоростью двигающимися как по воздуху, так и под землей.

Собственно из-за этих операторов эмпаты и сопровождали войска Маурконда. Энергетический щуп маниоха мог убить до ста человеческих солдат на дальних дистанциях, но на эмпатов не действовал. Из-за эмоционального внушения – главного оружия эмпатов – «магам»-операторам приходилось скрываться под землей, управляя оттуда боевыми роботами, на которых внушение противника не действовало. Боевые силы Маурконда тоже состояли преимущественно из роботов, которые не чувствовали воздействия энергетических щупов маниохов. Таким образом, это была война роботов – затяжная, десятилетняя война за землю, превращенную в прах и пепел.

Операция «Огненный град» должна была освободить Долину Ручьев от мин и ловушек, оставленных отступающими «магами». Отряд, состоящий из роботов-саперов, универсальных дроидов класса «земля», одного роботанка и полсотни наемников в боевых скафандрах, с утра прочесывал местность, а три эмпата под командованием Юджин прикрывали операцию. Неприятных сюрпризов не ожидалось, так как местность раньше уже «зачищали» ее коллеги из другого отряда, но по правилам Кодекса эмпаты должны были сопровождать любую операцию боевых сил Маурконда.

Эмпаты откровенно скучали, и, когда на юго-востоке дрон-разведчик заметил раненного «мага», Юджин посчитала это личной удачей. Оставив Франка с отрядом зачистки, она вместе с Саффилдом, новеньким Йэном, недавно прибывшим из центра, и тремя донорами отправилась на охоту. Поймать живого маниоха считалось не просто удачей – это стало бы лучшей наградой за всю ее военную карьеру. По крайней мере, пока этого не удавалось никому из-за чипа самоуничтожения, вживленного в мозг операторов. А Юджин давно грезила идеей «попробовать» маниоха. Вдруг «маги» оказались бы долговечнее человеческих доноров? Герлан, командующий военными эмпатами в Пороге, считал, что маниохи, хоть и реагируют на внушение, все же отстают от людей в чувственном восприятии. Но Юджин хотелось проверить это предположение лично.

За свое любопытство она заплатила высокую цену.

Доноров убили первыми, за ними – Йэна, который только два месяца назад окончил военное училище. А все так хорошо начиналось. Раненный «маг» с подбитым крылом был почти пойман. Его зажали между двумя отвесными каменными блоками, оставшимися от склада. Таких развалин в долине было полно – ведь когда-то на этих землях выращивали хлеб. Ампула с инъекцией контроля, которую Юджин лично засадила в его зубастую голову, мешала чипу-ликвидатору уничтожить тело «мага», и она уже предвкушала пир. Но в результате в ловушке оказались они. Наверное, маниохи давно готовили эту операцию. Юджин не хотелось думать, что отступление «магов» из долины было спланировано заранее, но выводы напрашивались сами собой. Когда из развалин здания на них посыпались «осьминоги», поражение было очевидным. Раненный маниох был наживкой, и они проглотили ее, не заметив крючка. Оператор, выпустивший на них «осьминогов», успешно скрывался где-то под землей, раненного «мага» прибили свои же, а мауркондский боевой дрон, которого эмпаты взяли «на всякий случай», героически погиб, сцепившись с десятком извивающихся монстров.

Юджин плохо помнила, что делала потом. Стреляла, бежала, что-то кричала, падала, поднималась, снова бежала. Сражаться с «осьминогами» было бессмысленно. Против них даже роботанки не всегда выстаивали. Она же не была ни роботом, ни танком – лишь глупым эмпатом, из-за любопытства которого они могли потерять Долину Ручьев. И все же лечь на землю и ждать смерти она тоже не могла, поэтому делала то единственное, что сейчас могла – выживала.

 Ее то окутывало волнами жара, то осыпало колючей крошкой, то оглушало воем орудий и лязгом металлических щупалец, которые со скоростью молний мелькали где-то рядом, но почему-то не задевали. Во рту было солено от крови, а так как из «осьминогов» кровь не текла, гадать, кто был ранен – она или враг, не приходилось. Когда Юджин расстреляла весь боезапас и посадила эфталитовую батарею на плазменном излучателе, то сильно удивилась, что еще дышит.

Вокруг стояла плотная стена пыли из песка, пепла и дряни, витавшей в воздухе. Забившись под обломок балки, она, наконец, достала маску из походной сумки, нацепила на лицо, попыталась вдохнуть, но только закашлялась, так как глотка была присыпана пылью, словно стол мельника мукой. Связь, конечно, не работала. Маниохов не просто так называли «магами» – порой их техника выводила из строя даже новейшие изобретения военных лабораторий Маурконда. Быстро осмотрев себя, Юджин убедилась, что серьезных повреждений у нее нет, царапины и ожоги были не в счет.

«Надо найти Саффилда», – подумала она, осторожно выглядывая из укрытия. Он сражался с маниохами с начала войны и по праву считался неубиваемым. Ей было жаль Йэна, но больше всего ее сердце ныло по донору. Венифер служила у нее давно, и их эмоциональная связь была закалена во многих сражениях. Юджин предпочла бы оказаться на территории врага без оружия, но только не без донора.

«Осьминог» подкрался неожиданно, схватил ее за шею гибким щупальцем и поднял в воздух, придерживая за ноги рукастыми манипуляторами. Осознание, что убивать ее не станут, сперва оглушило, а потом открыло врата для паники. Как и эмпаты, маниохи мечтали взять врага живым. Но в отличие от «магов» военные эмпаты не вживляли себе в мозг чипы-ликвидаторы, хотя эта идея давно обсуждалась Альянсом и главным штабом. По мнению Юджин, идея была трезвой, так как в отличие от тех, кто отращивал зады в штабных креслах, ей приходилось видеть мертвые тела попавших в плен эмпатов вживую, а не на экранах. Никто не знал, что «маги» делали с пленными, но охота за ними была организована у них не в пример тому, как эмпаты пытались охотиться за маниохами. Обычно «маги» держали эмпатов несколько месяцев. Как догадывалась Юджин, то был максимальный срок выживания в роли доноров у маниохов. А в том, что «маги» использовали ее расу именно таким образом, у нее не было сомнений. Тела пленных, которые «маги» подбрасывали на вражескую территорию, напоминали высохшие стебли – изможденные, худые, обтянутые кожей скелеты со следами хирургических операций и лабораторных опытов. Нет, Юджин в плен не хотела.

Мысли заметались в поисках лазейки, которая помогла бы ей сдохнуть, если не быстро, то хотя бы наверняка. Но робот крепко держал ее за горло, а теперь еще обхватил щупальцами ноги и руки, растянув Юджин, словно пойманное насекомое над альбомом коллекционера. Осталось дождаться появления любителя с булавкой.

Маниох возник неожиданно, проступив из облака пыли, словно демон из клубов ада. Юджин сглотнула и скосила глаза в сторону, стараясь не смотреть на врага. «Если бы у меня был донор, твоя мерзкая рожа сейчас бы не улыбалась», – досадливо подумала она. Но Венифер погибла: Юджин не нужно было видеть мертвое тело женщины, чтобы знать о том, что она осталась без своего главного оружия. С донором она могла бы нащупать маниоха-оператора даже глубоко под землей и взять его под контроль. Увы, дистанционное внушение было возможно только при живом доноре. Впрочем, сама Юджин тоже кое-что умела, но для этого ей требовалось коснуться «мага». Маниох был прекрасно осведомлен о ее способностях и предусмотрительно держался на расстоянии.

Юджин давно не чувствовала себя такой беспомощной. Она думала, что знала все о том, как выглядят «маги», но живой маниох на расстоянии вытянутой руки не шел ни в какое сравнение с «картинкой». Он был огромным, с шершавой пузырчатой кожей, лоснящимися крыльями, сегментированным брюхом и хищным оскалом никогда не закрывающегося рта. От него пахло пылью, уксусом и непередаваемой смесью горько-пряного пота. Больше всего «маг» напоминал черта из человеческой мифологии, но Юджин знала, что «начинка» у него вполне смертная. Несмотря на высокий рост и чудовищный вид, маниох обладал немного искаженной, но очень похожей на человеческую анатомией. «Ударишь его в грудь слева, попадешь в сердце, полоснешь по шее – и тварь захлебнется собственной кровью», – учил ее Саффилд, когда она, еще девчонка, впервые попала в армию Порога.

Ей стоило раньше вспомнить Саффилда. Он появился из ниоткуда, рухнув на безобразную голову «осьминога», словно карающий ангел на демона. Юджин запомнила его прыжок на всю жизнь. Все произошло за секунды, но она успела рассмотреть самое важное: безжизненную руку Саффилда, болтающуюся вдоль тела, будто ненужный отросток, взрывчатку, зажатую в окровавленных зубах, и его безумные глаза, которые прощались с ней, крича то, что он никогда не решился бы сказать ей даже шепотом. Осознание неизбежного расставания и острое нестерпимое чувство боли, увы, не физической, накрыли ее, лишая сил и воли. Прощальный подарок Саффилда был бесценен. Он собирался подарить ей смерть.

 Когда Саффилд взорвал себя, Юджин окутала горячая волна лавы, поглотившая ее словно щуп маниоха поле кукурузы. Но она не умерла – и даже без сознания пробыла недолго. Когда эмпат очнулась, в воздухе еще летали обломки, комки грязи и мусора, поднятые взрывом. Ее придавило грудной пластиной «осьминога», которая накрыла ее словно щит, чудом не отрезав острыми краями голову и ноги. Юджин с трудом выбралась из-под нее и долго ползала по грязи в поисках чего-нибудь от Саффилда, не сразу заметив, что за ней волочатся щупальца «осьминога», все еще сжимающиеся вокруг ее горла. Снять их удалось только в больнице. Ее подобрал летающий дрон-разведчик Маурконда, и она была единственной выжившей из саперного отряда, отправившегося зачищать Долину Ручьев. Юджин не получила серьезных ранений, и это беспокоило сильнее того, что ее понизили до звания рядового, лишив права командования. Если бы ей оторвало руку или обезобразило лицо уродливыми шрамами, тогда, возможно, она не просыпалась бы по ночам от пронзительного взгляда Саффилда и прикосновения металлических щупалец, сжимающихся на горле.

 – Выспалась? – ехидно спросил Алистер, когда она перехватила его руку, пытающуюся расстегнуть ей комбинезон.

 – Пошел к черту, – буркнула Юджин, понимая, что проснулась от собственного крика. Прошло уже три года, но кошмар всегда был одним и тем же. Она злобно прищурилась, моргая от яркого света внутри глайдера, но тут же успокоилась. Ненависть нужно было оставить для «магов», она специально копила ее, чтобы расплавить в ней врага, когда встреча повторится – в этом она не сомневалась. Алистер же был просто дурак.

Юджин вытянула затекшие ноги и посмотрела в иллюминатор. Над Мауркондом еще висели сумерки, и глазеть было не на что. Предрассветная мгла окутывала одну часть видимого пространства, серое крыло глайдера с мигающими красными датчиками загораживало другую. После того как шпионы «магов» попытались взорвать единственный портал Порога, телепорт работал крайне нестабильно. Маниохи так хитро повредили главный блок портала, что технари Маурконда до сих пор ковырялись в начинке, пытаясь устранить неполадки. В результате вместо первого квартала ее глайдер выбросило в тридцать шестом, и бригаде сканеров пришлось тратить время и делать крюк, чтобы подобрать последнего члена их наспех созданной команды. Таким образом, из пяти дней, которые она должна была провести в Маурконде, оставалось четыре. Как бы ей хотелось, чтобы эти дни пролетели за секунду, и она снова бы очутилась в Пороге. Там, где было ее место.

Сканеры... Юджин обвела презрительным взглядом четырех эмпатов, пытающихся убить скуку полета всеми доступными методами. Гражданские... Все городские эмпаты носили белые плащи и щегольские сапоги на высоких каблуках, красили глаза и выбривали разные символы на затылках. Смешно подумать, но когда-то она ничем от них не отличалась. Когда-то очень давно. Сейчас Юджин выделялась среди людей в глайдере, как охотничий нож среди столовых приборов. За пределами Порога военным разрешалось носить не только форму, но она осталась в той одежде, к которой за долгие годы приросла кожей. Ее черный комбинезон, возможно, не выглядел так модно и эстетично, как белый плащ Алистера, но Юджин, прежде всего, были важны многофункциональные приборы, встроенные в костюм, а на внешний вид можно было и наплевать. И хотя она подкрасила губы и немного подвела глаза, в основном, из-за требований к внешнему виду эмпатов, прописанных в Кодексе, до других пассажиров ей было далеко. «Интересно, сколько времени у них уходит, чтобы нанести весь этот грим?» – лениво подумала она, разглядывая фантастический макияж соседки, имя которой показалось ей слишком незначительным, чтобы хранить его в памяти.

Большинство эмпатов разгоняли скуку, забавляясь с донорами. Алистер, например, не добившись взаимопонимания от Юджин, принялся мять грудь красивой женщины с черными раскосыми глазами, которая отреагировала на его прикосновения, как и положено донору – залила весь глайдер волнами возбуждения, отчего у голодной Юджин перехватило дыхание и зашумело в голове.

Военные эмпаты много чем отличались от гражданских, но, в первую очередь, отношением к донорам. Ни один военный не стал бы «пить» своего «союзника» на глазах у других эмпатов. Юджин была твердо убеждена, что чем реже трогаешь донора, тем дольше он живет, и у тебя меньше болит голова, где взять нового. Она никогда не пользовалась дримерами и другими дешевыми устройствами, созданными для ленивых городских эмпатов. Ее новый донор по имени Арсил, маленький лысый мужчина с живыми бегающими глазами, еще этого не знал и беспокойно косился в ее сторону. Он был разорившимся фермером из Асбруя, который продался в доноры, чтобы прокормить семью. Юджин чувствовала его беспокойство, но заставила себя быть терпеливой. Это было трудно. Словно после долгой голодовки сидеть перед тарелкой с дымящейся похлебкой и уговаривать себя подождать еще пару минут. Алистер насмешливо поглядывал на них, но Юджин плевать на него хотела. От одной мысли, что ей придется провести с этими гражданскими четыре дня, ее начинало мутить.

И все же кое-что общее у них имелось. То, что она предпочитала бы хранить в тайне. Все они были сканерами, эмпатами с редким даром чтения эмоционального пространства прошлого. Официально в Маурконде проживало сто пятьдесят сканеров, но руководство решило, что в группе сканеров, собранной по случаю кражи из правительственной лаборатории какого-то редкого вещества, обязательно должен быть военный. Она не удивилась, когда генерал Коэл, не задумываясь, назвал ее кандидатуру. После провала операции в Долине Ручьев он записал Юджин в вечные «штрафники» и, словно одного разжалования было недостаточно, постоянно отправлял ее в подобные «командировки».

«Ничего, – успокоила она себя. – Четыре дня пролетят незаметно. Тебе нужно лишь «понюхать» эту проклятую лабораторию, передать информацию Алистеру и дождаться расформирования группы. А дальше пусть следователи-менталисты работают, тебя это не касается».

 – Ты смотрела материалы? – окликнул ее Алистер. Он «насытился» до предела и разве что не икал от переполнявшего его эфталита.

 – Да, – сказала она. – Кто-то украл контейнер с опытным материалом, перебил кучу народа, а потом скрылся.

 – Ага, – согласился Алистер. – Дерьмо это, а не дело. Как известно, когда начинает попахивать дерьмом, обязательно зовут нас. Я вчера разговаривал с Джордом, следователем-менталистом. Так вот, самое интересное не то, зачем украли вещество, которое было экспериментальным и не могло использоваться по назначению, а то зачем убили всех людей в лаборатории. Даже почтовых курьеров в подвале. Ни одна шпионская организация не работает так грязно и бессмысленно.

Юджин кивнула. Ей это тоже бросилась в глаза. Седьмая лаборатория Альянса не работала с военными и не отличалась повышенным уровнем безопасности. Пока она читала материалы, то изобрела не меньше десятка способов кражи из павильонов лаборатории. Но шпионы, похитившие контейнер, действовали на удивление бесхитростно. Они просто зашли, убили всех сотрудников, включая уборщиков, забрали то, что нужно, и бесследно скрылись. Менталисты предполагали, что они использовали «Голос» – новое психологическое оружие Альянса, которое еще проходило испытания, но уже появилось на черном рынке. Однако точную причину смертей пока не установили. Покидая лабораторию, воры вскрыли одну из испытательных камер с ядовитым газом, который сильно повредил трупы.

 – Кстати, ты знаешь, что именно украли? – прервал ее мысли Алистер.

 – Препарат с кодовым названием «Сердце», какая-то незаконченная вещь, – ответила Юджин. – Кажется, она не прошла испытания, и проект собирались закрыть.

 – Вот именно – «Сердце»! – театрально поднял палец Ал. – Ничего-то вы военные не знаете. Только с маниохами землю горазды портить.

Юджин нахмурилась. Похоже, Алистер относился к тем, кто считал, что война утянет Маурконд на дно и приведет город к полному разорению, как это случилось с некогда самой перспективной колонией – Порогом. Она сложила губы в особую улыбку, которая всегда безошибочно подсказывала ее собеседникам, что они – идиоты.

Алистер хмыкнул.

 – Да будет тебе известно, моя дорогая, что «Сердце» – несбыточная мечта каждого эмпата. И лично я очень жалею, что наши олухи-ученые не смогли довести такой чудный проект до ума. Украденное вещество – источник сильного и постоянного эмоционального фона, не ограниченного скудными возможностями человека. Мы могли бы стать богами, не заботясь о разведении... этих.

Эмпат презрительно оттолкнул от себя ослабевшую после длительного экстаза женщину-«союзницу» и откинулся на сиденье.

Юджин задумалась. Вечный донор – воистину мечта эмпатов. Проект «Сердце» взывал к ностальгическим воспоминаниям о независимости от доноров, которую эмпаты имели на своей почти забытой исторической родине. Дома эмпаты не нуждались в донорском организме «союзника», получая необходимую жизненную энергию – эфталит – из каждого камня, куста или растения, но это было легендой, в которую никто не верил.

 История эмпатов была историей завоевания донорских рас. Эмпаты оставались в захваченном мире до последнего донора, после чего начинали вынужденное переселение и новую борьбу за выживание. Одни донорские расы держались долго, другие умирали сразу, едва эмпаты начинали их использовать, но бесконечная череда доноров была законом вселенной, роком судьбы, к которому следовало относиться философски. Вечных доноров не существовало – все «союзники» когда-нибудь «заканчивались».

И это было личной трагедией Юджин, в которой он никому бы не призналась. Ей нравились люди. Понимая, что ей не исправить положение вещей, она боялась застать конец человечества.

 – Я не верю в «Сердце», – подумала она, и только потом поняла, что произнесла слова вслух.

 – Закрой глаза, ибо они показывают лишь границы, смотри сердцем и увидишь путь, где умеешь летать, – процитировал Ал строчки из Кодекса. – Впрочем, я сомневаюсь, что у тебя есть сердце, Юджин. Вы военные, словно сморщенный старый орех с окаменевшей скорлупой. Только гремите, а толку никакого.

Юджин промолчала и отвернулась в окно. Может, этот напыщенный дурак Алистер был прав? Она устало прикрыла глаза. Вынужденное бездействие полета отнимало силы быстрее, чем любые тренировки или самые дальние марши по выжженным землям Порога. Эмоции доноров, которые насытившиеся эмпаты-сканеры оставили витать по салону глайдера, делали ее лиричной. Нестерпимо захотелось вернуться в кошмар, ставший ее любимым. Вернуться, чтобы еще раз увидеть последний взгляд Саффилда.

 

Глава 4. По следам «Сердца»

 

Пузатое брюхо глайдера плавно скользнуло над крышей окутанного туманом здания, на секунду зависло у смотровой площадки и стало медленно опускаться. Нагретая от долгого перелета машина шипела и выплевывала снопы искр, реагируя на близость дорожных магистралей и силовых экранов химического завода, где находилась седьмая лаборатория Альянса.

Корабль тяжело опустился на посадочную площадку и со свистом заглушил двигатели. Юджин выбралась из кабины последней, удивляясь, что еще не разучилась ходить. Эти двадцать часов перелета она запомнит надолго. Свежий ветер швырнул в лицо горсть пыли и сухих листьев, напомнив, что в Маурконде стояла зима. Несмотря на холод, вдоль всей взлетно-посадочной зоны были расставлены горшки с зелеными саженцами, заботливо укутанные силовыми полями. На одном дереве механизм защитного экрана барахлил, периодически отключаясь, отчего листья на ветвях побурели и опадали. Дерево думало, что наступила осень. Резкий, скрежещущий звук сломанного экрана врывался непрошеным гостем в суровое молчание крыши, напоминая хрипы умирающего.

Их встречали. Следователь Джорд был безликим человеком с тусклыми глазами и незапоминающейся внешностью – таким, каким положено быть менталисту Альянса. Он вяло приветствовал Алистера и ограничился легкими кивками другим эмпатам. На Юджин взгляд Джорда задержался, но тут же ускакал в сторону, словно прошелся по пустому месту. Она не обиделась. Вражда эмпатов и менталистов – лабораторных клонов, созданных из эмпатов, длилась не один год и должна была закончиться не в этом столетии.

Джорд не стал тратить время на разговоры и быстро провел их в павильон, где хранилось «Сердце». Ему не нужны были их мысли и предположения. Все, что требовалось от сканеров – факты, стертые прошлым, которые могли бы привести к разгадке. «Сделайте свою работу и валите к дьяволу», – читалось во взгляде менталиста, когда эмпаты проходили мимо.

Стерильный запах лабораторий, запах пустоты, раздражал Юджин и вызывал стойкое чувство тошноты. Длинные коридоры сменились безликими помещениями, похожими на обычные офисы. При появлении эмпатов-сканеров вышколенные сотрудники даже не оторвали взглядов от световых экранов, но Юджин не нужно было на них смотреть, чтобы понять, чем заняты их ученые головы. Страх рождался мгновенно, вспыхивая, словно химическая реакция в колбе.

Комната, куда привел их Джорд, была небольшой. Пара длинных столов, шкафы, свисающие с потолков лампы – все опечатано и накрыто пленкой.

 – Так, ребята, работаем здесь, – распорядился менталист. – Постарайтесь ничего не сломать. У вас час. Здесь режимный объект, больше времени не дают.

 – Справимся за десять минут, – хмыкнул Алистер и принялся расхаживать между столов, похожих на гробы, накрытые тканью. Он жмурился, тер виски и хватался за разные поверхности, словно спрашивая у них, что тут произошло. Джорд смотрел на него недовольно, но не вмешивался. Другие сканеры тоже разбрелись по комнате, касаясь мебели и накрытого оборудования. Юджин их понимала. Поймать волну «погружения» было трудно, а иногда не удавалось и вовсе. Поэтому им и давали целый час – Альянсу нужны были любые результаты.

«Пустота с тлетворным запахом смерти», – подумала Юджин, замирая у входа. Она ничего не чувствовала. Некоторым сканерам касание предметов помогало установить связь с прошлым, но только не в ее случае. «Погружение» происходило всегда внезапно. Накрывало с головой, входило без стука и разрешения не спрашивало. Как-то ей пришлось ждать час, чтобы почувствовать «палитру» прошлого, а иногда связь устанавливалась за секунды.

Похоже, другим сканерам тоже не везло. Один, правда, пытался умничать. Юджин знала, как выглядит погрузившийся в прошлое сканер, и понимала, что парень притворяется, пытаясь сохранить репутацию. В отличие от нее гражданским эмпатам-сканерам платили деньги и немалые.

 – Это черные сюда лапки запустили, – заявлял он, деловито заглядывая под столы, словно черные еще сидели там, забыв, где выход. – Наследили так, что тошно становится. Чувствуешь, Ал? Это их смрад, только они так воняют.

Юджин фыркнула. Свалить все на черных эмпатов было легче простого. Черные были преступниками, не признающими Кодекс и не пользующимися услугами доноров. Они «пили» всех подряд, охотясь по ночам в разных кварталах Маурконда. Проблема номер два после полукровок. Правда, если с полукровками полиция как-то справлялась, то для участия в облавах на черных обычно приглашали военных. Юджин и сама пару раз гоняла черных по городским улицам. Она хорошо помнила их «палитру» и могла поклясться, что черных в седьмой лаборатории не было.

Алистер уже недовольно поглядывал в ее сторону, безмолвно обвиняя в бездействии, когда она почувствовала тревогу. Это было первым звонком, что сейчас ее накроет волна, и Юджин насторожилась. «Погружение» было хрупким состоянием, и прошлое могло выкинуть ее с такой же легкостью, с какой пустить.

 – Контейнер стоял здесь? – хрипло спросила она, показывая на низкую тумбу, накрытую пленкой. Джорд кивнул, удивленно подняв бровь. Мол, как догадалась?

Это было нетрудно. Стол фонил так, что ее проголодавшийся мозг судорожно сжался, пытаясь уклониться от атак хищных галлюцинаций. След «Сердца» был похож на солнце, которое уменьшили в размерах и запихали в тесную комнату – от яркого света гасло все, что попадало в область эмоционального щупа Юджин.

Ей потребовалось пара минут, чтобы привыкнуть к огню, оставленному веществом. Наконец, из павильона исчезли Джорд и остальные сканеры, а на фоне огня стали вырисовываться блеклые тени тех, кто присутствовал в комнате восемь дней и десять часов назад – примерное время кражи. Семь человек были спокойны и сосредоточены. Они занимались привычными делами, и хотя в настроениях людей мелькали разные нотки – от легкой тревоги до небольшой растерянности – все они были связаны с непосредственными обязанностями. На этом этапе «палитра» воров ничем не выделялась. То ли шпионы спокойно и сосредоточено готовились к операции, то ли использовали какую-то незнакомую защиту от подобных «прощупываний».

Подумав, Юджин мысленно «вышла» из комнаты, распространившись на три этажа лаборатории – предел ее возможностей. Диапазон эмоций расширился, но в них по-прежнему преобладало спокойствие. Юджин «прошлась» по охране, не заметив следов волнений или тревог, вызванных чем-то подозрительным. Профессиональная настороженность, готовность реагировать, внутренняя уверенность, что «в мою смену точно ничего не случится» – ничего более. Почувствовав яркий, почти ослепительный всплеск на нижнем уровне, эмпат мгновенно перенеслась в уборную, где наткнулась на два тела, слившихся в любовном экстазе. Подумав, что это вряд ли имеет отношение к делу, Юджин вернулась обратно в павильон. И вовремя.

В эмоциональной «палитре» комнаты по-прежнему царило спокойствие, но кое-что изменилось. Вместо семи свечей, отражающих людей, теперь горело только три, не считая маленького солнца в контейнере. Остальные четыре сотрудника оказались «погашены» – то же случилось и с другими учеными в лаборатории. Юджин не могла вернуться назад, чтобы понять, когда именно это произошло, но была уверена в одном: люди не успели ничего почувствовать. Только что они думали о перерыве на обед, неудавшемся эксперименте, начальстве, семье, а в следующий миг их «выключили» – навсегда. Юджин ощутила кислый привкус во рту. Она не любила, когда умирали люди.

Сканер не могла понять, что за оружие использовали воры, но теперь знала, что в лаборатории действовала не маленькая армия, как считали менталисты, а всего трое. Юджин вцепилась в их «палитру», как путник, ослепленный снежным бураном, в веревку впереди идущего. Увы, фон воров был скучен и пресен. Ни удовольствия от выполненной работы, ни эйфории от достигнутой цели – только прежние спокойствие и уверенность. Она уже стала подозревать, что трое были роботами, когда в ровном, белом свете «Сердца» вдруг появились пятна пустоты, быстро заполняющиеся вселенским хаосом. Яркая вспышка боли, и один из троих окунулся в бездонное море паники. Такого сильного страха Юджин не встречала даже у маниохов, попадавших в ее поле внушения. «Палитра» воров разделилась, покрывшись полосами ужаса с одной стороны и непонимания – с другой. Похоже, у них случился разлад, потому что пятно страха вдруг выбежало из комнаты и резко рвануло к верхнему этажу. К нему же прилип и фон «Сердца», полыхающий едва ли не ярче прежнего. Двое других бросились за первым. Теперь их «палитры» переливались всеми оттенками тревоги и беспокойства. В операции что-то пошло не так. Три пятна – одно убегающее и два преследующих его – выделялись среди мертвого царства лаборатории так же отчетливо, как капли воды на раскаленном песке. Они шипели и грозили исчезнуть в бесконечности каждую секунду.

Юджин бросило в пот. Оттолкнув стоящего на пути Джорда, она рванула вслед за тенями прошлого. Послышались отдаленные крики, в нее врезалось чье-то тело, но сканер, боясь разорвать хрупкую связь, мчалась вперед, не обращая ни на что внимания. Перед глазами стояли три неясные фигуры, и, прежде всего, та, которая бежала впереди вместе с «Сердцем». От тени все также веяло страхом, но теперь в ней появились нотки растерянности, замешательства и... обреченности?

Лестничный пролет, коридор, окно, узкий козырек, зимний ветер, снова комната, снова поворот. Юджин гналась за прошлым, как творец, пытающийся поймать ускользающую музу. Предчувствие неудачи не обмануло. Уткнувшись в тупик, она заметалась по узкой площадке. Со всех сторон вздымались равнодушные стены, но эмпат чувствовала, что след еще не потерян. Где-то наверху блестели тени ее добычи: одна, по-прежнему окутанная венцом испуга, остальные – несущие гордое знамя ярости и негодования.

Задрав голову, Юджин уставилась на решетку вентиляционного отсека, но лаз был слишком узким даже для нее. И тем не менее она была уверена, что «тени» каким-то образом выбрались на крышу. Ей нужна была подпитка. Нащупав своего донора, который бежал где-то на нижних лестничных пролетах вместе с Алистером и Джордом, Юджин набросила на него первую попавшуюся эмоцию – страх – и принялась жадно поглощать заструившийся эфталит. Сознание сразу прояснилось и показало четкую картину. Она выругалась. Стоило догадаться, что воры просто спустились на один пролет вниз, при этом устроив между собой потасовку. Кого-то ранили, на площадке сильно «смердило» болью.

Юджин бросилась обратно. Как это бывало в жизни, чтобы подняться наверх, пришлось спускать вниз. Окно на пролете ниже было распахнуто, впуская внутрь зимнюю стужу. То ли его забыли закрыть, что было маловероятным, то ли оно было открыто с того момента, как здесь пробегали воры. Юджин взгромоздилась на подоконник и снова выругалась. Она ненавидела высоту. Козырек крыши нависал в пяти метрах над головой, стена здания была абсолютно ровной, а у Юджин с собой не было ни одного специального устройства для лазания по таким поверхностям. Перед ней, как и перед ворами, был один путь – пожарная лестница, висящая примерно в метре перед окном и ведущая к козырьку крыши.

В другой раз Юджин подумала бы сто раз, прежде чем прыгать, но связь с прошлым с каждой секундой становилась все тоньше, и она метнулась вперед, надеясь, что леера лестницы выдержат ее вес. Ржавые пластины врезались в пальцы, которые тут же крепко сомкнулись, принимая на себя тяжесть тела. «А ведь ты привязалась к адреналину» – подумала она, чувствуя, как в груди дико стучит сердце – не от страха, а ликования. Болтаться на пожарной лестнице, слушая, как внизу шумит воздушная трасса, а наверху трещат силовые поля химзавода, было удивительно сильным ощущением.

Подтянувшись, она поползла вверх, не особо надеясь застать на крыше тени преступников. Время было упущено. Из окна внизу высунулся Алистер и что-то закричал, но его слова унес ветер. Юджин перевалилась через бордюр и уткнулась носом в засохший сорняк, какие обычно растут на крышах в земляном соре. Кажется, здесь давно никто не бывал. Растения шелестели побуревшими стеблями, создавая назойливую какофонию. Среди засохших отростков привлекали внимание сочные, темно-зеленые колючки чертополоха, который оказался удивительно равнодушным к зимней стуже.

Поднявшись на ноги, Юджин задумчиво оглядела крышу. Связь с прошлым была потеряна. Площадь усеянного сорняками участка была небольшой, но шпионы могли перепрыгнуть на крыши соседних зданий и скрыться в любом направлении.

Подойдя к краю, она заглянула вниз. По ее подсчетам, они находились где-то на двадцатом уровне города. Пространство внизу заполняли бесконечные ярусы света, высотные коробки с зеркальной поверхностью, конструкции и постройки немыслимых форм и размеров, фантастически изгибающиеся арки, воздушные галереи, паутины рельс, спутанные сети проводов и бесконечные потоки воздушного и наземного транспорта. Если нечаянно сорваться с крыши, лететь придется долго. Она ненавидела прыжки и высоту и была уверена, что умрет от страха в воздухе задолго до приземления.

Лестница затряслась – то поднималась охрана во главе с Джордом. С другой стороны крыши появился блестящий бок глайдера. Боковая панель была распахнута, и ей было видно, что в машине сидели эмпаты, Алистер и ее донор, который не очень хорошо выглядел.

 И все же ей не хотелось проигрывать. Бросив быстрый взгляд на донора, Юджин скрестила пальцы на удачу и снова накрыла его эмоциональной волной внушения. Кодекс не рекомендовал использовать новых доноров чаще двух раз в день, и тем более, с таким коротким перерывом между внушениями, но у нее не было другого выхода. Арсил крепкий, должен выдержать.

Картина прошлого вернулась, словно по волшебству, и ее буквально захлестнуло уже знакомыми эмоциями. Возможно, если бы у воров не было с собой «Сердца», она никогда не сумела бы найти их после обрыва «нити».

Много дней назад преступники стояли на том же месте, где и она. Похоже, вор с «Сердцем» оказался зажат в угол. Его или ее эмоции полыхали жарким костром отчаяния и смертельной решимости. Страх человека был таким сильным, что Юджин с легкостью ощущала его даже сквозь время. В неподвижности тени находились сравнительно недолго. Палитры всех троих вдруг загорелись ненавистью и стали хаотично перемещаться по крыше. Общий клубок хаоса эмоций катался от края до края, врезаясь в бордюр и сметая все на своем пути.

Юджин присела и задумчиво потрогала помятый стебель чертополоха. Его мог сломать ветер, но, вероятнее всего, по нему прокатился кто-то из воров. Кем бы ни был похититель «Сердца», но он, похоже, одержал вверх. С небольшим временным промежутком «выключился» сначала один преследователь, потом второй. Победитель, чья «палитра» по-прежнему фонила страхом, еще какое-то время метался по крыше, а потом вдруг исчез.

Связь оборвалась так внезапно, что она не сразу поверила, что уже находится в настоящем. Перед ней стоял Алистер и тряс ее за плечи.

 – Ты чего разошлась? – кричал он. – Остынь, слышишь?

Юджин заморгала и окончательно пришла в себя. Крышу уже наполняли сотрудники безопасности и люди Джорда, которые деловито рыскали по небольшой площади, осматривая каждый клочок поверхности. Они еще не знали, что именно нашел сканер, но всем видом показывали, что держат ситуацию под контролем. А вот она его, кажется, потеряла.

 – Вот же дьявол! – простонала Юджин, увидев лежащее на крыше тело своего донора. Люди – доноры других эмпатов – суетились над ним, пытаясь привезти мужчину в себя, но она знала, что он не жилец. Широко распахнутые, налитые кровью глаза и сведенные судорогой пальцы негласно свидетельствовали о ее поражении.

 – Я их зацепила, понимаешь? – набросилась она на Алистера. – Нельзя было останавливаться. Их было трое, но в лаборатории что-то пошло не так. Один забрал контейнер и пытался убежать. Здесь, на крыше, они подрались, но тот, что с «Сердцем», всех убил и исчез.

 – Куда?

 – Откуда мне знать? – огрызнулась она. – Связь пропала.

 – Возьми моего донора, – щедро предложил Ал, оглядываясь на черноглазую женщину, которая все еще пыталась оживить Арсила с помощью оперативного медблока. – Надоела она мне, а по Кодексу менять донора можно не раньше, чем через полгода.

 – Нет, – отрезала Юджин, сопротивляясь желанию разбить Алу нос. Если бы она точно знала, что Арсил не выдержит, то остановилась бы еще на лестнице. Ей ведь не было никакого дела до этого «Сердца». Обычно Юджин всегда чувствовала донора, но, чтобы позабыть обо всем на свете, окунувшись в «палитру» прошлого с головой – такое с ней случилось впервые. Впрочем, убить донора за пару сеансов тоже было непросто. Ответ мог быть простым. Все доноры проходили медосмотр, но, наверное, Арсил, остро нуждаясь в деньгах, подделал документы. Успокоить себя не удалось, и чувство вины придавило ее к крыше многотонным грузом. Подойдя к чертополоху, Юджин сомкнула пальцы вокруг стебля, чувствуя, как колючки протыкают кожу. Боль помогала сосредоточиться.

 – Донор здесь не поможет, – наконец, произнесла она. – Что-то вмешалось, но я пока не пойму. Дай мне время, хорошо? Сам знаешь, как это бывает. В голове обрывки и всякая чепуха. Если не хочешь выбирать шелуху сам, дождись отчета. А у тебя что?

 – По-разному, – уклончиво ответил Алистер. – Ладно, передохни. В дороге все обсудим. Эй, Джорд, мы закончили.

Он направился к недовольному менталисту, а Юджин все еще колебалась, не решаясь покинуть крышу. Смерть Арсила она встретила почти спокойно. Наверное, не успела к нему привязаться. Но что-то мешало ей сесть в глайдер, составить отчет и просто забыть об этом месте.

«Ты собой недовольна», – ответила себе сканер, отрывая от верхушки чертополоха красно-фиолетовый цветок. В отличие от остальных частей растения он был мягким, нежным и легко ранимым. Юджин раздавила его в пальцах, пустив по ветру пушистые соцветия. Ее охватило редкое, но стойкое убеждение, что разгадка скрывается где-то рядом, блестит прямо перед ней, но она должна прозреть, чтобы ее увидеть.

 – Мне нужен новый донор, – буркнула Юджин, забираясь в глайдер. – Где здесь можно найти кого-нибудь по-быстрому?

 – Где-где, – хмыкнул Ал. – Если быстро, то только в тюрьме. Рынки работают по выходным, а сегодня среда.

В тюрьме, так в тюрьме – Юджин было плевать. Она сомневалась, что в исправительных заведениях Маурконда можно найти подходящую кандидатуру, но в отличие от гражданских военные имели право менять доноров по своему усмотрению, не соблюдая Кодекс. Как только она вернется в Порог, то выберет себе нормального «союзника», которого постарается не убивать в ближайшую пару лет.

Эмпат закрыла входную панель глайдера и принялась наблюдать, как машина взлетает с площадки, пригибая сухие стебли сорняков. Среди бурого моря отчетливо выделялась темно-зеленая тень чертополоха. У него был крепкий стебель, и он гордо качался на ветру, не желая склонять пушистую голову с лиловыми цветами. Юджин уставилась на него, озаренная внезапной мыслью, а когда глайдер завис в воздухе, дожидаясь, чтобы сняли силовое поле, ограждающее ярус с химзаводом, то поняла, что смогла прозреть. Невидимый силовой экран не только отделял городские уровни друг от друга, но и сохранял климат на комфортном для человека уровне. А значит, сорняки на крыше погибли не от зимних морозов.

Догадка о том, кто действительно украл «Сердце» была так далека от самых смелых предположений Алистера и менталистов, что у Юджин похолодело в груди. Возможно, ее поездка в Маурконд не будет такой бессмысленной, как ей представлялось в начале, но она все же предпочла бы оказаться неправой.

 

Глава 5. Сделка

 

Падая на пол, Энки постарался отвернуть разбитый нос в сторону, но получилось неловко, и он в который раз стукнулся лицом о заляпанный кровью бетон. Что-то хрустнуло, но боль можно было терпеть, а значит, ничего страшного с ним еще не случилось. Скосив глаза, он увидел, как старший тюремщик с нагрудной табличкой Р. Хоскин снял крышку с пластикового стакана, и в тесной комнате без окон волшебно запахло кофе. Значит, хрустел всего лишь пластик, а не его кости.

Энки облегченно выдохнул, на всякий случай еще раз проверил языком зубы, и стал поднимать разбитое тело на колени. Дальше нужно было взгромоздиться обратно на стул, откуда его сбил кулак тюремщика. Он предпочел бы остаться на полу, но ему не хотелось лишиться скальпа. Каждый раз после падения другой охранник с табличкой на форме – К.Брум – поднимал его за волосы, проволакивая по полу вокруг стула. А так как руки и ноги Энки были крепко стянуты тюремными «браслетами», процедура выходила крайне неприятной.

Его били уже второй час, но внутренняя интуиция подсказывала, что это было только начало. План отсидеться в карцере оказался полным просчетом. И о чем только думала его голова? Энки не пробыл в карцере и полчаса, когда за ним пришли.

Бить стали уже в коридоре, и сейчас он чувствовал себя еще живым куском мяса для гурманов, которое предварительно хорошо выколачивают палками, прежде чем приготовить кулинарный шедевр. Память порой подкидывала интересные сравнения.

 – Я тебя еще раз спрашиваю, что это?

Р. Хоскин грохнул о металлический стол знакомый приборчик и придвинул его под нос Энки. Тот залез на стул с трудом и не собирался покидать его, по крайней мере, хотя бы минуту.

Энки заставил себя не улыбаться, хотя очень хотелось. При мысли о том, как охранники, засучив рукава, копаются в толчке, выуживая «открывашку», губы сами расползались в стороны. А старик оказался не только глазастым, но и болтливым. Зря он не догадался его припугнуть.

 – Приемник, – повторил Энки, не помня уже, сколько раз произносил эти слова. Версия про «открывашку», которую он назвал первой, господам Р. Хоскину и К.Бруму отчего-то показалась оскорбительной, хотя и была чистой правдой. Другое дело, что он совершенно не помнил, как «открывашка» работала, и тем более, как ее удалось собрать. Знал лишь, что она делает и для чего предназначена, но почему и как функционирует – даже не догадывался. С его головой вообще творились странные вещи. Во всем теле горели крошечные костры, но боль была каким-то второстепенным чувством. Мозг острее реагировал на чувство голода, которое проснулось еще в камере и не хотело засыпать, несмотря на неподходящую для подобных ощущений обстановку.

«Во время стресса человек меньше всего думает о таких физических желаниях как голод», – убеждал себя Энки, но горячий кофе Р.Хоскина притягивал взгляд, словно самое великое сокровище мира. Впрочем, в тот момент оно таким и казалось – сокровищем.

 – Если это приемник, то я – твоя мама, – просипел К.Брум и навис над ним, обдавая кислым запахом пота. У него было широкое скуластое лицо и ноздреватая кожа. Бычья, жилистая шея, виднеющаяся над жестким воротником, давно приобрела красный, почти алый оттенок.

 – Я его в камере нашел, у старика под подушкой, – поспешно ответил Энки, помня, что случилось, когда в прошлый раз он молчал слишком долго. – Спросил, что за машинка. Дед ответил – приемник, мол, за примерное поведение положено. Я собирался его послушать, а тут в камеру «быки» заявились. От страха уронил приемник в толчок. Потом что-то с вашими дверями случилось, а тот мужик в решетках застрял. Я, конечно, погорячился, но меня вдруг такая ненависть охватила, что сам не свой сделался. Ну и поколотил его. Еще раз, пожалуйста, простите за беспорядки. Надеюсь, у вас хороший медблок, и вы быстро поставите верзилу на ноги.

Честно говоря, в душе он надеялся на обратное, но играть испуганного идиота было проще, чем героя.

 – Ничего, ты у нас запоешь, – протянул Р.Хоскин. – Держи его, Карл.

К.Брум схватил Энки за волосы и нагнул ему голову. Энки непонимающе уставился на собственные колени, но когда Р. Хоскин вышел из-за стола и, придвинув стул, уселся рядом, нехорошее предчувствие превратилось в стойкое убеждение, что «хуже», которое он ожидал с начала допроса, все-таки случится.

 – Значит так, – произнес тюремщик. – Дела твои плохи. Хоть тебя и нет в наших базах, но это не проблема, таких сейчас полно. Заведем тебе новые документы, и начнешь ты, брат, с грязного листа. Статья за содействие полукровкам нехорошая. Первые пять лет здесь киснуть будешь, а потом еще десять в эфталитовом источнике постоянным донором. Если, конечно, в первые пять лет не загнешься. Я ведь, после того как тут закончу, лично тебя к Медведю отведу. Он давно дожидается, кроватку уже приготовил. Только на этот раз мы камер слежения больше поставим, чтобы виднее было. Жизнь у нас, тюремной охраны, скучная, только так и развлекаемся. А уж на что посмотреть точно будет, Медведь своего не упустит. Правда, есть и другой вариант. Ты нам все рассказываешь, тебя возвращают в карцер, а потом переводят в другой отсек. От донорства в эфталитовых источников мы тебя не спасем, зато – никакого Медведя.

 – Послушайте, а разве у вас нет допросных лабораторий? – вдруг спросил Энки, жалея, что идея не пришла ему в голову раньше. Может, тогда удалось бы обойтись без телесных повреждений? К тому же, мечтая вернуть память, он был совсем не против химикатов. Вдруг помогут?

 – Отправьте меня туда, а? Зачем вам вся эта возня?

 – Есть у нас такие комнаты, – почему-то скривился Р.Хоскин. – Только мне легче с тобой здесь пообщаться, чем возиться со всякими инъекциями, машинами, настройками... Управление там нечеловеческое, понимаешь?

 – Ага, эмпаты делали, – хохотнул К.Брум, и Энки окатило смрадной волной изо рта тюремщика. Даже кофе не мог перебить зловоние чего-то остро-чесночного, принятого К.Брумом на ужин. Или обед – Энки давно потерялся во времени.

 – Да ты не волнуйся, – сказал ему Р.Хоскин. – Если у нас с тобой ничего не получится, точно туда отправим. Но я больше люблю по старинке. Ручками и ножичком.

В пальцах тюремщика блеснуло острие перочинного ножа, которым он принялся разрезать брючину на колене Энки. К.Брум все еще держал его голову, и ему было хорошо видно, как лезвие рвет ткань. Он сглотнул.

 – Лезвие туповато, – пожаловался Р.Хоскин, – но сойдет. Знаешь, что я сейчас сделаю?

 – Глупость какую-нибудь, – прошептал Энки, теряясь в догадках, какую бы еще ложь «скормить» этим двоим.

 – Глупостью было отправить тебя в тюремный медблок после поимки, – фыркнул Р.Хоскин. – Всегда считал, что заключенным такой уход не к чему. Пусть бы само заживало. Надо исправить эту несправедливость.

Нащупав пальцам еще не рассосавшийся бинт под кожей Энки, тюремщик медленно вонзил острие ножа под край уплотнения.

«Больно-то как», – подумал Энки, но кричать не стал, решив поберечь горло. Если Р. Хоскин собрался вытаскивать из него ремни, голос ему еще пригодиться.

 – Я собираюсь извлечь из тебя все эти хирургические штуки, – подтвердил его мысли Р.Хоскин. – Карл, будь любезен, принеси мне какой-нибудь фартук или полотенце, не хочу форму запачкать.

Их прервали на самом интересном. В разрезе уже показался край «бинта», и тюремщик пытался подцепить его пальцами, чтобы вытащить наружу. Энки смотрел на свое бедро, в котором появился окровавленный «рот» раны, и к ужасу понимал, что боль его почти не беспокоила. Он ощущал ее, но она была где-то далеко, словно глухие раскаты грома еще не пришедшей бури. Гораздо сильнее его терзал голод – странный, физический, уничтожающий любые связные мысли.

 – Извините, – буркнуло плоское лицо нового тюремщика, возникшего в проеме двери. – Там эмпаты приехали. Донора хотят выбирать, велели всех собрать.

 – Ну так собирай! – рявкнул Р.Хоскин, недовольный, что «пациент» реагировал неправильно: молча сопел и таращился на свою ногу вместо того, чтобы кричать и каяться.

 – Этот тоже нужен. Они у начальника списки взяли и всех поголовно пересчитывают.

 – Включи мозги, чучело, – прошипел Р.Хоскин. – Скажи, что этот в лазарете, понос у него. И вообще, ты видишь, я работаю? Исчезни.

Но голова растворяться не желала.

 – Так ведь даже из лазарета всех вытащили, – почти жалобно пропищал человек. – Только этого не хватает.

 – Дьявол! – вскричал Р.Хоскин. – Мы что, первый раз эмпатов принимаем? Они всегда требуют всех показать. Знаю я эту песню. Одного, мол, не покажете, а вдруг у него такой эмоциональный фон, что всех остальных сидельцев перекроет. Чушь собачья. Отправь этих белых куда подальше.

 – Вообще-то это не белые, – едва слышно сказало плоское лицо и почему-то покрылось пятнами.

Р.Хоскин встал, с лязгом бросил окровавленный нож на столешницу и упер кулаки в бока.

 – Кого там еще принесло?

 – Военных. Вернее, одного военного. Точнее ее. Когда она по списку двух человек не досчитала, такой скандал закатила, что пришлось начальство вызывать. А начальство что? В глазах эмпатов оно всегда хочет мягким и пушистым быть. Вот меня и послали этажи прочесывать. Хорошо, Ганс видел, как вы в допросную шли, а так бы я еще бегал.

Плоское лицо робко улыбнулось своей удачливости, но тут же приобрело обычное, пресное выражение.

 – Принесло же их на мою голову, – посетовал Р.Хоскин уже более миролюбивым тоном. – Только работать начал. Ладно, бери, но глаз с него не спускай. Пойдешь с ними, Карл, а я пока кофе выпью. Все равно такого дохлого никто в доноры не возьмет. Только время потеряем, – и, обращаясь к Энки, добавил. – Иди подыши немного, но не надейся, что бинты твои рассосутся. Я их все равно из тебя повытаскиваю, если говорить не начнешь.

Выходя из допросной, Энки искренне пожелал Р.Хоскину захлебнуться кофе. Ведь случались же в его жизни чудесные явления. Например, разве не чудо – приезд этих военных?

Вопреки его ожиданиям, заключенных собрали не на тюремной площади, а в каком-то большом зале без окон, который по запаху пота, въевшемуся в стены, напоминал спортзал. Тусклая шеренга серых комбинезонов вытянулась у стены, и Энки подумал, что заключенных не так уж и много. Гораздо больше в зале находилось тюремщиков и людей в гражданском. Они бестолково перемещались с одного конца помещения в другой, создавая гвалт, гулко отдающийся под сводами высокого потолка.

К.Брум толкнул его в спину. Хромая, Энки подошел к крайнему человеку в шеренге и встал рядом. Теперь он был последним. «Давай, это твой шанс, – словно назойливая муха, жужжал советчик из прошлого. – Надо бежать сейчас, или Р.Хоскин нарежет из тебя ремней».

Энки тоскливо пересчитал охрану и сбился на двадцать четвертом. Бесперспективно. И до чего же есть хочется.

Наконец, глаза привыкли к «разноголосице» собравшихся и выделили двоих, которые держались обособленно. Они прохаживались вдоль линии заключенных, внимательно оглядывая каждого. «Неужели эмпаты?» – подумал он, равнодушно рассматривая пару. Мужчина был немолодым, плечистым и коренастым. Его длинные волосы были распущены, но он не стеснялся седины и будто даже выставлял ее напоказ. Незнакомец носил белый, приталенный плащ и сапоги на высоких каблуках. Движения человека были властны и неторопливы: он напоминал сытого домашнего котяру, который знает себе цену. На его фоне женщина была почти незаметна. Наверное, ее можно было назвать красивой, если бы не печать усталости на лице и странное выражение глаз, которое отпугивало и вызывало неприязнь. Пепельно-белый ежик ее коротких волос резко контрастировал с черным комбинезоном, перетянутым непонятными ремешками и подвязками. По мнению Энки, костюмчик дамы был несколько мешковат, так как скрывал все то, что могло добавить ей привлекательности – грудь и талию.

Заурядная внешность эмпатов его разочаровала. «А ты ожидал, что на ее лице будет написано: «Я эмпат – враг человечества»? – фыркнул голос из прошлого. – Лучше взгляни налево, там картинка поинтереснее».

Энки послушно посмотрел в указанную сторону и уставился в налитые кровью глаза Медведя, который стоял опасно близко, всего через три человека. Лицо верзилы было покрыто красными линиями затянувшихся рубцов, оставленных медицинским роботом, губы плотно сжимались – вряд ли они начнут улыбаться скоро. Но больше всего удивляло выражение его лица. Оно и при встрече было глупым, но сейчас физиономия громилы была охвачена каким-то непривычным, несвойственным ему чувством. Щеки дергались, плотно сомкнутая линия рта дрожала, на висках блестел пот. У выражения лица Медведя могло быть много названий, но больше всего оно походило на страх. «Неужели меня испугался?» – с затаенной надеждой подумал Энки, но взгляд, брошенный на соседа, развеял его фантазии. Обхватив себя руками за плечи, человек мелко трясся, словно пытался изобразить страстный танец. На его лице виднелся не страх, то был настоящий ужас. Энки наклонился, выглядывая вперед, и посмотрел на следующего заключенного. Поведение мужчины почти не отличалось от Медведя и его соседа – единственной разницей было то, что на его штанах расплывалось мокрое пятно, воняющее мочой.

 – Опиши, что чувствуешь, – вдруг раздался над ухом требовательный голос. От неожиданности Энки едва не подпрыгнул. Он так увлекся разглядыванием непонятного поведения заключенных, что не заметил, как к нему подошла та самая женщина в черном комбинезоне.

Вблизи она оказалась выше его на голову, а ее лицо, еще издали показавшееся ему симпатичным, действительно, было красивым. «На самом деле, в ней нет ничего привлекательного, – некстати вмешался голос из прошлого. – Кожа обветренная, волос почти нет, ротик маленький, взгляд словно лезвие. А красивой она кажется потому, что тебе всегда нравились блондинки с большими глазами. Поверь мне, уж я-то знаю».

А еще от гостьи хорошо пахло – чем-то неуловимо сладким, но вместе с тем тревожным и как будто холодным. «Она словно мороженое для больного горла» – подумал Энки, почти ощущая запах ледяной молочной сладости.

 – Ты глухой? – спросила женщина, и Энки уже собирался признаться, что ужасно хочет есть, но тут даму окликнул человек в белом плаще.

 – Посмотри на этого, Юджин, – сказал он, указывая на заключенного с мокрыми штанами. – По-моему, у него уровень восприятия зашкаливает.

 – Подожди, Ал, – недовольно бросила женщина по имени Юджин. – Дай здесь закончить. Эй, парень, тебе страшно?

«Это ко мне обращаются, надо отвечать», – подумал Энки, пытаясь пробудиться от странного оцепенения, которое его неожиданно охватило. Чувство опасности было таким внезапным, что он даже растерялся. «Опасность первого уровня!» – надрывался голос из прошлого, но так как подробностей память не сообщала, он проигнорировал предупреждение.

 – Страшно ли мне? – глупо переспросил Энки. – Ну конечно! Это же тюрьма, здесь должно быть страшно.

Она ему не поверила – по глазам видел.

 – Странно, – прищурилась она. – А теперь страшно?

Какое-то время Юджин рассматривала его, а потом вдруг положила руку ему на плечо. К.Брум, стоящий сзади, дернулся, но, встретившись с ней взглядом, застыл на месте. Хотелось бы Энки поступить так же, но с ним случилось что-то странное.

Не понятно почему, но ему вдруг отчетливо представились медицинские хирургические инструменты – лазеры, щипцы, кусачки, зонды, скальпели, зажимы, иглы, пинцеты, ножи... Они ярко блестят в бескомпромиссном белом свете операционных ламп, собираясь резать, проникать, фиксировать и рассекать. Роботы-хирурги, безликие демоны, безупречно владеют всем пыточным арсеналом. Неоновые полоски сканеров, заменяющие роботам глаза, равнодушно мерцают, что-то нервно пищит, отмеряя пульсацию жизни, на экране скачет красная линия, испещренная незнакомыми символами – в такт ей пульсирует боль, то приближаясь к границе бессознательности, то опускаясь до обычного нетерпимого уровня, когда хочется содрать с себя кожу, чтобы отвлечься на что-то еще. Страшно до тошноты, которая поднимается горячей волной в желудке. Хочется вырвать, исторгнуть из себя страх до последней капли, но мешает трубка во рту, давно ставшая частью тела. Едкий пот заливает лицо, сердце колотится о ребра, будто дикий зверь в клетке, воздуха не хватает. У страха металлический привкус крови, он холоден, как зимний ветер, и горяч, словно раскаленное дуло бластера.

«Все это неправда», – подумал он, разгибаясь после неожиданного спазма в животе. Женщина стояла рядом, рассматривая его взглядом экспериментатора.

Голос из прошлого неожиданного проявил себя с хорошей стороны и успокаивающе зашептал: нет никаких роботов-хирургов, нет боли, нет липкого, мучительного, поганого страха, который сводит с ума. Это все эмпаты и их внушения. Опасности нет и неизвестности тоже. Нет причин бояться. Ты не подопытная крыса, знаешь, что делать. Тебя учили. Ты умеешь побеждать страх. Просто вспомни.

И Энки вспомнил. Может, не совсем то, что хотело от него прошлое, но метод подействовал. Не сводя глаз с эмпата, он представил, как женщина становится на ходули и пытается идти на них, смешно оттопырив зад в сторону. А вот она падает на огромный батут, подпрыгивает и приземляется с нелепым кувырком, отчего выражение ее лица становится растерянным и глупым. В следующую минуту он заставил женщину ковылять в огромных клоунских башмаках, ронять себе на грудь растаявшее мороженое, плюхаться носом в песок и чихать с набитым едой ртом. Смех – лучший способ борьбы со страхом, и хотя смеяться ему не хотелось, наваждение операций тоже прошло.

Он выпрямился, отер вспотевшие ладони о штаны и запоздало подумал, что, возможно, поторопился. Взгляд эмпатки из заинтересованного превратился в равнодушный. А ведь она была его шансом избавиться от процедур Р.Хоскина и приключений с Медведем. Кажется, в этой тюрьме он глупел с каждой секундой.

 – Что ты с ним возишься? – недовольно спросил подошедший мужчина, которого назвали Алом. – Он же только на контакт реагирует. Аномальный. Плохо, что таких становится все больше. Надо бы обратить на это внимание Крискона. Еще немного, и аномальные станут проблемой. К тому же зачем тебе такой разукрашенный, он ведь только о побеге мечтает. Пойдем, этот в доноры точно не годится.

Женщина согласно кивнула и, отвернувшись от Энки, направилась к мужчине с обмоченными штанами. Судя по всему, он отреагировал на внушение самым правильным образом.

Стараясь не допустить уже другой страх, настоящий, Энки быстро огляделся по сторонам. Ситуация не изменилась. Заключенные еще находились под воздействием страха, но Медведь уже ворочался и отупело тряс башкой, взвод охранников с бластерами и парализаторами выглядел внушительно, а К.Брум нетерпеливо дышал в затылок. Синяки и затрещины, оставленные старшим тюремщиком, начинали о себе напоминать, а тело настойчиво требовало еды.

Вместе с женщиной уходил не только шанс на побег. Энки был уверен, что видение операционной, вызванное внушенным страхом, не было фантазией, а значит, эмпатка могла помочь ему вспомнить прошлое. Он слышал об ужасной судьбе доноров, но цена представлялась равнозначной. Увы, в его собственной, личной тюрьме была только одна дверь, и он должен был выйти из нее, во что бы то ни стало.

 – Госпожа эмпат, постойте! – крикнул он, наклоняясь вперед, чтобы выделиться из линии заключенных. – Возьмите меня! Не пожалеете! Вы еще не знаете, но я точно тот, кто вам нужен.

К.Брум схватил его за шиворот, и, стукнув под колени, заставил опуститься на пол. «Смешно вот это, а не то, как эмпатка пачкается в мороженном», – грустно подумал Энки, нюхая грязь на бетонном полу.

 – Освободиться от страха не трудно, – прошептал он, – нужно только знать, где он прячется.

И в тот же миг К.Брум отпустил его волосы, а перед глазами возникли две стройные ноги в высоких армейских ботинках.

«Она вернулась, чтобы поставить меня на место», – подумал Энки, но снова ошибся.

 – Я беру его, – просто сказала женщина. – Оформляйте.

Уже позже, сидя в глайдере рядом со спасительницей, Энки вспомнил каждую деталь случившегося чуда: злые глаза К.Брума и его робкие предложения выбрать другого донора, открытое недовольство второго эмпата, но, главное, сострадательные взгляды остальных заключенных. Его откровенно жалели.

Они были в глайдере одни, и Энки чувствовал себя неловко. Побег был вопросом времени. С него сняли наручники и даже не приставили охраны – довольно беспечное отношение к тому, кого только что выпустили из тюрьмы. Из разговора Юджин со вторым эмпатом, который летел в другом глайдере, он понял, что им придется пробыть в пути не меньше часа.

«Полчаса на знакомство и благодарность, а потом извини», – подумал Энки, оглядывая кабину глайдера. Машиной управлял автопилот, но он не сомневался, что навигационная система дрона ему знакома. В голове уже сложилась четкая схема последовательных манипуляций с управлением глайдера. Дезинтегратор на крыше и бортовые орудия помогут разобраться с преследователями. Оставалось решить, что делать с Юджин. Она была опасна, но если ее не касаться... «У тебя двадцать минут», – подумал Энки. За это время нужно изобрести действенный способ ликвидации эмпатки, и лучше бы он был не смертельным. Юджин ему понравилась.

 – Спасибо, что вытащили меня, – сказал он, пытаясь улыбнуться. Увы, разбитое Р.Хоскином лицо не позволило осуществить задуманное. – Я буду хорошим донором, вы только скажите, что делать. Не думайте, что я преступник какой-то. Вам, наверное, сказали, что я сообщник полукровок, но это ложь. Меня случайно взяли, перепутали. А вообще я способный, чувствительный и эмоциональный. То, что нужно.

 – Заткнись, – сказала женщина, переводя на него усталый взгляд. Она сидела напротив, напряженная, словно струна, и ковырялась в настройках наручного браслета. За все время полета эмпатка впервые обратила на него внимание.

 – Единственная причина, почему ты здесь – твое быстрое восстановление после внушения, – сухо сказала она, снова опуская взгляд на браслет. У нее были удивительные, огромные глаза цвета весеннего моря. Такие пронзительные, что в них можно было исчезнуть за доли секунды.

 – У меня доноры быстро умирают, – добавила эмпатка, словно это объясняло причину, по которой она его выбрала.

 – Я выносливый, – ответил Энки. Он ведь на самом деле не собирался становиться донором, хотя ее откровенность была ему по душе. – Куда летим?

 – Почему ты боишься врачей? – спросила вдруг она, проигнорировав его вопрос. – Я внушила всем страх физических увечий, но ты отреагировал довольно странно. Бывает, что медицина появляется на внушение чувства боли, но у тебя было нечто иное. Тебя неудачно оперировали?

Энки сглотнул и неожиданно разозлился. Какого черта она лезет к нему в душу?

 – Почему из всех эмоций вы взяли именно страх? – спросил он, решив перенять ее манеру разговора: отвечать вопросом на вопрос.

 – Это что, скрытый садизм или презрение к человеческому роду? Неужели вам доставило удовольствие смотреть на эту трясущуюся, истекающую потом и мочой толпу? Разве нельзя было внушить что-то приятное, ведь люди, которые лишены свободы, лишены всего.

Эмпатка еще какое-то время молча тыкала пальцем в браслет, но, наконец, подняла голову и окинула его долгим взглядом. Ее губы были крепко сжаты, уголки рта недовольно опущены, но вот глаза... глаза смеялись, и это было так необычно, что Энки растерялся.

 – Странно, что ты говоришь это о тех, кто превратил твое лицо в такую веселую палитру, – сказала она. – Кстати, донор имеет право называть «союзника» на «ты». Что касается, страха, то это самая древняя и сильная человеческая эмоция. Люди реагируют на нее по-разному, но всегда четко и очень глубоко. А приятные чувства – вещь относительная. Я предпочитаю действовать наверняка. Так что там у тебя с врачами? Я спрашиваю не из праздного любопытства. Донор – это раскрытая книга. Мне нужно знать твои подводные камни.

«Надо срочно изобрести какую-нибудь правдивую историю», – лихорадочно пронеслось в голове Энки, но тут он услышал собственные слова:

 – Вообще-то я потерял память. Очнулся во время облавы на полукровок. Стал убегать, попал в тюрьму. Когда меня ловили, то упал с рекламного щита и поломался. Может, это воспоминания из тюремного медблока? Я, конечно, был там без сознания, но память штука удивительная.

«Ну и черт с тобой, любитель правды, – обругал его голос из прошлого. – Все равно ты скоро сбежишь, хотя можно было обойтись без откровений». Энки не стал ему возражать. Он понимал лишь одно – ему почему-то не хотелось лгать этой женщине. Хотя, скорее всего, она ему не поверит.

Но эмпатка поверила.

 – Теперь ясно, – кивнула она. – Тогда перейдем к делу. Чтобы ты не воображал, скажу сразу – ты бездарь, твой эмоциональный фон сух, как зимний сорняк, и в доноры ты не годишься. У меня нет времени и желания отправлять тебя в школу доноров или другое подобное заведение. Я выбрала тебя только потому, что надеюсь, что ты не сдохнешь за те три дня, которые мне осталось провести в Маурконде. И еще. Можешь не притворяться, будто искренне мечтаешь быть моим донором. Поверь, добровольно никто не хочет. Соглашаются только извращенцы, но таких мы не выбираем. Тебе нужно было сбежать из тюрьмы, и я это понимаю. Что касается твоих дальнейших действий, то я на твоем месте не стала бы усложнять себе жизнь. Я познакомилась с твоим делом. Ты у нас технический гений, верно? Готова поспорить, что ты собрался угнать глайдер, но медлишь, потому что еще не решил, как поступить со мной. Сделаю скидку на твою потерянную память и напомню. Я – военный эмпат. И то, что ты не отреагировал на неконтактное внушение Алистера, ничего не значит. После установления донорской нити, ты будешь реагировать, как положено. Однако я перестраховалась. Кресло, в котором ты сидишь, называется дримером. Хочешь проверить, как оно работает?

Энки помотал головой. Он оценил ее любезность. Ведь Юджин могла не тратить время на слова, а просто продемонстрировать возможности устройства, о котором ему рассказывал старик. Нужно было действовать прямо сейчас, но ему хотелось дослушать ее до конца. «Непростительная сентиментальность», – влез голос из прошлого, но Энки от него отмахнулся.

 – Так вот, – продолжила она. – Я предлагаю сделку. Тебе нужна свобода, а мне – донор на пару дней. Потом я уеду в Порог, где имеется отличная школа доноров. Там я и подберу того, кто мне нужен. Все, что требуется от тебя, – прожить эту пару дней, не усложняя жизнь ни мне, ни себе. Тебе придется сопровождать меня по пути в Порог, но как только я выберу нового донора, ты будешь свободен. За эти три дня я заплачу тебе столько, что ты сможешь купить билет на обратную дорогу из колонии в Маурконд, и еще останется. Ты нигде не проигрываешь. По-моему, это честно – свобода в обмен на три дня в качестве донора. Хочешь спросить, как я докажу, что не обману и не сдам тебя обратно в тюрьму?

Энки растерянно кивнул.

 – Никак. Придется поверить мне на слово.

 – А если я откажусь, то все равно останусь донором на эти три дня, а потом ты отправишь меня в тюрьму? – уточнил он.

 – Нет, – отрезала Юджин. – Я верну тебя в тюрьму прямо сейчас, но предварительно добавлю к твоим синякам с десяток от себя. За потраченное время.

«Шантаж, – подумал он, – но какой-то неправильный. А, может, поверить ей? Если она выберет нового донора, то зачем ей возиться со старым – отправлять его обратно в тюрьму и все такое...».

«Убеждаешь себя в том, что все будет хорошо? – ехидно вставил голос из прошлого. – Так на тебя похоже».

 – Я согласен, – быстро произнес Энки, оттолкнувшись от чувства злости на себя самого. Черт возьми, как же ему хотелось есть.

 – Хорошо, тогда перейдем к процедуре и закончим.

 – К процедуре? – от удивления у него даже открылся подбитый глаз.

 – Эмпат устанавливает с донором особую связь, чтобы его можно было всегда найти и при этом не задеть других людей, которые окажутся рядом, – терпеливо пояснила Юджин. – Мы называем это «нитью». Думаю, она сумеет решить проблему с твоей «неконтактностью». Ты готов?

Энки сглотнул. Ему не нравилось слово «процедура». Хотя вдруг это будет приятно? Почему он сразу о плохом думал?

Когда Юджин наклонилась, он закрыл глаза, вообразив, что сейчас она его поцелует, но виска неожиданно коснулось что-то холодное.

 – Мы разве не будем обмениваться кровью и торжественно клясться друг другу в верности? – спросил он, решив умолчать про поцелуи и стараясь по ощущениям определить, что за штуку она ему прицепила.

 – Все доноры носят такую пластину, – пояснила Юджин. – Она поможет настроиться на мою волну. Часов через шесть «нить» уйдет под кожу и ее не будет видно. Не пытайся ее снять, будет хуже.

 – А что будет? – с любопытством спросил он, сцепляя пальцы, чтобы избежать искушения подковырнуть полоску пленки на лбу.

 – Пластина оторвется вместе с кожей, но это будет самой меньшей твоей проблемой. Если повезет, сохранишь интеллект – какой есть. Но чаще всего, люди сильно глупеют, и это необратимо. Ты голоден?

 – Как ты догадалась? – смущенно спросил он, но потом спохватился. – Ах да, ты же эмпат. Не обращай внимание. Это человеческое.

Энки не знал почему, но называть ее на «ты» было приятно. С одной стороны, хорошо, когда тебя понимают без слов, а с другой – скверно, что она будет знать обо всех его физических желаниях. Мало ли, какие у него могут быть желания. Это сейчас ему так есть охота, что он больше ни о чем не думает.

Перед глазами появился плоский брикет неаппетитного серого цвета, который протянула ему Юджин.

 – Это стандартный рацион питания военных, – сказала она. – Здесь достаточно калорий, чтобы ты не вспоминал о еде до завтрашнего дня. Выглядит не очень, но поверь мне на слово, вкус присутствует. Мы, эмпаты, едим, как и вы, с той разницей, что белки, углеводы и все прочее играют для нас второстепенную роль. Если мы не будем получать эфталит, который дают эмоции человека, то умрем быстрее, чем без воды или пищи.

Он взял брикет, отметив, что она даже сняла с него обертку. Какая предусмотрительность.

 – Ты... очень заботлива, – пробормотал Энки, откусывая от плитки. Жевалось с трудом, но по мере того, как сухие волокна перемешивались со слюной, начинал появляться вкус. Только он не мог понять, чего именно – курицы, рыбы или вареного картофеля.

 – Донор должен быть сыт, одет, чист – одним словом, у него должны быть удовлетворены основные физические потребности, иначе он будет постоянно отвлекать «союзника» своими желаниями. Это главное правило, которое должен соблюдать эмпат. А теперь слушай, что должен делать ты.

Она рассказывала, а он молча жевал, стараясь не слишком пялиться на своего неожиданного «союзника». На первый взгляд, ничего обременительного в обязанностях донора не было. Как объяснила Юджин, эмпаты «питались» два-три раза в день, подражая человеческому режиму с завтраком, обедом и ужином. И хотя по закону эмпат не мог использовать человека чаще трех раз в сутки, донор всегда должен был быть рядом с «союзником» на случай возникновения экстренных ситуаций. Каких именно, Юджин не объяснила, добавив, что доноры военных эмпатов работают куда чаще трех раз в сутки, но это Энки не касается, так как они расстанутся до того, как она вернется на службу.

Он слушал ее, глотал куски чего-то съедобного и понимал, что давно не чувствовал себя так чудесно.

 – Так куда мы летим? – спросил Энки с набитым ртом.

 – К доктору, – ответила Юджин. – Он мой старый знакомый, работает с военным сектором. Мне не нравится, что ты ничего не помнишь. Пусть док посмотрит, вдруг сумеет сделать что-то с твоей головой. Хоть ты и будешь донором всего три дня, я не люблю сюрпризов. Да и у меня кое-какое дело имеется.

К доктору так к доктору. Чем больше Энки ее слушал, тем больше она ему нравилась. Он искренне не понимал, почему эмпатов боялись. Юджин казалась милейшей, а встреча с ней – огромным везением. Чудо, а не женщина. Спасла, предложила работу, накормила, еще и память собиралась вернуть.

А то, что далекий голос прошлого слабо пищал, предупреждая об опасности, так на это можно было наплевать. Пусть день и начался скверно, зато заканчивался он превосходно.

 

Глава 6. Крысоволк

 

Настроение Юджин, испорченное смертью одного донора и выбором другого, резко поползло вверх, когда она увидела Скайфера. Доктор Бандо Скайфер обладал многими талантами и обширными познаниями почти во всех областях науки, но, по мнению Юджин, его главным достоинством было умение говорить правду. Оно же какой год не позволяло ему оставить пост старшего научного сотрудника и подняться хотя бы до руководителя отдела. Юджин никогда не требовалось ловить его эмоциональный фон, чтобы понять, в каком доктор был настроении. Все отражалось на его толстом, вечно румяном лице.

 – Какого черта тебя принесло так поздно! – возмутился Бандо, пропуская в кабинет эмпатку и донора. – Я уже всех отпустил и сам домой собирался.

 – Не лги мне, ты здесь ночуешь, – отрезала Юджин. – А то, что все ушли, так мне того и надо. Поговорим без свидетелей.

Плотно прикрыв за собой дверь, она обняла могучую фигуру доктора – вернее, его живот, который за три года, что они не виделись, стал еще больше. Юджин была рада его видеть. Бандо Скайфер был человеком с принципами, а таких в Маурконде почти не осталось. Их стоило ценить дороже эфталита. А еще он ненавидел маниохов – ненавидел по-настоящему, глубоко, искренне, всей душой. Когда-то это чувство сблизило их, превратив если не в друзей, то в союзников, которые сражаются на одной стороне.

 – И как тебе удалось сюда проникнуть? – все еще недовольно пробурчал доктор, отодвигаясь в сторону, чтобы пропустить их в кабинет.

 – Запомнила пропускной код, – рассеянно ответила Юджин. – Ты мне как-то его показывал.

Подойдя к окну, она активировала защитный экран. Хоть они и находились на двести каком-то там этаже, ей хотелось сохранить визит к доктору в тайне, чтобы потом избежать нежелательных вопросов начальства. Тем более, что Юджин не была уверена, что сможет добиться от Бандо всего, что задумала. Уж в очень плохом тот был настроении.

 – Твой донор? – буркнул Скайфер, неприязненно оглядывая Энки. Парень замер у порога с видом человека, готового сбежать, и Юджин похвалила себя, что заперла дверь.

Она догадывалась, какие мысли сейчас блуждали в голове нового донора. По правде, Юджин его обманула. Военная научно-исследовательская лаборатория Маурконда, куда они проникли благодаря дружеским отношениям Юджин с начальником охраны и ее хорошей памятью на кодовые замки, клиникой не являлась, а доктор Скайфер, ее коллега и старый друг, был также далек от человеческой медицины, как акула от аквариумной рыбки. Да и сам кабинет на врачебный не походил. Заставленная блестящими аппаратами, непонятными установками, шкафами с колбами и пробирками, огромным столом, на котором Скайфер препарировал какую-то окровавленную живность в тот момент, когда Юджин заявилась в его логово, комната напоминала лабораторию алхимиков из времен человеческого средневековья, но никак не приемную заведения, где восстанавливают здоровье.

В последние десять лет Бандо Скайфер работал на военный сектор, занимаясь генной инженерией, но донору это знать было не обязательно. Юджин не собиралась его лечить. Будет достаточно, если Бандо проведет общую диагностику. Парень мало подходил для донорства, но его быстрое восстановление после внушения ее подкупило. Эмпатку мало заботило его физическое состояние, однако психическое здоровье было немаловажным. Худой, всклокоченный, с горящими глазами, Энки напоминал психа, а учитывая, что его били по голове, ей нужно было удостовериться в его адекватности. Потеря памяти была и вовсе неприятным сюрпризом, но учитывая, что она собиралась работать с ним всего три дня, этот недостаток можно было и потерпеть.

 – Мой новый донор, – поправила она Скайфера. – Мне нужно, чтобы ты его осмотрел.

От возмущения на толстых губах Бандо даже запузырилась слюна.

 – Скажи, Ю Джей, – произнес он, когда смог говорить, – какая часть меня напоминает медицинского эксперта по донорам? Ты ошиблась не только зданием, но и кварталом.

 – Перестань, – поморщилась Юджин. – Строптивость тебе не к лицу. Тем более, что это самая легкая часть того, что ты для меня сейчас сделаешь.

 – Какого черта ты вообще в Маурконде? Разве в Пороге кончились маниохи?

 – Я в командировке, гражданские вызвали. Мой донор нечаянно умер и пришлось срочно выбирать нового.

 – Нечаянно? – ехидно переспросил Скайфер. – Ты мерзкая тварь, Ю Джей, паразит, сосущий кровь человечества.

 – Я эмпат, а не вампир, – прервала его Юджин. – Просто засунь этого парня в какую-нибудь машину, осмотри его голову, и мы перейдем ко второму вопросу. Честное слово, больше болтаем. Сколько времени уже потеряли.

 – А это кто? – вдруг подал голос Энки, про которого все на время забыли.

Донор стоял у блестящего хромированного стола, на котором лежала окровавленная туша, ощетинившаяся пинцетами и ножницами.

 – Не тронь! – хором закричали Юджин и Скайфер. Первая из опасения за жизнь донора – мало ли какая зараза могла водиться в военной лаборатории, второй – из страха за редкий экспонат.

Энки поднял руки, а потом ткнул пальцем в Бандо Скайфера.

 – Вы – доктор? – спросил он с плохо скрытым презрением.

Скайфер ощетинился и собрался активировать все бортовые орудия, чтобы стереть в порошок наглого гостя, но тут вмешалась Юджин.

 – Бандо, – сказала она, оттесняя Энки в сторону. – Ты не видел меня три года. Поверь, за это время в Пороге ничего не изменилось. Ничего. Мы по-прежнему проигрываем. Пока я стою здесь, наши умирают там. И чем быстрее я закончу с делами в Маурконде, тем скорее смогу вернуться. Знаешь, эмпатов в Пороге осталось не так уж много. Маниохи весьма успешно устраивают на нас облавы, а белые не спешат расставаться со своими уютными гнездышками в столице. Три новичка за последний год – как, по-твоему, этого достаточно, чтобы поддержать боеспособность армии и защитить ее от «магов»? Поэтому засунь свою спесь в задницу и помоги мне.

«Нужно было раньше надавить на его чувство патриотизма», – подумала Юджин, наблюдая, как Скайфер принялся очищать стол с помощью роботов. Рукастые дроны аккуратно запаковали растерзанную тушу в контейнер, очистили от крови и ошметков хромированную поверхность и придвинули к столу несколько аппаратов, прячущихся в глубине лаборатории.

 – Посиди вон там, – сказал ей Скайфер, указывая на рабочий стол с креслом в углу. – Так и быть, я его осмотрю, но справок давать не буду. Я не бюро.

Юджин развела руки в сторону, показывая, что на справки не претендует.

 – А ты, парень, раздевайся и ложись сюда, – обратился Бандо к Энки, все еще глазеющему на тварь в стеклянном контейнере. Роботы взгромоздили емкость с тушей на один из столов, откуда она загадочно поблескивала в неоновом свете лабораторных ламп.

 – Раздеваться? – переспросил донор и растерянно оглянулся на Юджин, которая устроилась в кресле доктора и пристально наблюдала за ними.

 – Да перестань, – нетерпеливо бросил Скайфер. – Мы для нее, что курицы на птицеферме. А еда не стесняется своего голого зада. Ты не смотри, что у твоей «союзницы» хорошенькая мордашка, большая грудь и отменная задница. Это все пыль в глаза. Ю Джей – не человеческая баба, а монстр в облике прекрасной дамы.

 – Заткнись, Бандо, – беззлобно сказала Юджин. – А ты, Энки, делай, что говорят. Я здесь до утра сидеть не собираюсь.

Скайфер был прав. «Монстр в облике дамы», – повторила она про себя и отчего-то почувствовала привкус горечи во рту. Ее воспитывали по классическим эмпатским канонам, осуждающим и презирающим интимную связь с людьми. И хотя современные эмпаты – так называемые «белые» – давно жили по собственным правилам, умудряясь собирать целые гаремы из доноров, Юджин предпочитала соблюдать традиции.

И все же, когда новый донор принялся снимать одежду, смущенно посматривая в ее сторону, она поймала себя на том, что наблюдает с интересом. У него оказалось хорошо сложенное, тренированное тело человека, вынужденного голодать длительное время. Она не знала ни одной причины, зачем Энки понадобилось бы добровольно сидеть на диете, а значит, его торчащие ребра и впалый живот были следствием какой-то неприятности, в которую он угодил. Оставалась еще болезнь, но с этим Скайфер ей сегодня поможет. Наверное, Энки был молод, но из-за истощения определить возраст по внешности было трудно.

А еще ей, определенно, нравились его глаза – честные, глубокие, умные. Они горели на лице Энки, словно огни маяка во время шторма. Такой свет подсказывает об опасности прячущихся под водой рифов. И он предупреждает держаться от маяка подальше.

Не считая худобы, во внешности донора выделялись две странности. Во-первых, его волосы имели необычный красный цвет, который привлек ее внимание еще в тюрьме. «Цвет свежей крови», – подумала тогда Юджин. А во-вторых, на его животе была набита странная татуировка – три черных круга, расходящиеся от пупка. Линия внешнего круга покраснела и опухла, словно была набита недавно и еще не зажила. Татуировка нисколько не украшала Энки, а скорее, дополняла болезненное и нездоровое ощущение, который вызывал его изможденный вид. Черные круги заходили под впалые ребра, создавая впечатление, будто он пытается зажимать кольцо диафрагмой. На вопрос любопытного Бандо, откуда у него такая дрянная татушка, донор уставился на свой живот, словно видел его впервые. Возможно, так оно и было.

 – Амнезия плохая штука, – протянул доктор Скайфер, прицепляя к телу Энки щупальца и присоски, которыми оброс стоящий рядом аппарат.

Заметив, что манипуляции доктора вызывают у донора дрожь, Юджин подошла и взяла его за руку. Энки сразу расслабился и стал глупо улыбаться.

 – А мне так сделаешь? – попросил Бандо с ухмылкой. – С каких это пор ты такая добрая?

 – У него фобия на медицинские инструменты, – хмуро ответила Юджин, сама не понимая своего поведения. – Сколько времени потребуется на осмотр?

 – Минут двадцать, – пожал плечами доктор. – Но результаты будут только завтра. Я тебя уважаю Ю Джей, но спать в лаборатории из-за какого-то донора не стану. Сейчас возьмем все анализы, а завтра с утра я их посмотрю. Это не обсуждается. У тебя еще какое-то дело было? Надеюсь, ты не за оружием пришла. У меня тут только экспериментальные образцы и вообще...

 – Как всегда угадал, – торжественно произнесла Юджин и уселась на стол, где лежал Энки, бесцеремонно пододвинув его ногу. На миг она нахмурилась. Случайно коснувшись донора, Юджин поняла, что он снова голоден, хотя военный паек, который парень умял в глайдере, был перенасыщен калориями. Все указывало на то, что она выбрала не того человека. Этот был, определенно, болен.

 – Даже говорить об этом не буду! – завопил Бандо, протестующе вскидывая руки. –Вспомни, что случилось, когда ты в прошлый раз взяла у меня взрывчатых слизней.

 – Твои слизни оказались полным дерьмом, – фыркнула Юджин. – Взорвались в машине еще в гараже.

 – Вот, а я о чем! Экспериментальные образцы являются...

 – Послушай, толстый, – эмпат вдруг схватила доктора за отворот белого халата и попыталась притянуть к себе. Она с таким же успехом могла пытаться сдвинуть небоскреб, держась за ручку парадной двери. – Не для себя прошу. Можешь, считать меня дурой, но, похоже,  маниохи готовят Вторжение.

 – В Маурконд? – от удивления лицо доктора вытянулось и стало похоже на батон хлеба.

 – Ну не в Асбруй же. Конечно, в столицу.

Скайфер сглотнул.

 – Если бы я услышал это от своего начальника или того же Алистера, то сказал бы, что это полная чушь и эмпатовские бредни. Но... Ладно, выкладывай.

 – Ты слышал о пропаже «Сердца»?

 – Кое-что, – уклончиво ответил Бандо, приученный к осторожности, когда дело касалось высшего руководства. – Лабораторию Крискона ограбили, об этом все знают. Неужели тебя позвали «понюхать» прошлое?

 – Вот именно, – мрачно кивнула Юджин и покосилась на донора. Тот был полностью поглощен изучением медицинского сканера и их не слушал.

 – Преследуя тени, я выбралась на крышу, – продолжила эмпатка. – Вся ее поверхность была покрыта обильными зарослями сухой сорной травы. Я обратила на нее внимание лишь потому, что она мешала ходить и цеплялась за штаны. Решив сначала, что растения погибли от холодов, я не сразу сообразила, что на крыше тепло, и даже нет ветра. А когда наш глайдер стал перестраиваться на верхний уровень, выяснилось, что в этом районе активирован силовой экран. То есть, вся крыша, а соответственно, и растения были защищены от зимы. Они не могли погибнуть от мороза, но были высохшие, пожухлые, мертвые. И только чертополох выжил.

 – Не вижу связи с маниохами, – пожал плечами Бандо.

 – Включи мозги, Скай! Весь Порог покрыт сухой травой и пеплом. Подумай, что остается от деревьев, кустов, травы, после того как по ним проходит энергетический щуп «мага»? Правильно – сухой остов, скелет без жизни. А теперь я напомню тебе, что растет на линии фронта и в тех землях, где побывали маниохи. Чертополох. Проклятый сорняк с колючим стеблем и пушистым цветком, красным, как...

Она задохнулась и вдруг посмотрела на Энки, который лежал с закрытыми глазами и дремал под жужжание медицинских сканеров.

 – Как его волосы, – закончила Юджин.

 – Это слишком фантастично даже для твоего богатого воображения, – прищурился Бандо. – Маниохи в Маурконде? Странно делать такие выводы на основании каких-то сорняков. К тому же Кольцо Крискона работает безупречно. Каждый раз, когда мы провозим тушки мертвых «магов» для наших опытов, то тратим уйму времени, доказывая пограничникам, что маниохи мертвы. А разве по теням ты не могла определить – «маги» то были или люди?

 – Для нас все тени одинаковы, – вздохнула Юджин. – Только эмоции имеют значение. Это были маниохи. Поверь, я десять лет охочусь за ними в Пороге. Думаешь, я их не отличу?

 – Дьявол, Ю Джей! Даже если на секунду допустить, что ты права, то зачем им «Сердце»? Это ваша мечта, а на маниохов. Тем более, что проект был настолько сырым, что никто даже не брался сказать, когда начнутся тестовые испытания. Если бы я готовил Вторжение, то для начала взорвал бы Золотую Башню. Там и центральный портал, и правительство, и дельта всех эфталитовых рек. Один удар – и мы сидим в темноте, едим крыс и прячемся от эмпатов – черных, белых, военных, всяких. Тут и вражеской армии не понадобится. Мы сами себя уничтожим. Вот интересный вопрос: сможете ли вы, эмпаты, соблюдать Кодекс, когда благополучный Маурконд окажется в заднице? Думаю, нет. Когда дело касается выживания, о чести не вспоминают.

 – Тебя когда-нибудь посадят, Бандо, – пробурчала Юджин. – И я лично прослежу, чтобы тебя отправили в самую гнилую тюремную яму Пятиречья. Ты опасен для общества. И ты кое-что упустил. Во-первых, Золотая Башня не стоит в центре города, ожидая, когда ее взорвут или захватят. О ее местоположении даже не все руководство военных знает, не говоря уже о нас с тобой, смертных. А во-вторых, «маги» не так уж глупы. Зачем им «Сердце»? Да чтобы сделать нас слабее. Проект не закончен, но ведь они не обязательно об этом знают. Представь, какой переполох должен был подняться в их логове, когда им донесли, что эмпаты работают над «вечным источником». Никакого ограничения в виде доноров, никаких препятствий для проникновения в их поганый мирок. А что? Узнав о «Сердце», они вполне могли подумать, что мы готовим Вторжение, и решили напасть первыми.

 – Давай не будем играть в генералов, – поморщился Скайфер. – На то, чтобы думать за врага и анализировать его мысли, существуют менталисты, девятый отдел и еще куча разных спецслужб Альянса. Просто сообщи Крискону о своих подозрениях и возвращайся в Порог заниматься тем, что делала последние десять лет. У тебя хорошо получалось.

Оба замолчали. Скайфер притворился, что настраивает аппараты, присосавшиеся к телу Энки, Юджин смотрела на свои крепко сцепленные пальцы, чувствуя волны голода, которые исходили от донора. Его нога касалась ее спины, но ей не хотелось отодвигаться в сторону. Юджин казалось, что если она пошевелится, то разрушит ту атмосферу доверия, которую она старательно создавала в комнате последние полчаса. Здесь требовалась осторожность. Если Бандо догадается, что она прибегла к внушению, то станет ее заклятым врагом. В некоторых вопросах доктор был принципиален.

 – Знаешь, чем маниохи отличаются от нас с тобой? – наконец, спросила она.

Скайфер пожал плечами, пытаясь увильнуть от продолжения неприятного разговора.

 – Они не думают, – сказала Юджин. – Не занимаются аналитикой, подведением итогов, изучением альтернативных путей и прочей ерундой, которой излишне страдает наш штаб. «Маги» действуют мгновенно, по ситуации, повинуясь инстинктам, и они их никогда не подводят. Помнишь, захват молочных ферм в Пороге? Мы узнали о готовящемся набеге за полчаса до атаки. Наши отреагировали быстро – эвакуировали жителей, ввели войска, приготовили ловушку, собираясь собрать хороший урожай «магов». Маниохи почувствовали западню интуитивно и действовали еще быстрее. Они не только выбрались из ловушки за секунду до того, как она должна была захлопнуться, но и перешли в наступление, перехватив наши сигналы и спутав коды атак. И вместо победы мы потерпели одно из самых тяжелых поражений. Уничтожив всех эмпатов, участвующих в операции, «маги» спокойно, не торопясь, сожгли наших роботов, выкосили пеших боевиков, а потом прошлись щупами по соседним фермам и двинулись в тыл. Пока штаб собирал новых эмпатов и организовывал контрнаступление, маниохи уничтожили десятую часть населения Порога. Для этого им потребовалось всего три часа. Малость по сравнению с тем временем, которое обычно требуется Альянсу на принятие решений. Я не знаю, как шпионы «магов» могли проникнуть сквозь Кольцо, охраняющее Маурконд. Могу сказать одно – их недаром называют «магами». Нет, мы не будем ничего сообщать Крискону. Если я окажусь права, то погрязну в совещаниях и проверках и лишь потеряю время. Если же я ошиблась, то моя репутация сумасшедшей только подтвердится. Мне это ни к чему.

 – Ладно, Ю Джей, – вздохнул Бандо. – Моя голова тебе не верит, но сердце на твоей стороне. Чего ты от меня хочешь?

Юджин обернулась на донора и, убедившись, что тот спит, тихо сказала:

 – Дай мне крысоволка. Только с его помощью я смогу отыскать маниохов в Маурконде. Обещаю, я не буду играть в генерала. Если мои догадки подтвердятся, и мы поймаем шпиона, я немедленно передам его в штаб Крискону.

Бандо открыл рот, собираясь возразить – это было видно по его наморщенному лбу.

 – Док, – сказала Юджин, положив руки ему на плечо. – Возможно, я сумасбродка, но подумай, что случится, если штаб мне вдруг поверит. Вряд ли Альянс начнет эвакуацию только на основе предположений одного «нюхача». Станут проверять, а если что-то найдут, то организуют поиски, вызовут боевиков и военных эмпатов, в городе пойдут беспокойства... Ты улавливаешь мою мысль? Альянс ни за что не согласится искать маниохов с помощью экспериментального биологического оружия, пока на нем не стоит штамп одобрения от моего руководства. И всем плевать, что твои крысоволки созданы именно для таких ситуаций. Я знаю, что говорю, ведь я лично проводила тесты с ними в Пороге. Они превосходно себя показали, да ты и сам это знаешь, читал ведь мои отчеты. Тебе ведь не подтвердили заказ? А теперь представь, что будет, если я с помощью крысоволка поймаю «мага» в центре Маурконда. Тебе обеспечен гарантированный заказ не только от военных, но и от всех белых эмпатов, живущих в столице и трясущихся над своей безопасностью. Деньги, док, много денег. И слава. Что тебе еще надо? Ты ничего не теряешь.

 – Я потеряю все, если тебя поймают с запрещенным биологическим оружием в центре города. В лучшем случае, у меня отберут лицензию и оштрафуют. В худшем отправят в Порог в качестве донора для военных эмпатов.

 – Никто ничего не узнает, – заверила его Юджин. – Все будет выглядеть, как прогулка с собачкой.

 – Ни черта себе собачка, – фыркнул Бандо.

Юджин вздохнула, но она была готова к этому вопросу. Доктор лепил крысоволков из трупов маниохов, и выглядели они соответствующе – как полуразложившиеся «маги». Но их отталкивающую внешность компенсировали уникальные умения: мертвый маниох безупречно находил своих даже на большом расстоянии. Он сумеет отыскать шпионов в городе меньше чем за час.

– Во-первых, я проведу охоту сегодня ночью, – сказала она. – Сам знаешь, что из-за черных эмпатов нормальные жители Маурконда по ночам не гуляют и сидят дома за запертыми дверями. А во-вторых, крысоволка можно замаскировать. В последнее время белые эмпаты каких только питомцев не заводят. Я с крысоволком вполне сойду за любительницу чего-нибудь экзотичного. Ну что, док, договорились?

 – Нет, не договорились! – вспылил Скайфер. – Все это слишком опасно, и честно говоря, на Вторжение совсем не похоже. Я могу поверить, что «маги» украли нерабочее «Сердце», чтобы ослабить вас, эмпатов. Но не лучше ли будет отпустить их с этим пустым результатом, чем пытаться ловить, подвергая риску горожан, свою карьеру и моего крысоволка? Ведь может быть и так, что ты его не поймаешь, а только разозлишь, и он начнет «косить» всех вокруг. Энергетический щуп сильного «мага» за одну атаку убивает до тысячи человек. Ему достаточно пролететь над крышами высоток, чтобы Маурконд обезлюдел наполовину.

 – Я военный эмпат, – прошипела Юджин. – Как, по-твоему, док, чем я занимаюсь в Пороге? Правильно, охраняю боевиков, чтобы какой-нибудь маг-разведчик не выкосил их сотнями за один полет. Маурконд не пострадает.

Убедившись, что доктор ее слушает, она продолжила:

 – Но трагедия случится, если ты не поможешь. А вдруг разведчиков в городе гораздо больше? Рискованно засылать в тыл врага всего одного шпиона. Если «маги» нашли способ обойти Кольцо, то, вероятно, их здесь не меньше десятка. И каждый собирает информацию о наших военных проектах, чтобы обезопасить армию от нежелательных сюрпризов во время Вторжения. Может, кто-то из них в это самое время, пока мы разговариваем, грабит твою лабораторию, а доктор? А потом, собрав данные о всех подводных камнях и проложив надежные тропы между ними, маниохи начнут Вторжение. Речь идет не о десятке «магов», а о сотнях и тысячах. Как думаешь, за сколько минут город превратится в пепел? Дай мне крысоволка. В жизни бывают моменты, о которых потом горько жалеешь, но сделать уже ничего нельзя. С тобой, док, может произойти как раз это.

Бандо открыл рот, закрыл, снова открыл. Он был похож на рыбу, которая всю жизнь прожила в аквариуме, уверенная, что никогда не попадет на сковороду, но вот... случилось.

Юджин не знала, что в результате повлияло на Скайфера. То ли чувство доверия, которое она внушала ему с начала разговора, то ли проснувшийся в нем патриотизм, то ли ее горячие слова, но в тот вечер ей все-таки дали крысоволка. Вот только она не была уверена, что звери Бандо помогут, если она окажется права, и город наводнен десятками «магов». Ведь у доктора Скайфера было всего два охотника.

 

Глава 7. Голоса прошлого

 

Настроение Энки, почти радужное после освобождения из тюрьмы, теперь покрылось грязными разводами и пятнами. Унизительный осмотр у доктора, вернувшееся чувство голода и прежнее беспамятство раздражали и вызывали стойкое желание сбежать куда-нибудь на край света. Сбежать бесцельно, бездумно, безрассудно. Его более умная половина настойчиво советовала набраться терпения, но что-то подсказывало – чаще в нем побеждало другое я, глупое.

 «Чтобы назначить лечение, нужны анализы, – деловито сказал Скайфер. – Я не собираюсь ночевать из-за тебя в лаборатории, поэтому приходи завтра». Завтра было понятием расплывчатым, а кроме того он доктору не верил. Если Энки все правильно понял, а в некоторых вещах он был сообразительным, то Юджин привела его к Скайферу исключительно для того, чтобы убедиться, что он не страдает опасными формами психических заболеваний. Вероятно, для эмпатов это было важнее, чем если бы он был носителем заразного кожного вируса или другой болячки.

Юджин перестала нравиться ему в тот момент, когда заявила, что отправляется по делам, а его оставляет ждать ее возвращения. Энки знал, куда уходила -  на охоту с крысоволком. Подслушав ее разговор с Бандо Скайфером, он пришел в полный восторг от идеи поимки маниохов с помощью «живых мертвецов» и рассчитывал, если не поучаствовать в охоте, то хотя бы посмотреть на диковинного зверя. Память подсказала, что крысоволками называли крыс, которых натаскивали убивать своих же во времена, когда отравы и ловушки не помогали. Крысу ловили, морили голодом, а потом выпускали к другим. В результате, она жрала всех подряд.

Идея создания охотников на «магов» из самих «магов» была уникальной, а желание Юджин использовать их для ловли шпионов придало смысл новой работе Энки. Несмотря на то что их сделка ограничивалась тремя днями, он не хотел провести это время только в роли «еды». Душа требовала какого-то оправдания новому занятию, казавшемуся унизительным и бессмысленным. Вот если бы он помог ловить маниохов... Одна мысль о демонах из Порога, летающих в ночи над Мауркондом, вызывала в нем какой-то необъяснимый трепет.

Но Юджин не рассказала ему об охоте.

Энки понимал, что желание увидеть маниоха мертвого и поохотиться с ним на маниоха живого было ребячеством, но ничего не мог с собой поделать. Пропасть прошлого с зияющей дырой вместо дна окружала его со всех сторон, не позволяя шагнуть вперед или отступить назад. А стоять на месте было нельзя. Он чувствовал себя антикварными часами с пружиной, заведенной слишком туго – все куда-то бежал, задыхаясь и выбиваясь из сил, а в результате упирался в непроходимую стену тупика.

Перед тем как отправиться на ночную вылазку, Юджин привезла его к себе домой.

 – Я останавливаюсь здесь, когда бываю в Маурконде, – бросила она, впуская его в пентхауз огромного небоскреба, на крыше которого приземлился глайдер.

 – Так ты богатая девочка? – изумленно спросил он, оглядывая просторный круглый зал с окнами в пол, за которыми открывался вид на пестреющий огнями ночной город. Строгая мебель, деревянный паркет и едва уловимый запах нежилого помещения вызывал стойкую ассоциацию, что он попал в президентский номер-люкс дорогого отеля, который бронируют раз в год или того реже. Уходящая вверх винтовая лестница подсказывала, что в доме Юджин не один ярус. «Правильно, должна же она где-то спать», – подумал он, оглядывая холодную, почти деловую обстановку зала.

 – Да, – рассеянно сказала она, снимая куртку и бросая ее на низкий диван с ослепительной белой обивкой. – Как видишь, не бедствую. Наверху ванная, спальные комнаты и кухня. Осваивайся – тебе здесь три дня быть.

 – Все военные так хорошо живут? – спросил Энки, рассматривая прозрачную вазу на белом столике. Сосуд и столешница мягко сияли изнутри, выполняя функцию то ли светильников, то ли просто дорогих предметов интерьера.

 – Постарайся ничего не разбить, я в душ, – ушла от ответа Юджин и стала подниматься по лестнице, на ходу снимая кофту. Он успел заметить ее голую спину – такую же белую, как мебель в комнате.

 – Я могу составить тебе компанию, – произнес Энки, пытаясь вспомнить, когда принимал душ в последний раз. Наверное, это было в той, другой жизни.

 – Подожди на диване, – раздался сверху ее требовательный голос. – Мне нужно будет «поужинать» перед уходом. И найди уборщика, он где-то у двери.

«Нет уж, убираться в своем дворце будешь сама», – сердито подумал Энки, чувствуя, как от ее слов сердце у него подпрыгнуло и забилось где-то в горле. Итак, сейчас все случится, и он узнает, прав ли был старик, говоря, что участь донора – худшее, что может произойти с человеком. Сама по себе фраза «подожди меня на диване», произнесенная полуголой красавицей, направляющейся в душ, вызывала в нем исключительно приятные ассоциации, но некоторые моменты в поведении Юджин, проявившиеся еще в кабинете доктора, настораживали. Возможно, Скайфер был прав: отношения эмпатов к «еде» вряд ли можно было назвать человеческими.

С каким-то чувством злорадства он забрался на белоснежный диван, не снимая грязных ботинок, и стал думать о предстоящей процедуре. Будет ли больно или приятно? А может, все случится быстро, и зря он волнуется? Три дня казались мелочью, но, если придется постоянно сидеть в этом белом зале, он сойдет с ума. Мысль о побеге всплыла из недр памяти и замаячила перед глазами белым флагом. Это был не его мир, не его женщина, не его проблемы. Система безопасности пентхауса была смешна, ему хватило одной минуты, чтобы понять, как ее отключить. Впрочем, и этого не потребуется. Эмпатка так спешила в душ, что даже не активировала охрану. «А еще военная», – ехидно подумал он, но голос из прошлого тут же встал в оппозицию: «Наверное, все в квартале, включая самого последнего вора, знают, кто тут живет. Вряд ли найдутся добровольцы, желающие столкнуться с эмпатом наедине в его логове».

Прошлое, как всегда, не ошибалось. Каким бы унизительным не казалось общество эмпатки, оно было лучше компании Медведя или Р.Хоскина. Ему нужно было вспомнить, и у него не было права ждать, когда память вернется сама по себе. Помощь доктора Скайфера была необходима, а без эмпатки получить ее не выйдет. Придется терпеть.

Эмпатка вернулась на удивление быстро. Едва взглянув на нее, Энки постарался скорее отвезти глаза в сторону и уставился на загадочную вазу-светильник, притаившуюся за спинкой дивана. «Она не женщина», – убеждал он себя, но тело с ним не согласилось. Почувствовав напряжение в брюках, Энки заерзал, стараясь выгнать из головы увиденный образ.

На Юджин был короткий белый халат, не скрывающий ничего. Она была стройной и поджарой, как самка леопарда с таким же хищным взглядом почти немигающих глаз. На длинных ногах поблескивали капли воды, убежавшие от полотенца, которое она небрежно повязала вокруг головы. Лицо расслаблено, бледная кожа казалась нежнее шелка, халат на груди собрался складкой, вызывающе обнажив тугие груди с широким розовым ореолом вокруг торчащих сосков. От нее пахло медом и какими-то цветами, словно она принимала не освежающий душ после трудного дня, а медовую ванну с лепестками орхидей и лилий. Несмотря на то, что теперь на Юджин не было черного военного комбинезона, пояса с бластером и тяжелых сапог, она не стала казаться менее опасной. Уцепившись за эту мысль, Энки заставил себя успокоиться и посмотреть на эмпатку.

Она уже устроилась в кресле напротив, поджав ноги и раскинув руки по подлокотникам – расслабленная поза отдыхающей хищницы. Чувствуя, как возбуждение уступает место злости, Энки спросил, кивнув на ее халат:

 – Специально вырядилась? Хочешь помочь мне расслабиться?

 – Это не для тебя, – улыбка Юджин вспыхнула и погасла, как первая молния приближающейся бури. – Одежда мешает. Ткань касается тела, отвлекает, а я не люблю, когда во время связи с донором появляются другие чувства. Как бы тебе объяснить? Представь, что ты собрался поужинать любимым блюдом, но при этом нацепил новенький вечерний костюм для приемов, в котором не присесть, ни расслабиться. У эмпатов примерно также. Некоторые вообще раздеваются, но я решила тебя не смущать, ты и так слишком напряжен. Ну как, готов?

Нет, он не был готов. Голова Энки усиленно заработала, стараясь придумать любой предлог, чтобы отсрочить то, что было неизбежно.

 – Последний вопрос, – поднял он руку, чувствуя себя курицей, из которой все равно приготовят котлету. – Там, в тюрьме, ты назвала меня аномальным. Что это значит?

 – Не волнуйся, – глаза Юджин снова улыбнулись. – Теперь с тобой все в порядке. Аномальными называют людей, которые не поддаются неконтактным внушениям. В тюрьме ты почувствовал внушаемый страх, только после того как тебя коснулись. Обычно радиус моего внушения покрывает пару сотен метров. Но сейчас между нами есть донорская «нить», и принял ты ее хорошо.

 – Много таких аномальных в Маурконде?

 – Единицы. В городскую систему водоснабжения и большинство продуктов добавляют легкий наркотик, который усиливает чувственное восприятие. Его же распыляют в кафе, кино, ресторанах, парках и других местах, где бывают люди. Все дети в школах проходят обязательную вакцинацию, которая повышает восприятие внушений. Но исключения случаются. Таких людей называют аномальными. Обычно их отправляют на лечение в специальные клиники, после чего аномальность исчезает. Альтернатива такому лечению – донорство, но это дело добровольное, и, как правило, люди выбирают больницы.

 – Кажется, я их понимаю, – протянул Энки, чувствуя, что в нем зарождается опасная мысль. Если он убьет Юджин, одним эмпатом на Маурконде станет меньше. – Чего я не понимаю, так это то, чем вы отличаетесь от маниохов? Нет, правда, кроме очевидной разницы во внешности, чем вы лучше? По крайней мере, «маги» не отнимают свободу. Убивают сразу, не изображая богов, несущих свет отсталому виду.

Юджин долго смотрела на него своим странным немигающим взглядом, прежде чем ответила.

 – Действительно, никакой разницы, – наконец, произнесла она, словно все это время искала отличительные черты между собой и «магами». – Ведь мы, в конце концов, тоже убьем вас, просто сделаем это медленнее. Люди – не первая донорская раса эмпатов и наверняка не последняя. Никто не выдерживает дольше пары тысячелетий, и тогда для нас наступают тяжелые времена. Как только донорская раса начинает вымирать, мы сокращаем нашу численность, убивая слабых и старых. Чем меньше доноров, тем жестче правила для тех, кто будет продолжать род. Были времена, когда новых «союзников» не могли отыскать столетиями. Тогда оставшиеся в живых эмпаты погружались в криогенный сон, а добровольцы-разведчики отправлялись в разные стороны вселенной, зная, что родных уже не увидят. Впрочем, это только истории, которые рассказывают нашим детям в школах. Никто из ныне живущих эмпатов не знает, каково это – когда доноров больше нет. Моя прабабушка застала эпоху вымирания предыдущей расы «союзников» и оставила много тяжелых воспоминаний. Я бы не хотела жить в такие времена. Поэтому мы стараемся продлить существование человечества, ведь от его благополучия зависят наши жизни. Мы хотим, чтобы люди были здоровы, счастливы, плодились и размножались. Мы заботливые пастухи. Мы не допускаем кровопролитных войн, унизительной нищеты и голода, позорного социального разложения на классы, истощения ресурсов, наконец. А то, что мы периодически стрижем овец, так от этого им становится только лучше. Людям необходимо чувство контроля, опасности, присутствие заклятого врага – все это они получают от нас, эмпатов. Иначе человечество начнет скучать и делать глупости, уничтожая себя своими же руками. Так было до эмпатов, так будет, если мы внезапно исчезнем. А теперь подумай о «магах». Да, они похожи на нас тем, что тоже зависят от чужого организма. Только у них есть одна проблема, которая, как считают менталисты, в конце концов, приведет к вымиранию их расы. Знаешь, какая?

Энки молчал, и Юджин, довольная собой, продолжила:

 – Они не думают о будущем. Наши разведчики не всегда успевали быть первыми. Маурконду очень повезло, что мы открыли его раньше «магов», иначе он давно превратился бы в Порог. Вселенная усыпана мирами, в которых побывали маниохи. Мы называем их «объедками». «Маги» не думают о будущем, они пируют здесь и сейчас, напитываясь энергией захваченного мира до тех пор, пока не будет высушена последняя капля жизни. Они могут воевать годами, десятилетиями, но победу празднуют быстро, за пару часов уничтожая все, до чего смогли дотянуться щупом. Суди сам, что для вас лучше. Несколько тысячелетий вполне благополучного развития или пара часов бесславной борьбы с гарантированным поражением. Да, эмпаты – зло, но зло меньшее, которое, если к нему привыкнуть, может стать добром.

 – Вы всегда были... паразитами? – спросил Энки, оставшийся равнодушным к ее истории о роли эмпатов в благополучии человечества.

Она не обиделась.

 – Нет, – ответила Юджин после паузы, и в ее голосе послышались необычные теплые нотки. – Есть легенда, что когда-то у эмпатов был дом, который давал нам все – кров, еду, убежище. В том мире мы находили эфталит в капле дождя, комке грязи, порыве ветра. У нас не было донорских рас, потому что нас кормила планета. Думаешь, мы только и мечтаем, чтобы кого-то поработить? Чтобы уничтожить еще один уникальный вид жизни? Нет, это условия выживания, и они не обсуждаются. Среди нас встречаются те, которые отказываются от доноров из морально-этических соображений. Они живут отшельниками, внушая себе, что получают эфталит от солнца, воды, ветра. Некоторые добиваются в таких внушениях настолько блестящих результатов, что проживают без доноров несколько лет. Но все равно умирают. Как-то мне довелось увидеть тело такого отшельника. К тому времени я уже служила в армии, участвовала в первых битвах за Порог и была шокирована, обнаружив, как сильно мертвый эмпат-отшельник напоминал маниоха. Только крыльев и клыков не хватало. У тех, кто живет без доноров, вытягиваются кости, кожа меняет цвет на темно-бардовый и словно покрывается чешуей, глаза выкатываются, на черепе появляются утолщения, напоминающие рога. Некоторые историки считают, что в далеком прошлом у «магов» и эмпатов были общие предки, по другой версии, маниохи – это какое-то ответвление эмпатов, преобразившихся после вынужденного тысячелетнего голодания. Я не верю ни в то, ни в другое. Мне противна одна мысль о том, что у нас может быть что-то общее. Маниохи уничтожили все, что мне дорого, и я собираюсь отплатить им тем же. А так как я не хочу превратиться в маниохо-подобное чучело, которым становятся некоторые мои выжившие из ума сородичи, я использую доноров.

Энки смотрел в ее странные глаза – улыбающиеся и горящие ненавистью одновременно, и чувствовал, как ему становится не по себе.

 – В первый раз всегда тяжело, – сказала Юджин, и он понял, что больше отсрочки не будет. – Не сопротивляйся и постарайся ничего себе не сломать. Можешь раздеться, некоторым так легче. Да и одежда не пачкается.

Он хотел спросить, что она имела в виду про одежду, но не успел.

Следующий миг превратился в бесконечность. Энки ненавидел эмпатку, любил ее, боялся, боготворил и презирал одновременно. Он рычал от ярости, истекая слюной и злобой, умирал от страстного желания с кем-нибудь совокупиться, сгорал от жгучего интереса ко всему в мире, лопался от гордости за себя и эту прекрасную женщину напротив, лелеял надежду на все лучшее сразу и проливал обильные слезы скорби и печали по тем, кто умер, и тем, кто еще жил. Его снесло с дивана, скрутило у кресла Юджин, тут же вырвало, после чего волна счастья бросила его обратно к дивану, заставив забраться на него с ногами и прыгать, прыгать, прыгать...

С каждым разом он взлетал к потолку все выше, пока не промахнулся мимо мягкой, пружинистой обивки. Болезненно отозвалась лодыжка, но ему не было до нее никакого дела – экзальтация чувств достигла предела. Он швырнул свое переполненное бодростью, силой и энергией тело на пол и принялся отжиматься – сначала на двух руках, потом поочередно на одной, затем – подбрасывая тело вверх и хлопая в ладони между каждым отжиманием.

Ощущение всесилия вдруг исчезло, и его накрыла серая, беспросветная скука, на горизонте которой опасно маячили депрессия и суицидальные настроения. Проникнутый жалостью к самому себе, убежденный в собственной ненужности, Энки подполз к дивану и стал заботливо стирать ладонями грязные отпечатки, оставленные его ботинками на белой ткани. Желание унизиться вдруг стало расти и расплываться, словно пятно жира, посаженное на тонкую бумагу. Он подскочил к Юджин и распростерся было перед ней, уткнувшись лицом в деревянный паркет, но вдруг передумал, подскочил и надменно зашагал вокруг ее кресла, важно заложив руки за спину. Его глаза встретились с ее глазами, он перевел взгляд на ее влажный рот и полуоткрытые губы, которые прошептали: «Боль!». И мир вокруг потонул в красной мгле.

Все кончилось также внезапно, как и началось. Энки лежал на диване – грязный, раздавленный, опустошенный. Он чувствовал холод во влажных брюках, неприятно прилипших к ногам, ощущал вонь собственной рвоты и ненавидел слабость в дрожащих пальцах. Вокруг лодыжки обвился змей, который мгновенно сдавливал ногу в тиски, при попытке ею пошевелить. Рот был полон крови, но он не мог понять, что именно себе откусил – кусок щеки или все же язык.

Над ним склонилось любопытное лицо Юджин: она раскраснелась и выглядела довольной. «Как насосавшийся упырь», – подумал Энки. Впрочем, если бы у него был выбор, он, наверное, выбрал бы вампира.

 – Это прекрасно, – возбужденно прошептала эмпатка. – Не ожидала, что у тебя такая сильная реакция. Для первого раза, конечно, хватит, но... Давай еще? Никогда не чувствовала себя так превосходно. Заодно проверим, насколько тебя хватает.

 – Не надо! – прохрипел Энки, удивленный, что она вообще с ним советовалась.

На этот раз он пришел в себя на полу у окна. Юджин, уже одетая в привычный черный комбинезон, сидела рядом и нежно гладила его по волосам. Ее лицо выражало столько заботы, что ненависть, вспыхнувшая было в нем при виде знакомых глаз, сразу куда-то провалилась, уступив место странному равнодушию. Впрочем, оно было недолгим. Бросив взгляд из-за плеча Юджин, Энки отстранил ее руку и изумленно уставился на разгромленную комнату. Разбитая мраморная столешница, вырванные с «корнями» проводов светильники, погнутые перила винтовой лестницы и другие следы хаоса вызывали много вопросов, но он не был уверен, что ему хотелось знать на них ответы.

 – Как ты себя чувствуешь? – ласково спросила Юджин, заглядывая ему в лицо. Только сейчас он заметил металлический бок медицинского робота, который что-то делал с лодыжкой его правой ноги. А у эмпатки в руках повисло влажное полотенце, покрытое подозрительными красными пятнами. Она снова попыталась приложить ткань к его лбу, но он перехватил ее руку и, забрав полотенце, покосился в окно за своей спиной. Характерные кровавые разводья недвусмысленно подсказывали, что кто-то пытался пробить стекло головой.

 – Сейчас посижу немного и отвечу, – выдавил он из себя. – А ты как? «Наелась»?

 – И не спрашивай, – заулыбалась эмпатка и ласково погладила его по щеке. Демон превратился в ангела. – Никогда не встречала столь отзывчивых доноров. Чувствую себя так, словно меня воздушными шариками наполнили. Да ты... просто уникален. Я с трудом остановилась, и то потому, что ты едва окно не разбил. Встать можешь?

Энки подумал и кивнул. Головокружение быстро проходило, чувство усталости и опустошенности тоже. Вот только есть хотелось сильнее прежнего.

 – Поразительно! – воскликнула Юджин, когда он, опираясь о робота, поковылял к растрепанному дивану. Другой целой мебели в комнате не осталось. – Еще и ходишь! Друг мой, да тебе цены нет. После двух внушений подряд дело порой и до реанимации доходит, а чтобы донор сам ходил – такое редко случается. Я, конечно, рисковала, но оно того стоило. Как только вернусь, нам нужно будет пересмотреть условия сотрудничества.

Энки слушал ее вполуха. Плюхнувшись на диван, из порванной обшивки которого лезло мягкое вещество, похожее на мозги, он позволил медицинскому роботу заняться своими царапинами, ссадинами и ушибами. К счастью, из серьезных повреждений оказалась только вывихнутая лодыжка. Первый опыт запомнится ему надолго.

 – Юджин, а ты всегда делаешь ремонт после «ужина»? – спросил он, разглядывая грязные следы на потолке, напоминающие отпечатки его ботинок. Думать о том, откуда они там появились, не хотелось.

 – Нет, – мотнула головой эмпатка. – Обычно все обходится слюнями, потом и кровью. Наверное, ты все-таки аномалия. Прости, я должна была остановиться первой. В следующий раз мы, наверное, тебя свяжем. Что думаешь?

 – В следующий раз давай просто займемся сексом, – предложил он, но Юджин шутку не оценила и принялась с грохотом рыться в перевернутом комоде.

 – Насчет бардака не волнуйся, – отозвалась она, выуживая из ящика смешную черную шапку, которую тут же надела. – Утром я вызову уборщиков, они все приберут. Если есть желание и силы, запусти чистильщика. Я его под столом видела. Вернусь к четырем утра, может, раньше. Постарайся отдохнуть и поешь что-нибудь. От тебя так фонит голодом, будто ты неделю одной водой питался. Завтра спрошу у Скайфера, в чем может быть проблема. Наверху холодильник, там полно всего. Главное, не лопни.

И она ушла, предварительно активировав систему безопасности. Боялась, что он сбежит? Или опасалась, что кто-то украдет уникального донора? Нет, им точно следует пересмотреть условия сотрудничества. Второго раза он не выдержит – вдруг эмпатке все-таки станет любопытно, сможет ли он разбить головой стекло или нет.

Какое-то время Энки бесцельно бродил по разгромленной квартире, думая о Юджин, ее бывших донорах и о том, как часто она их меняет. Потом нашел чистильщика, заваленного куском столешницы, и, освободив его из-под обломков, включил на максимальный режим. Оценив объем работ, машина замигала всеми индикаторами и принялась деловито кружиться, всасывая разбитое стекло под опорной подошвой. Понаблюдав за роботом и поняв, что к тому времени, как он дойдет до чистки дивана, наступит утро, Энки отправился в душ.

В ванной еще пахло Юджин. Стойкий аромат меда и лилий теперь всегда будет напоминать ему эмпатов. Горячие струи воды забарабанили по телу, возвращая к жизни. «А ведь Юджин стояла на этом же месте, голая и мокрая, – прошептал голос из прошлого, взявший на себя роль искусителя и наставника одновременно. – Но не стоит думать об этом. Ведь она не женщина и даже не человек. Тварь, чудовище, бездушный робот, а ты его эфталитовая батарейка».

Решительно послав внутренний голос к черту, Энки потянулся за мылом и увидел свое отражение в боковой панели душа. Фантазия дизайнеров сделала ее зеркальной. Взгляд скользнул по худому телу и остановился на странной татуировке на животе. Три нешироких кольца по-прежнему расходились от пупка, застыв в вечном движении, но, если раньше только внешний круг был красным, теперь покраснело и второе кольцо – среднее. Узкий круг у самого пупка оставался черным, как пустота космоса. Поцарапав ногтем татуировку и не уловив неприятных ощущений, Энки решил, что по сравнению с другими его проблемами какие-то покраснения можно временно проигнорировать.

На верхнем ярусе богатой квартиры Юджин он обнаружил широкий коридор, в котором можно было устраивать спортивные соревнования для нескольких команд, и пять спальных комнат с одинаковой мебелью, такой же безликой, как и вся квартира эмпатки. Ничего интересно. В одной спальной на кровати лежало чистое белье, брюки, легкая куртка и домашние туфли, приготовленные, очевидно, для него, и это было единственным отличием комнаты от остальных помещений.

«В военных казармах, наверное, и то приятнее находиться», – подумал Энки и направился в кухню, которая, как он уже выяснил, находилась в конце коридора. Голод стал почти невыносимым. Оставалось надеяться, что Юджин не солгала, и в холодильнике «полно всего». Иначе придется взламывать ее систему безопасности и бежать за едой на улицу.

Он шел мимо винтовой лестницы, ведущей вниз, когда понял, что больше не слышит жужжание чистильщика. Этот звук сопровождал его с той минуты, как он выключил душ, и теперь его отсутствие резануло слух. Нет, он, конечно, был рад, что робот заткнулся, но с другой стороны, если в нем что-то сломалось, придется сидеть в грязи до прихода Юджин. После ужина Энки собирался устроиться у окна с видом на ночной город, так как спать в стерильных комнатах наверху совершенно не хотелось.

Решив проявить силу воли и подумав, что холодильник никуда не убежит, Энки стал спускаться в нижний зал. Темнота заставила его остановиться на середине лестницы. Когда он уходил в душ, в зале горел единственный выживший после разгрома светильник. Наступивший мрак могли объяснять тысячи причин, но неожиданно проснувшееся чувство опасности заставило его развернуться и броситься назад – к прямоугольнику света наверху.

Ему не хватило пары секунд.

Заряд парализатора промелькнул над головой сиреневой молнией и утонул в темноте. Энки не стал выяснять, повезло ли ему интуитивно пригнуться, или стрелявший просто промахнулся. Прыжком преодолев расстояние до открытой двери, он нырнул в залитый светом коридор, но тут его схватили за раненую лодыжку. Энки зашипел от боли и, не удержавшись на ногах, рухнул на пол, чувствуя, что сползает по ступеням вниз. Освободиться от захвата удалось уже в зале, среди мусора и обломков мебели. Он, наконец, попал свободной ногой по голове напавшего, но тут на него навалился второй бандит, который оказался крупнее первого и, к тому же, лысым. Энки попытался сдернуть его с себя, схватив за волосы, но пальцы лишь скользнули по гладкой коже.

Он все же сумел сбросить с себя второго бандита, но по глазам резанул свет, и на долю секунды Энки потерял инициативу. Лысому этого хватило. Энки не понял, как его голова оказалась зажата подмышкой врага, а нос разбит кулаком, показавшимся величиной с хороший булыжник. Его ухо было так плотно прижато к груди Лысого, что он слышал не только биение его сердца, но и бормотание кишок.

Не став ждать, когда кулак врежется ему в нос во второй раз, Энки извернулся и саданул Лысого в солнечное сплетение, заставив того резко выдохнуть. Враг пришел в себя быстро и попытался увернуться от куска мраморной столешницы, которая так кстати оказалась под рукой Энки. Лысый не успел. Послышался гулкий стук, и тело нападавшего повалилось ничком. Однако насладиться триумфом не удалось. Второй бандит, женщина с волосами дикого синего цвета, атаковала его ударом ноги, от которого Энки швырнуло на пол, в гущу осколков, оставшихся то ли от вазы, то ли от светильника. Кожа на ладонях и груди покрылась болезненными порезами, но времени на изучение повреждений не было – в руках у дамы мелькнул хромированный корпус парализатора. В следующую секунду Энки успел сделать две вещи – уйти от заряда и воткнуть осколок стекла в икроножную мышцу бандитки. Пока женщина хватала ртом воздух, он рубанул ее ногой под колено и, опрокинув на пол, схватил за горло. «Просто не разжимай пальцы», – хладнокровно подсказал голос из прошлого, но, почувствовав, что жертва забилась в конвульсиях, Энки ослабил хватку.

 – Кто ты? – прорычал он, давай ей глотнуть воздуха. Несмотря на тусклый свет – зал теперь освещал только фонарь, который принесли с собой бандиты, – ему удалось разглядеть ее лицо. Большие злые глаза метали молнии, чувственный рот кривился в презрении, смуглая кожа покрылась испариной. Если бы не жесткие, похожие на щетину метлы, синие волосы, женщину можно было бы назвать красивой. Ее шея была такой теплой и мягкой, что он с трудом разжал пальцы, удивляясь желанию проверить, как быстро она умрет, если надавить сильнее.

 – Гроу! – закричала женщина так громко, что Энки невольно снова принялся ее душить.

 – Я не глухой, – прошипел он. – Вряд ли твое имя мне что-то скажет, дорогая. Что тебе нужно?

 – Это не мое имя, – прохрипела она, и в следующий миг Энки вдруг оказался на полу, раздавленный самым страшным приступом отчаяния, который с ним случался. Мир стал не просто серым, он резко потерял цвет, вкус, запах и даже смысл. Бандиты, квартира Юджин и весь Маурконд вдруг перестали иметь значение. Схватившись за голову, он принялся кататься по осколкам, пытаясь в отчаянном порыве справиться с опустошением, охватившим тело и душу. Стекло хрустело, как морская галька, перекатываемая тяжелыми волнами, и это был единственный звук, который он слышал.

 – Гроукар! – закричал над ухом знакомый голос. – Где тебя дьявол носит? Смотри, что он сделал с Перри! А моя нога теперь похожа на кусок ветчины.

 – Прости, Гоби, – пробасил мужской голос, и в поле зрения Энки появилась косматая голова новой фигуры. Внезапно он понял, что отчаяние больше не заставляет его желать смерти, а руки стянуты шнуром от светильника и привязаны к ножке дивана. Диван был уже знаком, а вот два склонившихся над ним лица – нет.

 – Кто знал, что в квартире стоит защита от черных, – попытался оправдаться мужчина, который, вероятно, и был тем самым Гроукаром. – Хорошо, что я догадался на всякий случай проверить сигнализацию. Иначе сейчас весь дом знал бы о нашем визите. Это вы тут все поломали?

Он оглядел руины, оставшиеся от квартиры Юджин, и присвистнул.

 – Хорошо повеселились. Как бы полиция не нагрянула. Мне светиться перед властями ни к чему.

 – Хватит болтать, – огрызнулась та, которую назвали Гоби. – Ты нас подвел.

 – Да ну! – мужчина картинно развел руки в стороны. – Это я вас подвел? Напряги мозги, сучка. Из-за меня, что ли, весь план к чертям полетел? Я условия сделки не нарушал, а вот ты и твои дружки, – тут он почему-то кивнул на Энки, – испортили все так, что хуже и быть не может.

 – Не ссы, – буркнула Гоби, проверявшая пульс у мужчины, которому досталось по голове мраморной плитой. – Всегда был запасной план.

 – Точно, был план Б, – процедил Гроукар и наклонился над Энки. – Ну что, мерзавец, где «Сердце»? Куда ты спрятал мой гонорар?

 – Не так быстро, – процедила женщина, присаживаясь рядом. – Схемы принес?

 – Все при мне, – улыбнулся бородач и похлопал себя по груди. – Лежат в кармане и мечтают попасть в ваши потные ручонки.

Гоби кивнула и обратилась к Энки.

 – Ты, правда, меня не помнишь?

 – А должен? – охотно отозвался он, надеясь, что бандиты окажутся болтливыми, и у него появится шанс порвать провод. Пока чужаки выясняли отношения, он выяснил, что шнур светильника дает слабину, если медленно водить им вниз и вверх по ножке дивана. Заведенные за голову руки начинали затекать, но это было мелочью по сравнению с тем, что творилось с его спиной, лежавшей на груде битого стекла.

 – Я Гобинда, – представилась женщина. – Тот, которого ты грохнул, Перри. Мы в одной команде. По крайней мере, были в одной, до тех пор пока ты не украл «Сердце». Наивно полагать, что от меня можно скрыться там, где я знаю каждый булыжник.

 – Гоби, – мягко сказал Энки. – У меня и в мыслях не было от вас прятаться. И мне, честное слово, жаль, что так вышло с твоим другом Перри. Но если бы вы просто постучали в дверь и предложили поговорить, шансов на взаимопонимание было бы куда больше. Я, правда, тебя не помню. Ретроградная амнезия, как сказал доктор Скайфер. Но если вы что-то обо мне знаете, а я вижу, что знаете, то наша встреча – подарок судьбы. И плевать, что она прошла не очень удачно. Всегда можно начать заново.

 – Я ему не верю, – вмешался косматый. – Может, когда-то он и был вашим парнем, но сейчас точно работает на Коэла. Наверняка, уже и «Сердце» ему продал, а мы только зря теряем время.

 – Заткнись, – вмешалась Гоби и, усевшись Энки на живот, схватила его за подбородок. – За то, что ты сделал, мне сейчас очень хочется снять с тебя кожу. Живьем. Но я дам тебе шанс, если ты облегчишь нам задачу и просто скажешь, где это чертово «Сердце». Не думаю, что ты спрятал его в этом логове.

 – А зачем оно тебе, Гоби? – проникновенно спросил Энки, стараясь сильно не радоваться от того, что давление шнура ослабевало с каждой секундой. – Я ведь, действительно, ничего не помню. Так почему бы тебе не помочь мне. В наших общих интересах, чтобы я вспомнил, как можно быстрее. Напомни, пожалуйста, чье сердце я украл, зачем оно тебе и как вообще выглядит. Что-то подсказывает, что речь идет не о внутреннем органе.

 – Ты убил Джола и Гурла! – зашипела вдруг Гоби, и он понял, что настала ее очередь сдерживаться и пытаться не задушить его от ненависти. – Предатель!

 – Вообще-то мне показалось, что того парня зовут Перри, и кажется, он жив, – выдавил Энки, скосив глаза на того, кому не повезло с мраморной столешницей. – И в любом случае, я ничего не делал с его сердцем.

 – Мы только зря теряем время, – фыркнул бородач. – Он либо играет с нами, либо точно мозги отшиб, хотя это еще умудриться надо. Мне больше нравится первая версия, но в обоих случаях нам поможет план В.

Гоби неприязненно покосилась на руки мужчины. Энки проследил за ее взглядом и то, что он увидел, ему не понравилось. Гроукар держал шприц с синей жидкостью.

 – Мусталин первой пробы, – торжественно объявил он. – Универсальное лекарство от потери памяти и завравшихся языков.

 – Подожди, – сказала женщина. – Мусталин расплавит ему мозг и сделает идиотом. Это крайний случай, а он еще не наступил.

 – Какая разница, что станет с его мозгами? – фыркнул Гроу. – Важно то, что у нас будет целый час, чтобы спросить обо всем, что пожелаем. Да и, в конце концов, ты сама говорила, что у него билет в один конец.

 – Эй, не надо наркотиков! – возмутился Энки, надеясь, что успеет перетереть шнур до того, как Гроу перейдет к плану В. – Я скажу, только дайте время! Уже почти вспомнил. Наверное, вы все-таки торгуете органами, а я украл вырезанное у кого-то сердце, которое давно ждал больной клиент, и он вот-вот умрет, если я не вспомню, где спрятал контейнер? Так было? Я прав?

 – Ладно, Гроу, – протянула женщина, окидывая Энки холодным взглядом. – Похоже, придется переходить к плану В.

 – Гобинда, – вдруг раздался голос ее напарника. Он только что пришел себя и теперь сидел среди мусора, потирая голову. – Никакого мусталина, пока не увидим схемы. Ублюдок проклятый! – Мужчина злобно пнул Энки по ноге. – Я сам едва память не потерял. А ты, Гроу, не торопись. Сначала отдай планы, а потом делай с ним, что хочешь. Нам присутствовать при этом ни к чему. Время, Гоби, время.

Женщина коротко кивнула и протянула руку бородачу.

 – Перри прав. Пора убираться отсюда. Квартира эмпата – не лучшее место для допроса. Давай схемы, а мы тебе отдадим... этого.

Она снова презрительно посмотрела на Энки, который затаил дыхание. Он предпочел бы остаться наедине с Гоби и Перри, чем с косматым великаном со шприцем в руке. Чувство опасности никогда еще не вопило так громко.

 – Идет, – кивнул косматый. – К тому же ваш парень чертовски хорошо фонит, а я еще не «ужинал». Ведь у нас, черных, нет доноров. Перебиваемся, как можем.

 – Не прибедняйся, – отрезала Гоби. – Хоть ты и черный, но все равно эмпат, а это, знаешь ли, приговор на всю жизнь.

Женщина начала вставать с живота Энки, и он понял, что настал тот самый момент, когда говорят: либо сейчас, либо никогда. Шнур уже держался на тонкой нити, которую можно было легко порвать, но звон разбиваемого стекла и порыв ветра, взметнувший тучу мусорной пыли, в сценарий не входил.

Когда голова Перри, сидевшего ближе всех к окну, исчезла в клыкастой пасти, истекающей слизью, соплями и слюнями, Энки пожалел, что у дивана слишком короткие ножки – он мог бы спрятать под ним только руку, а ему нужно было немедленно исчезнуть из квартиры Юджин, причем полностью, со всеми частями тела. Ворвавшаяся с улицы тварь была не просто страшной. Она вызывала немедленный рвотный рефлекс, заставляя любого смотрящего на нее обливаться холодным потом и мечтать проснуться. Крупная особь с красным ребристым черепом, толстым сегментированным брюхом и мощными чешуйчатыми лапами отдаленно напоминала помесь льва и крокодила, но больше всего она походила на дьявола, вывернутого наизнанку экзорцистами. Маленькие горящие глаза утопали в складках влажной, липкой кожи, нависавшей со лба на морду наподобие капюшона, а челюсти с хаотично торчащими, как у акулы, клыками непрестанно работали, пережевывая плечи того, кто еще недавно звался Перри, с такой легкостью, словно хрустели вафлями.

При появлении «гостя» женщина с проворностью кошки запрыгнула на потолок, повиснув на оборванных проводах, но черный эмпат оказался не таким ловким. Удар длинного шипастого хвоста пригвоздил его к стене, а послышавшийся хруст не оставил сомнений, что у Гроу, как минимум, сломались ребра. Решив, что эта жертва уже не убежит, тварь попыталась достать Гоби, но женщина выпрыгнула в окно, предпочтя разбиться, чем быть съеденной заживо. Хотя, возможно, у нее имелись тузы в рукаве – она не производила впечатление сумасшедшей.

И вот тогда чудовище перевело взгляд на Энки. Пока тварь грызла Перри и разбиралась с эмпатом, ему удалось освободить руки, но теперь, когда на него медленно надвигалось нечто, превосходящее его в размерах раза в четыре, первоначальная мысль скрыться на верхнем ярусе квартиры показалась глупой. Когти-лезвия, зубы, способные прокусить череп, как яичную скорлупу, молниеносная скорость и чудовищно быстрая реакция не оставляли никаких шансов добежать до лестницы невредимым.

Мозг лихорадочно подбрасывал отдающие дилетантством идеи о том, как спасаться при нападении крупных хищников. «Не делай быстрых движений, смотри в глаза, не отводи взгляд, старайся казаться больше и выше, подними руки над головой, покричи, наконец. Ты должен отвлечь его внимание или вызвать раздражение, чтобы он решил с тобой не связываться и потерял интерес», – участливо шептал голос из прошлого, но более бесполезных советов Энки себе еще не давал.

«Может, мне еще и в ладоши похлопать?» – сердито подумал он, чувствуя, что начинает икать. Самым удивительным было то, что из всех чувств, его переполнявших, сильнее всего ощущался голод. Несмотря на скользкую кожу твари с налипшим на ней мусором, плоть монстра выглядела аппетитной.

За ту долю секунды, что чудовище летело к нему в прыжке, перед глазами Энки промелькнула вся его недолгая осознанная жизнь. Жаль, что он так и не вспомнил, кем был раньше – хорошим человеком или предателем. Хотя кое-какие подсказки от Гоби навевали на мысль, что второй вариант был ближе к истине. Наверное, он работал на нее, но по какой-то причине предал, а после, случайно или нарочно, потерял память. В любом случае, сейчас это было неважно, так как туша зверя сбила его с ног, опрокинув на диван, который с протяжным стоном треснул, разломившись на части. В воздух взметнулся пух, куски обивки, щепки и пружины, в нос ударило зловоние смерти, а руку, которую он выставил перед собой, пронзила острая боль, распространившаяся по всему телу. Это тварь приземлилась на него всем весом и принялась рыть когтями кожу на груди. Он был уверен, что ему, как минимум вскрыли грудную клетку, и только поражался, что еще живет и чувствует боль – острую, протяжную, пульсирующую. Знакомую. Чувство голода языком всепожирающего пламени лизнуло его изнутри и вырвалось наружу, ослепляя, оглушая и обездвиживая мир вместе с дьяволом, собирающимся откусить ему голову.

Какое-то время Энки лежал в прострации, чувствуя, как медленно задыхается и истекает кровью. Морда зверя покоилась на его груди, царапая кожу клыками-иглами и обливая его слюной, беспрестанно текущей из зловонной пасти. Туша твари заслоняла Энки обзор, и он не был уверен, что у него сохранилась нижняя половина туловища. Верхняя, похоже, была жива благодаря тому же чуду, которое внезапно убило монстра.

Голос Юджин, раздавшийся издалека, показался песней ангела. После того, как она «поужинала» им, он никогда не подумал бы, что будет снова рад ее слышать. В ушах гремели барабаны, лицо горело, сердце колотилось в горле, а тело отзывалось всеми оттенками боли, но когда туша монстра медленно поехала куда-то в сторону, а вместо клыкастой пасти возникло лицо эмпатки, Энки не сдержал улыбки.

 – Тихо, – сказала она и положила прохладную ладонь на его горячий лоб. Ему внезапно стало очень хорошо: никакого голода, никакой боли, никакого страха. Чувство блаженства укутало, словно волшебное мягкое одеяло, сотканное из материнской любви и заботы. Энки позволил себе утонуть в счастье, надеясь, что оно будет бесконечным.

 

Глава 8. Кое-что о «магах»

 

У Юджин были проблемы. Первой и самой неприятной был мертвый крысоволк, который повел себя не по сценарию. Тварь спокойно пробежала половину Маурконда, проигнорировав все злачные места, где мог прятаться маниох. Когда разочарованная Юджин уже собиралась возвращаться, крысоволк вдруг впал в безумие и рванул к элитному кварталу в центре города. Она летела за ним на глайдере, и пока тварь карабкалась по отвесной стене высотного дома, ломала голову, почему так получилось, что этим домом оказался ее собственный. Она уже тогда подозревала, что с крысоволком не все в порядке. Когда чудовище набросилось на людей, пусть и грабителей, оказавшихся в ее квартире, а потом на Энки, Юджин окончательно убедилась, что Скайфер подсунул ей не того охотника.

Она влетела в квартиру в тот момент, когда крысоволк собирался откусить голову ее чудесному донору, и взмолилась всем эмпатовским и человеческим богам, в которых никогда не верила, чтобы с тварью случилось что-нибудь смертельное. Как было не поверить в силу молитвы, когда крысоволк вдруг обмяк, превратившись в воняющую гарью обездвиженную тушу. И хотя Скайфер был в бешенстве и обещал вырвать ей сердце, если крысоволка не удастся реанимировать, у Юджин было не меньше претензий. Она была уверена, что качество охотников заметно ухудшилось по сравнению с теми особями, которых она тренировала в Пороге. По крайней мере, те не валились замертво после легкой пробежки.

Алистер участливо похлопал ее по руке. Он приехал сразу после звонка, не задавая лишних вопросов, и, если не поверил, то держал свое мнение при себе. Заперев квартиру в том состоянии, в каком ее оставил набег крысоволка, они спрятались от утреннего дождя в невзрачном кафе возле клиники доктора. Юджин нужно было привести мысли в порядок, а человеческий кофе творил с ее головой чудеса.

Вид из окна не улучшал настроения. Монолитная стена лабораторного забора, тусклое мерцание заградительного силового экрана, кусок рекламной вывески с беспорядочно мелькающими цветовыми пятнами и серая полоса дождя окрашивали и без того нецветной ландшафт в еще более тусклые тона. Редкие прохожие, прячущиеся под шляпами зонтов, быстро пробегали по залитым водой тротуарам, напоминая ожившие грибы. Юджин вспомнила, что сейчас зима, и подумала, что на город, наверное, в действительности падал снег, который таял в нижних уровнях, превращаясь в дождь.

Несмотря на ранний час, в кафе было людно – непогода загоняла людей под любую крышу. Все столики в центре уже заняли. Люди согревались обжигающим кофе, хрустели печеньем и читали утренние новости с огромного экрана над баром. В кафе царила та самая теплая атмосфера, которая обычно объединяет во время разгулявшейся стихии. Юджин ощущала ее всей кожей, наслаждаясь разнообразной гаммой человеческих эмоций, которая впервые не вызвала у нее чувства голода. После той чудовищной дозы эфталита, которую она получила от нового донора, Юджин чувствовала себя батарейкой, только что выпущенной с завода.

При мысле о доноре она нахмурилась. Энки был ее второй проблемой. И хотя крысоволк сдох, не успев перегрызть ему горло, он сделал все, чтобы Энки едва не умер. Юджин заметила, что у нее дрожат пальцы и отпила обжигающего напитка. Большинство эмпатов, живя с людьми, привыкли к человеческой пище и использовали ее для разнообразия ощущений, но Юджин обычно не злоупотребляла едой доноров, считая, что она ухудшает восприятие эфталита. Однако кофе был исключением. Вопреки всеобщему утверждению, что это напиток бодрости, для нее он всегда являлся лучшим успокоительным. Юджин не понимала своих переживаний об Энки. Да, он был отличным донором, но Венифер, ее «союзник», погибший в Пороге во время атаки маниохов, тоже была сильной. Однако смерть женщины не вызывала у Юджин дрожи в пальцах и щекочущего чувства в затылке – а такое возникало всегда, когда она не могла найти чему-то объяснения. У таланта Энки объяснений не было, и это волновало.

При воспоминаниях о том, что она вытворяла с ним во время «ужина», ей стало стыдно. Кодекс эмпатов запрещал внушать новичкам столько разных ощущений подряд, она же, поддавшись какому-то животному инстинкту, заставила его пережить целый ворох быстро сменяющихся эмоций. Юджин понимала, что сорвалась, только не могла понять – почему. Такое случилось с ней впервые. Тогда, на «ужине», она была похожа на худеющую, сидевшую на мучительных диетах, вечно голодную особу, которая вдруг сорвалась при виде куска шоколадного торта. Остановиться было непросто. Хлынувший поток эфталита вынес ей мозг, опустив до уровня черных эмпатов, которых не волнует выживет ли донор после внушения или нет. К ее счастью, Энки выжил, но из-за «бракованного» крысоволка теперь валялся в реанимации Скайфера. Доктора пришлось поднять посреди ночи и насильно привезти в клинику. Обращаться к государственной или частной медицинской помощи было опасно. Крысоволк все-таки был незаконным.

Оставив в клинике взбешенного Скайфера, мертвого охотника-крысоволка, полуживого донора, а заодно двух убитых монстром людей – мужчину без головы и черного эмпата по кличке Чертополох, они с Алистером уединились в кафе, чтобы составить план действий, а заодно обсудить содержимое кристалла памяти, найденного в кармане эмпата.

И это было третьей проблемой. Информация на кристалле памяти оказалась чертежами главного портала Маурконда с кодами доступа к секретным уровням, а черный эмпат – известным шпионом по кличке Чертополох. Юджин знала его также как Перри, активного участника Партии Единых, составляющей оппозицию правящему Альянсу. В прошлом году на Перри охотился специально присланный из Порога отряд военных эмпатов, в котором была и она, но тогда миссия провалилась. И теперь Чертополох объявился в ее квартире, да еще и при таких обстоятельствах, что сводило скулы. Не понаслышке зная, что Перри работает не один, Юджин ожидала больших неприятностей.

Личность мужчины, наполовину съеденного крысоволком, пока установить не удалось, также как и женщины, которая сбежала с помощью портативных крыльев. Ее полет вдоль высотки сняла камера внешнего наблюдения.

 – Головой клянусь, что Перри знал о работе сканеров, – заявил Алистер. – Другого объяснения, зачем он явился к тебе домой, у меня нет. Наверное, думал, что ты, как сканер, все записала и наивно сложила материалы в сейф, который он собирался взломать. Ему нужно «Сердце», и он собирался заплатить за него кодами доступа к главному порталу. Осталось выяснить, кто были те двое. Покупатели или информаторы? И почему они устроили встречу у тебя на квартире? В любом случае мы должны скорее сообщить обо всем Крискону. Я бы предпочел, чтобы это сделала ты.

 – Ничего сообщать не будем, – буркнула Юджин и замолчала, так как официантка принесла вафли для Алистера. – До тех пор пока не выясним личности тех двоих. Нужно найти ту синеволосую сучку, с такими волосами она далеко не убежит. Не думаю, что на это уйдет много времени. И еще. Крысоволк не просто прибежал ко мне домой. Он где-то почуял маниохов, но, вероятно, его сбил со следа запах Перри. На тренировках в Пороге такое случалось. Крысоволк вдруг набросился на эмпатов, инспектирующих испытания, и успел загрызть двоих наших, пока его не обезвредили. Скайфер божился, что такого не повторится, но ему не поверили, и проект закрыли. Как видишь, доктор ошибку не исправил. Впрочем, нельзя исключать и то, что рядом были «маги».

Они помолчали. Алистер ожесточенно терзал мягкую вафлю вилкой, Юджин заливала в себя третью кружку кофе.

 – И все-таки Вторжение – это слишком серьезно, – вздохнул эмпат. – Честно говоря, звучит бредово. Давай просто расскажем Крискону, а? Ты отправишься в Порог, я к себе в Хартум, а разбираются пусть те, которые это делать умеют.

 – Заткнись, Ал, – оборвала его Юджин, невольно скривившись от собственной грубости. – Не волнуйся, Крискон узнает обо всем самое позднее завтра. Только я тебя разочарую. Никуда нас не отпустят. Как и всю группу сканеров, которые сильно удивятся, узнав, во что вляпались. Один день. Дай мне один день, и дальше поступим по протоколу. Ты знаешь, что у меня в Альянсе не очень хорошая репутация. Я не хочу второй раз наступить в одно и то же дерьмо. Мне нужно убедиться, что я не ошибаюсь. А я чувствую, что права.

 – И чего ты от меня хочешь?

 – Попроси у доктора второго крысоволка. Я знаю, у него их было два. Сегодня ночью я буду осторожней. Либо мы не найдем ничего, либо придем к Крискону вместе с «магом».

 – Подставить меня собралась? – от возмущения изо рта Алистера выпала крошка вафли.

Юджин набрала в грудь воздуха для пламенного ответа, но тут завибрировал браслет. Ее вызывал Скайфер.

 – Может, поговоришь с ним? – предложила она эмпату, не надеясь услышать «да».

 – Это ты убила его крысоволка, вот и отдувайся, – фыркнул Алистер. – Хотя вдруг он хочет сообщить, что твой донор умер? И тогда ты поставишь новый рекорд. Два мертвых донора за сутки. Такого у тебя еще не было.

Упоминание об Энки убедило ее, что нужно ответить. Юджин включила громкую связь и активировала прием. Над столом появилась крошечная фигура всклокоченного доктора. На белом халате виднелись пятна крови, в руках поблескивали щипцы, а очки, которые доктор носил из любви к антиквариату, сползли на нос, но, в целом, это был вид человека, не настроенного ругаться. Скорее, он был напуган. Эмпаты, не сговариваясь, наклонились ближе, заслонив от любопытных глаз фигуру Скайфера.

 – Донор умер? – спросила Юджин, с удивлением обнаружив, что на висках выступила холодная испарина. «Пусть сдох второй крысоволк, или пусть тебя накрыли люди Крискона, или началось Вторжение – да что угодно, лишь бы не донор», – подумала она и облегченно вздохнула, когда Скайфер заговорил:

 – Ты тварь, Ю Джей! – доктор ткнул в нее пальцем, разбрызгивая голографические кровавые капли. – Я бы заставил тебя вымыть языком мой кабинет, если бы не...

Он запнулся, но быстро взял себя в руки.

 – Что с донором? – настойчиво переспросила эмпатка.

 – Почему бы тебе не поинтересоваться, что с моим крысоволком? – не удержался от ерничанья Скайфер. – С твоим донором все в порядке, а вот со вторым телом... Думаю, тебе лучше приехать.

 – Линия безопасная, – встревожено ответила Юджин. – Я уже выезжаю, но лучше скажи, что случилось. После такой ночи я куда-нибудь врежусь.

И тут доктора прорвало.

 – Это чудо медицины. Жаль только, что не нашей. В общем, я стал заниматься твоим донором и моим мальчиком, а неопознанный труп загрузил в хирургический сканер. Мужчина все равно был мертв, а мне нужны были кое-какие запчасти для крысоволка. Едва включил диагностику, как система взбесилась. Я сначала подумал, что компьютер сломался, но нет – машины работали исправно. Такого я еще не видел. Перепроверил три раза, но результат один и тот же. Знаешь, почему данных по телу не оказалось в военных архивах Маурконда? Он не человек.

 – Ты думаешь, я бы эмпата не узнала? – огрызнулась Юджин.

 – А это и не эмпат, – мрачно ответил Скайфер. – Его кровь полностью совпадает с кровью маниохов, при этом у него человеческое строение тела и внутренних органов. Но это еще не самое удивительное. В крови этой твари обнаружились странные устройства небиологического происхождения. Они похожи на роботов, но на их тщательное изучение нужно время. Впрочем, я сомневаюсь, что мы выясним что-то стоящее. После смерти носителя все устройства разрушились, остались лишь оболочки. Думаю, это они поддерживали его человеческую маскировку. Наша медицина на такое не способна.

 – Ты хочешь сказать, что он использовал кровь маниоха?

 – Нет! – глаза доктора округлились, повторив форму очков. – Я хочу сказать, что он и есть маниох. Маниох, каким-то образом засунутый в тело человека.

 – А как же Кольцо Маурконда? – не удержался Алистер. – Система сканеров засекла бы его еще на границе. Разведчики «магов» ведь не один раз пытались к нам прорваться.

 – На этот раз у них получилось, – почти торжественно произнес Скайфер. – По всем физическим параметрам это человек. Как бы вам объяснить? Думаю, роботы поддерживали его человеческие показатели и скрывали маниохскую сущность. Они и обманули сканеры Кольца. Если бы носитель не умер, мы бы ни за что не догадались, что он «маг». Но когда маниох умер, роботы тоже разрушились, и соответственно, перестали шифровать его данные. Ты была права, Ю Джей! Тысячу раз права! Мой зверь проник в твою квартиру не случайно! Он почуял «мага»! И еще. У охотника не было дефектов. Он сдох не оттого, что был бракованный. Его убили. Уничтожили щупом маниоха, очень слабым, почти незаметным, но я в этом не сомневаюсь. Это либо сделал убитый «маг», которого вы доставили мне, либо в городе есть еще маниохи. В общем, приезжай! Иначе я заплюю от восторга весь браслет.

И доктор отключился, оставив эмпатов сидеть в молчании.

Через секунду они подскочили, заговорив разом.

 – Синеволосая! Это она убила крысоволка!

Уже у глайдера Юджин схватила Алистера за руку.

 – Дай мне время, не сообщай Крискону!

 – Я думал, теперь это сделаешь ты, – фыркнул эмпат.

 – Да, сделаю – когда поймаю последнего маниоха. Я знаю, что говорю. Крискон словам не поверит, а крысоволки доктора – вне закона. Мы, конечно, можем предъявить мертвого мага, но пока его будут проверять, уйдет время. Маниохи – мастера выживания. Их план провалился, а значит, теперь они будут импровизировать. Маг, загнанный в угол, непредсказуем, а для нас это...

Юджин вдруг замерла, не договорив, и ошарашено поглядела на Алистера.

 – Как я сразу не догадалась. Схемы портала, которые мы нашли у Перри. Они были для маниохов!

 – Ну это понятно, – фыркнул Ал, все еще не понимая, куда она клонит. – Зачем бы иначе ему их с собой таскать.

 – Сделка! – нетерпеливо пояснила Юджин. – Это была сделка. Эмпаты должны были украсть «Сердце», а в обмен получить коды доступа главного портала. Вероятно, Перри не знал, что проект еще не окончен, а может, у него были свои клиенты. В конце концов, кто из эмпатов откажется от вечного донора? Но операция провалилась. Возможно, вмешался кто-то третий, и маниохи не смогли достать «Сердце». Думаю, они знали, что я сканер и участвую в поисках контейнера, вот и вломились в мою квартиру. Хотели найти информацию по пропавшему «Сердцу». И Перри с документами туда же явился. Но главное не в том, что черные пошли на сделку с «магами», а в том, зачем маниохам понадобились коды доступа к главному порталу. Перри не смог достать материалы по Кольцу, но и тех данных, что он собрал по Источнику, достаточно чтобы, например, устроить взрыв. Для «магов» это отличный способ закончить войну в Пороге в свою пользу.

 – Без связи с центром Порог падет за сутки, – подытожил Ал. – А за ним и остальные колонии.

 – Заперев нашу армию в Пороге, они взломают Кольцо и откроют собственный портал в Маурконд, – закончила Юджин. – А дальше...

 – А дальше Вторжение, – мрачно произнес Алистер. – Нужно поймать последнего маниоха до того, как он найдет другой способ проникнуть в главный портал. Пусть «маги» и мастера импровизации, но без кодов им туда не попасть. Крысоволк их напугал, логично предположить, что сейчас они постараются залечь на дно. Мы успеем принять меры.

Поднимая глайдер в дождливое небо Маурконда, Юджин не могла отделаться от ощущения, что Алистер ошибся. Времени у них не было.

 

Глава 9. Память возвращается

 

Энки очнулся от знакомого звука – где-то тоскливо пищал лабораторный сканер. Пахло озоном, спиртом и кровью. Тело покалывало от онемения, но пальцы на руках послушно согнулись. Мутная пленка перед глазами уже не висела бельмом, загораживая мир, а постепенно рассасывалась, открывая белый потолок с яркими лампами. Боли не было, памяти тоже. Впрочем, кое-что он помнил. Внимательные глаза Юджин, ее встревоженное лицо и решительно сжатые губы – такие чужие здесь, но такие мягкие и аппетитные там, во время их «сеанса» у нее на квартире.

Поворот головы прошел удачно. Она не отвалилась, и даже шею не заклинило. Но вместо Юджин он увидел лысый череп доктора Скайфера, который, склонившись, водил пальцами по кристаллической панели стола, где лежал Энки.

 – А, очнулся, – приветствовал его доктор. – Счастливчик. Попади мой зверь пару сантиметров левее, и я пустил бы тебя на запчасти.

 – Где Юджин? – прохрипел Энки незнакомым голосом.

 – Отправилась убивать моего последнего крысоволка, – проворчал Скайфер. – Не волнуйся, у тебя еще будет время насладиться ее вниманием. Поверь, без него лучше. Вряд ли у тебя появилась донорская привязка. Она возникает через пару месяцев, не раньше, а вы знакомы только пару дней, верно? Но если ты по-прежнему думаешь о ней, как о красивой человеческой женщине, то ты гораздо больший дурак, чем кажешься.

 – Еще одна охота? – переспросил Энки, понимая, что с сознанием к нему вернулось и чувство голода. Мозг настойчиво требовал утолить его хоть чем-нибудь, отвлекая от других мыслей.

 – Она тебе сама расскажет, когда вернется, – доктор подозрительно покосился на него, давая понять, что простому донору секреты эмпатов знать ни к чему. – И вообще лежи смирно, мой мальчик порвал тебя на славу, хоть и поплатился за это жизнью. Надеюсь, Ю Джей поймает ту синеволосую сучку и доставит ее живьем. Уж я придумаю, как нарезать из нее запасных деталей.

 – И долго мне тут лежать?

 – Какой нетерпеливый, – пробурчал доктор. – На тебе все заживает, как на собаке, поэтому, будь моя воля, выставил бы тебя вон, прямо сейчас. Но Юджин просила за тобой присмотреть, а так как гостевой комнаты у меня нет, будешь лежать на этом столе, пока она не вернется. Обещала быть часа через три. Не дергайся.

 – А как насчет моей памяти? Вы брали у меня анализы. Ее можно вернуть?

 – Парень, – поморщился Скайфер. – Меня вытащили из койки в четыре утра. Сейчас девять. Все это время я зашивал твою тушку и пытался оживить крысоволка. Неужели ты думаешь, мне было дело до каких-то анализов.

 – А сейчас можете их посмотреть? – не унимался Энки. – Или вы заняты?

Красное лицо доктора с пористой кожей вдруг возникло перед ним крупным планом.

 – Нет, я, черт возьми, от скуки не знаю, чем заняться, – прошипел он, брызгая в него слюной. – К твоему сведению, волшебной таблетки, которая может восстановить мозги, еще не изобрели. Но я обещал Ю Джей сделать все, что в моих силах, поэтому, как только сканер выдаст результат, слово сдержу. А ты лежи и жди. Когда индикатор засветится зеленым, зови меня. Смотреть вот сюда.

При этих словах доктор повернул его голову налево, показав на мигающий монитор. Энки кивнул, но не удержался и спросил снова:

 – А почему я связан?

 – Потому что я вижу тебя насквозь, – отрезал доктор. – Это военная научная лаборатория, а ты хоть и донор, но гражданский, так как к присяге приведен не был. Тебе вообще здесь нельзя находиться. Тут все секретно – даже воздух. Поэтому чтобы не тратить время на слежку, я тебя связал. Отвяжу, когда вернется Юджин. Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было. Энки мрачно уставился в монитор, но взгляд постоянно ускользал в сторону сереющего окна. За окном лил дождь – такой же беспросветный и мрачный, как его мысли. То, что произошло в квартире Юджин, было воротами к его прошлому, но отчего-то ему не хотелось, чтобы они открывались. Что скажет эмпатка, когда узнает, что он причастен к краже «Сердца»? И почему ее хорошее отношение к нему кажется таким важным? Неужели доктор был прав, и у него появилась донорская привязка? Но ведь был всего один «сеанс», и он ему точно не пришелся по вкусу. Или дело в красивых глазах Юджин, которые умели улыбаться, когда ее губы сердились? Впрочем, все это неважно. Важно найти ту женщину с синими волосами, и вернуть себе прошлое. Если не вспомнить, то хотя бы узнать с чужих слов, прочитать, как книгу, и попытаться поверить. В том, что его прошлое ему не понравится, он уже убедился.

Размышлять о потерянной памяти и Юджин было больно, смотреть на монитор скучно, наблюдать за доктором, копающимся в туше крысоволка, тоскливо, поэтому он решил занять пальцы и принялся взламывать замок наручников. Последний раз когда Скайфер наклонился над ним, Энки украл из кармана его брюк карандаш и теперь пытался превратить его в отмычку. Получалось плохо, так как у стержня был тупой кончик, который постоянно выскальзывал из скважины замка, но дело двигалось.

Он так увлекся, что не заметил, как они с доктором вдруг оказались в лаборатории не одни. Два темных силуэта отделились от стены, словно ожившие тени. Скайфер недовольно вскинул голову и тут же уронил ее, тяжело навалившись всем телом на тушу крысоволка. Из шеи Скайфера торчала сверкающая головка дротика.

«Как старомодно», – машинально подумал Энки, удивившись, что гости предпочли снотворный – или отравленный – дротик более надежному парализатору. Впрочем, он ошибся – оружие у них имелось. Дуло плазменного бластера уставилось ему в лицо, и он благоразумно закрыл рот, подавив крик. Кричать, когда тебе целятся в голову, было глупо, но вдруг за дверями лаборатории стояла охрана?

 – Молодец, – похвалил его один из пришельцев. Оба были в черных костюмах боевиков с защитными масками на лицах и почти ничем не отличались друг от друга. Даже рост у них был одинаковый. Когда люди приблизились, разницу он все же заметил. У одного на плече был нашит знак с цифрой «один», у другого – «два». Если бы не доктор, уткнувшийся лицом в развороченное брюхо крысоволка, он бы, наверное, оценил комичность ситуации.

 – Вы мое прошлое? – попытался пошутить Энки, нервно поглядывая на чемоданчик, который Первый водрузил на стол рядом с его головой.

 – Мы твое будущее, – улыбнулся человек в маске и извлек из чемодана шприц.

 – Я ничего не помню, – поспешно произнес Энки, лихорадочно колупая ручкой в замке наручников. – У меня потеря памяти, доктор может подтвердить. Вон сканер с моими анализами, там все написано...

 – Да мы тебе верим, – добродушно сказал Второй. – Не волнуйся, вернем твою память на раз-два.

Скосив глаза, Энки увидел, как синяя жидкость, наполнившая прозрачный стержень шприца, преломляется при свете лабораторных ламп, и занервничал. Благодаря Юджин и ее внушениям он уже знал, что у него какая-то там фобия на медицинские инструменты. Впрочем, тут и без фобии было страшно. Намерения Первого, который повернул его голову набок и ощупывал пальцами шею, угадывались безошибочно.

 – Кто вы такие? – слова вырвались с трудом, так как пальцы Второго обхватили подбородок Энки, крепко прижав его ухо к холодному металлу стола. – Мне кажется, мы раньше не встречались.

 – Ты прав, – деловито пробормотал Первый. – Перри не успел нас представить. Решил сделать все один, за что и поплатился. Кстати, ты случайно не знаешь, его тело в этой лаборатории? Мы бы хотели его забрать. Все-таки брат.

 – Вы черные эмпаты? – выдавил Энки, надеясь протянуть время. Ему было даже обидно – с легкостью вскрыть тюремные замки и застрять на каких-то наручниках. Ручка-отмычка по-прежнему выскальзывала.

 – А по нам разве не видно? – ухмыльнулся Второй. – Видишь, все в черном.

 – Вам «Сердце» нужно, да? Перри тоже его искал. Постойте, нет, не надо!

Укус иглы был обжигающе горячим, но он показался ледяным по сравнению с тем, что влилось в его кровь из шприца. Ему предусмотрительно зажали рот, но крик все равно рвался из тела, несогласного с тем, что по его венам вдруг потекла раскаленная лава. Энки продолжал бессвязно мычать даже после того, как ему заклеили рот пленкой. От нестерпимой боли глаза непривычно наполнились слезами. Его щека по-прежнему была прижата к столу, и было отчетливо видно, как на хромированной поверхности появляются пузыри влаги.

 – Тише, все хорошо, – эмпат заботливо коснулся его плеча, и в ту же секунду Энки стало стыдно за свою слабость. Боль исчезла с такой скоростью, что он даже не мог вспомнить, отчего так сильно вонзил ногти в ладонь. К счастью, карандаш оказался стиснут судорожно сведенными пальцами и на пол не выпал. Приятная нега, наполнившая тело, была явно лишней, но эмпат улыбался так ласково, что Энки почти поверил: они – друзья.

Заглянув в его глаза и, видимо, прочитав в них нечто похожее, Первый отодрал пленку с его рта. Как и Энки, он был уверен – криков не будет.

 – Что вы мне вкололи? – спросил Энки слегка занемевшими губами.

 – Мусталин, – охотно пояснил Второй, усаживаясь рядом на стул. – Ты же хотел вернуть память? Так вот – через минут десять случится чудо.

 – Не думаю, что наркотик правды мне поможет, – Энки оглянулся на Скайфера, который по-прежнему лежал на крысоволке, почти любовно обнимая его руками. – По словам доктора, волшебной таблетки не существует.

 – Ох уж эти врачи, – ухмыльнулся Первый. – Вечно боятся летального исхода. Не спорю, риск есть, но шансов, что к тебе вернется память, больше. Однако меня волнует другой момент.

 – Какой?

 – Расскажешь ли ты, где спрятал «Сердце». У нас будет всего двадцать, может, тридцать минут. Потом боль станет такой невыносимой, что не поможет даже внушение. При этом мусталин тебя не убьет. Ходят десятки легенд о его создателе, но я уверен, что мусталин изобрел дьявол. Смерть, а точнее, убийство несчастного – единственный способ избавить его от вечной боли. Между прочим, в Маурконде есть клиника, где держат мусталиновых страдальцев. Наши гуманные власти все надеются, что когда-нибудь изобретут противоядие. Глупцы. Хотя их понять можно – человеческие ресурсы у эмпатов в цене.

Энки улыбнулся, заулыбались и черные.

 – Если мусталин изобрел дьявол, – сказал он, – то бог, наверное, придумал противоядие.

 – Может, и придумал, – фыркнул Второй, проверяя его пульс. – Только с людьми забыл поделиться. Впрочем, как всегда. А теперь слушай меня внимательно. Выхода у тебя все равно нет. Ты либо говоришь, где контейнер, и мы дарим тебе быструю и легкую смерть, либо переходим к плану Б.

 – А каков план Б? – с интересом спросил Энки, который по-прежнему чувствовал лишь приятную негу в теле.

 – Отрезаем тебе голову, везем в свою лабораторию и пытаемся извлечь данные по «Сердцу». Есть риск, что информация не сохранится, поэтому предпочтительнее вариант А.

 – Впрочем, имеется и промежуточный план, – вставил Первый. – Мы не будем дожидаться приступа мусталиновой боли и познакомим тебя с ней раньше. С помощью иглы и ножа можно добиться похожего результата.

 – Да я вижу, вы хорошо подготовились, – кивнул Энки и расслабился, ощущая затылком приятный холод металла. Он успокаивал.

На улице по-прежнему лил дождь, и хотя между окном и столом было не меньше пяти метров, ему казалось, что он чувствует вибрацию от падения каждой капли. У него было отличное зрение, и это стало неприятным сюрпризом. Потому что если бы Энки видел плохо, то ни за что не различил бы мелкий текст и цифры, высветившиеся на мониторе за спиной эмпатов. Сканер, диагностирующий его анализы, закончил работу, однако все индикаторы горели красным. Доктор велел позвать его, когда появится зеленый сигнал, но даже если бы Скайфер не валялся сейчас без сознания на соседнем столе, Энки сделал бы все возможное, чтобы он никогда не увидел результаты.

«А ведь в Маурконде сейчас зима, – некстати подумал он, наконец раскрывая злополучный наручник. – И на верхних ярусах, наверное, идет снег».

Он убил Первого, вогнав шприц ему в глаз. Второму сломал ногами шею. Со смертью эмпатов исчезла приятная нега в теле, пришла боль, но она была легким бризом по сравнению с ураганом, бушующем в его сердце. Ощутив зуд в районе пупка, Энки задрал куртку и уставился на татуировку. Теперь все линии татуировки были красными. Они пульсировали и зудели, впрочем, не особо сильно выделяясь на фоне других неприятных ощущений в теле.

Не оглядываясь на доктора и черных эмпатов, Энки подошел к окну и, открыв створки, прыгнул вниз – в серый от дождя и тоски Маурконд. Надежда на то, что он разобьется, не оправдалась. Тренированное за долгие годы тело привычно выполнило все, чтобы себя спасти. Уцепилось за балкон нижнего этажа, доползло до пожарной лестницы и принялось осторожно спускаться вниз, стараясь не поскользнуться на мокрых ступенях.

 Энки мог бы не поверить тому, что увидел в сканере, но ловушка уже захлопнулась. К нему возвращалась память.

 

Глава 10. Последний шпион

 

Алистер подвел ее. Интуитивно Юджин знала, что эмпат доложит Крискону, поэтому не стала медлить. Забрала у Скайфера последнего крысоволка и отправилась в нижние ярусы Маурконда, собираясь поймать шпионку до того, как ее, Юджин, найдут ищейки из военного суда.

Вышло все так, как она и предполагала – им не поверили. За десять лет войны маниохи ни разу не пересекали Кольцо, и допустить мысль о том, что враги проникли в город, означало поставить под сомнение всю систему безопасности Альянса. Альянс же не любил в себе сомневаться. К тому же выяснилось, что Скайфер был уже год как лишен лицензии ученого. Даже если альянсовские спецы подтвердят его версию о человеческой маскировке «магов», для самого Маурконда будет слишком поздно. Ей было жаль доктора, которого она подставила, но еще больше жаль донора, брошенного в лаборатории. Им обоим грозила тюрьма, и единственное, что Юджин могла для них сделать, так это доставить Крискону живого «мага».

Впрочем, ее появление в Альянсе вместе со шпионом не было гарантией того, что она избежит трибунала. Юджин не знала, когда желание легкой победы затмило ей голову настолько, что она потеряла ощущение реальности. После провала операции в Долине Ручьев ее карьера военного эмпата уткнулась в гранитный камень, и хотя порой ей хотелось пробить его головой, истинная причина ее неожиданного энтузиазма скрывалась гораздо глубже. Юджин никогда не призналась бы себе, что ненавидела систему, которую последние десять лет защищала в Пороге. Возможность уничтожения только эмпатов никогда не вызывала в ней столько тревоги, сколько появлялось при любой опасности, грозившей человечеству. Юджин воевала не за Альянс. Она сражалась за людей, которых нужно было защищать от самих себя и от всех тех, кто хотел причинить им вред. Она сражалась за таких, как Энки.

Юджин любила людей куда больше, чем те любили себя. Она знала, что они могут быть хитрыми и опасными, но чаще всего они казались ей неразумными и глупыми, как дети, которых нужно опекать и поддерживать. Она принадлежала к тем немногим эмпатам, которые были убеждены, что зрелость человечества, как вида, наступит еще нескоро. И хотя они были вынуждены использовать людей, чтобы не погибнуть от голода, Юджин мечтала о тех временах, когда ученые найдут способ заменить человеческих доноров и освободить обе расы друг от друга. Однако пока ей было трудно даже представить это.

Юджин знала, что допустила ошибку и чувствовала себя последней сволочью от того, что расплачиваться приходилось не ей одной. Скайфер как-нибудь выкрутится – у него случались и худшие времена. А вот с Энки было все сложно. Несмотря на то, что они были знакомы не больше суток, этот странный красноволосый парень затронул в ее душе какие-то незнакомые струны. Он напоминал ей чертополох, единственное растение, которое выживало после атаки маниохских щупов. Будет жаль, если его сломают.

Когда она спускалась в нулевые ярусы, прозванные в народе Подземкой, у нее не было плана. Наверное, она слишком долго воевала с «магами», и те заразили ее своим способом ведения боя. В самых сложных ситуациях Юджин предпочитала интуицию холодному голосу разума. Искусству импровизации она научилась у врагов и собиралась сделать его главным оружием при охоте на последнего маниоха.

Когда «маги» терпели поражение, они зарывались в землю. В выжженной почве Порога было полно тоннелей и ям, оставленных отступающими врагами. Зная, что у нее нет права на новую ошибку, Юджин, не раздумывая, отправилась в Подземку – самый нижний ярус Маурконда.

Здесь вызревала гниль и плесень, которые точили Альянс уже много лет. Официально в Маурконде не было нищеты, но Подземка не входила ни в один административный уровень, и статистика на нее не распространялась. Туда следовало согнать войска и очистить все нулевые ярусы огнем, но военные действия в Пороге заставляли власти осторожничать. Еще одна война – гражданская – Альянсу была не нужна.

Подземелье было единственным местом в Маурконде, где можно было идти с крысоволком на поводке, не привлекая внимания. Впрочем, без охотника Юджин вообще вряд ли осмелилась бы туда сунуться. Смрад стоял уже у входа в заброшенную станцию метро, откуда начинался спуск в нулевые ярусы. Воняло канализацией, гнилыми отбросами, грязью и тем особым запахом, который присущ всем местам, где скапливалось большое количество немытых человеческих тел. К зловонию присоединился гул – глухой, рокочущий, тревожный. Он лился со всех сторон, окружая и сдавливая в тиски. Подземка была похожа на червивые соты. Туннели, шахты и отсеки соединялись друг с другом проходами, которые не входили в планы архитекторов. Их проделали вручную, когда город поднялся к небу, а под землю спустились те, кто так и не научился жить в системе.

Первый нулевой ярус напоминал кишку в брюхе великана. Круглые, обтесанные стены были покрыты слизью, которая, впрочем, не мешала людям вести активную жизнь. Юджин усмехнулась. Люди оставались людьми, в какие бы условия не загоняла их жизнь. По ее мнению, жители Подземки ничем не отличались от горожан, проводивших досуг в роскошных торговых центрах Маурконда. Эти грелись у костров в бочках, те наслаждались теплом кондиционеров и очистителей, эти продавали жареных крыс на палочках, те радовали желудки кулинарными шедеврами в дорогих ресторанах, эти торговали нехитрым скарбом, необходимым для выживания, те покупали еще одну дорогую сумку из кожи клонированного крокодила. Несмотря на разницу в качестве, да и то относительную, и те, и эти жили одинаково – по-человечески. Заводили семьи, рожали детей, встречались с друзьями, болели, умирали, источая вокруг себя удивительный аромат человеческих эмоций, так милых сердцу эмпата. Страх бедняка ничем не отличался от страха миллионера – оба одинаково сильно боялись умереть или потерять близких. Любовь нищего из трущоб была такой же яркой, как любовь учителя из элитной школы Маурконда. Она сносила головы обоим, толкая на безумные поступки.

Юджин вспомнила спор, разгоревшийся среди эмпатов Альянса десять лет назад, когда маниохи только вторглись в Порог. Крискон тогда предлагал откупиться и отдать «магам» жителей Подземки. К счастью, победила эмпатовская жадность и вечный страх, что доноров не хватит. Подземка негласно считалась запасным резервом, эдаким хранилищем неочищенного эфталита, который держали «на всякий случай».

Юджин вздохнула и, поправив маску на лице, шагнула в бурлившую толпу грязных тел. Без респиратора непривыкшему человеку делать здесь было нечего. Впрочем, ни ее маска, ни крысоволк, бьющий шипастым хвостом по полу, внимания не привлекали. В Подземке было полно тех, кто спустился сюда с верхних ярусов и, как она, носил респиратор: шпионов, черных эмпатов, торговцев разных мастей, преступников и авантюристов. Хватало и разнообразных тварей, ведь именно в Подземке происходили знаменитые бои мутантов, которые Альянс безуспешно пытался закрыть какой год подряд.

Интуиция и крысоволк не подвели. На третьем нулевом ярусе охотник уверенно взял след и уже не пытался отгрызть кому-нибудь ногу. Юджин пришлось пуститься бегом, рискуя свалиться в открытые люки и решетки, чтобы поспеть за зверем. Зловоние усиливалось, людей становилось меньше, а мелких мутантов – больше. Она знала, что в Подземке водились и твари размером со слона, но крысоволк, сохранивший в себе запах «мага», отпугивал любого хищника. Теперь слизь покрывала не только стены и пол, но и капала с потолка, шлепаясь холодными каплями на ее капюшон.

Они прошли все двенадцать уровней Подземки, но крысоволк по-прежнему рвался ниже. Когда, открыв очередной люк, Юджин увидела бегущий внизу поток дерьма, то поняла, что добралась до старой канализации, сохранившейся со времен колониального Маурконда. В этом дерьме могло быть что угодно – от мутантов до сбежавшего маниоха.

Крысоволк прыгнул раньше, чем она успела придумать, как проверить глубину реки из гнилостной жижи. К счастью, зловонная муть оказалась неглубокой. Зверь погрузился в нее по грудь и уверенно погреб в сторону сужающегося прохода. Ей не оставалось ничего делать, как прыгнуть следом.

Внизу даже маска с трудом спасала от смрада. Попытка дышать ртом была ошибкой. Крысоволк, бегущий впереди, так яростно размахивал хвостом, что очень скоро она узнала, каково дерьмо на вкус. Ко всему канал стал сужаться, и ей приходилось нагибаться почти вплотную к зловонным потокам. Капюшон набряк от слизи, которая теперь не просто капала с потолка, а сваливалась густыми комками, заставляя ее каждый раз вскидывать бластер и яростно отряхиваться. Юджин была наслышана о хищных грибках-мутантах, населяющих нижние ярусы.

Однако когда встретился первый труп, от ее растущего отчаяния не осталось и следа. Быстрый осмотр подтвердил, что человек был убит щупом маниоха. В своей жизни она видела достаточно таких тел, чтобы ни с кем их не перепутать. А когда на стенах стала исчезать плесень, Юджин поняла, что они нашли гнездо «мага». Там, где обитали маниохи, больше не жило ничего. Разве что чертополох.

Ей повезло. Маниох был дома и гостей не ждал. Синеволосая свила гнездо на широком бордюре, возвышающимся над зловонными потоками. Она кормилась, высасывая жизнь из змееподобного мутанта, поэтому не сразу заметила появление крысоволка. А когда заметила, было поздно. Юджин пришлось применить всю силу внушения, чтобы остановить челюсти зверя, готовые сомкнуться на шее «мага».

Увидев эмпата, синеволосая дернулась, потянувшись к оружию, но Юджин была наготове и быстро схватила женщину за руку. И только потом позволила себе выдохнуть – самая сложная часть осталась позади. Благодаря огромному количеству эфталита, полученного от Энки, Юджин с легкостью установила контакт. Пожалуй, она могла бы внушить всем жителям Подземки, что они живут в самом райском месте Маурконда, но ей был нужен только маниох.

Послав крысоволка доедать мутанта, Юджин уселась на синеволосую и тщательно ее обыскала. Арсенал оружия впечатлял, однако рассматривать его было некогда. Сложив все найденное в мешок, Юджин приступила к допросу. Прежде чем отправляться к Крискону, ей нужно было убедиться, что на этот раз она не ошиблась.

 – Имя! – рявкнула она, крепко стискивая плечо женщины. Та и не думала вырываться. Наоборот, с жадностью ловила каждый взгляд Юджин и пыталась поцеловать ей руку. Эмпатка поморщилась. Ей хотелось заставить эту тварь корчиться в страшных муках боли, но обожание и любовь действовали эффективней. Подумав, она добавила немного обожествления, и синеволосая забилась в экстазе, не сводя с нее восторженных глаз.

 – Гобинда, о моя прекрасная богиня! – со всхлипом счастья воскликнула женщина. – Но вы зовите меня Гоби, прошу вас! Гоби хочет поцеловать вашу великолепную руку, лизать ваши божественные ноги...

 – Прекрати, – одернула ее Юджин, немного озадаченная силой своего внушения. Пожалуй, она немного перестаралась. – Назови себя. Полное родовое имя, личный номер, цвет роя, тип подразделения.

 – Гобиндарастака Муствариша Ниждаса, – отчеканила женщина. – Пять восемь ноль ноль один девять. Синий. Разведка. Что вы хотите знать еще, моя богиня? Спросите, пожалуйста, спросите!

 – Буду звать тебя Гоби, – сказала Юджин и поморщилась. Если бы не слова пленницы, она ни за что не отличила бы ее от человека. Кожа грязная, немного пористая и жирная, но человеческая, руки, ноги, голова – все, как у людей. Ей неожиданно захотелось раздеть Гобинду, чтобы посмотреть, как точно «маги» скопировали человеческое тело, но на любопытство времени не было. Синие рои были королевскими и выполняли личные поручения верховного командующего магов – короля. Главный маниох не руководил обычными разведчиками, а значит, ее предположение о взрыве Источника автоматически становилось правдой. У Юджин пересохло во рту.

 – Ты уже заложила взрывчатку в портал? – спросила она.

 – Божественная, я не понимаю... – пролепетала женщина и умудрилась вырвать одну руку из тисков Юджин. Впрочем, лишь для того, что ласково погладить эмпатку по лицу.

 – Схемы, – прошипела Юджин, снова заламывая руку шпионки. – Зачем вам понадобились чертежи Источника? Говори!

 – Ах, те, – синеволосая улыбнулась. – Мы не смогли достать «Сердце», и от плана пришлось отказаться. У тебя такие прекрасные волосы, можно мне их потрогать?

Волосы Юджин были похожи на дикий мох, покрывающий некоторые парки Маурконда осенью – короткие, жесткие и бесцветные. Поэтому лесть не подействовала.

 – Расскажи мне о «Сердце». Зачем оно вам? И сколько вас здесь вообще?

 – Пятеро, прекрасная госпожа. Было пятеро, а сейчас я одна. Нам «Сердце» ни к чему, его требовали черные эмпаты, обещая в обмен коды пропуска к главному порталу. У нас был договор, но мы не выполнили свою часть сделки.

 – Вы украли «Сердце»? Где оно?

 – Теперь нигде, – женщина глупо захихикала. – Ты должна спасаться, моя луноликая богиня. Хотя лучше оставайся здесь, в канализации. Красный Рой дойдет сюда не скоро. Город большой. Пока его будут зачищать, я тебя спрячу, моя госпожа. Ты такая прекрасная, что...

 – О чем ты говоришь?! – Юджин встряхнула женщину, не обращая внимания на то что ее саму било изнутри мелкой дрожью. – Как Красный Рой попадет в Маурконд? Когда?

 – На какой вопрос мне ответить прежде? – подобострастно спросила синеволосая, и Юджин, не удержавшись, влепила ей пощечину.

 – По порядку отвечай, дура! – закричала она. – Что ты сделала с Источником?

 – Не сердись, прекрасная, не сердись, – запричитала шпионка. – Сейчас все поясню, пожалуйста, не убивай меня своим гневом. С Источником я ничего не делала, ведь черные не дали нам кодов доступа. Мы хотели использовать его для парадного входа, это было бы так торжественно и красиво. Покорение Маурконда через его главные врата! Но этот план не удался, и мы перешли к запасному.

 – Вы не собирались взрывать Источник? – оторопело спросила Юджин.

 – Взрывать? Зачем, о божественная? Он должен был стать площадкой для нашего портала. Великий король Синел Пятый сам придумал эту операцию, включая двадцать девять запасных вариантов. Открыть портал из вашего главного источника и впустить в Маурконд Красный Рой – это его мечта. У нас не получился только первый вариант, но второй я осуществила успешно.

 – Что ты натворила? Отвечай! – Юджин не заметила, как снова принялась трясти женщину.

 – Тебе бы понравилось, моя прекрасная! – глаза женщины хвастливо засияли. – Впустить Рой через главный источник было бы красиво и впечатляюще, но армия с одинаковым успехом войдет в город и в другом месте. Твой охотник не оставил нам времени, мне пришлось торопиться. Однако я успела собрать портал, моя миссия выполнена. Тебе лучше бежать, моя госпожа. Я активировала портал своей кровью – теперь никто не сможет закрыть его. Зачем нам выжженный Порог? Нам нужен зеленый Маурконд! Красный Рой на той стороне уже готов, ждет, когда откроются врата. А моя миссия подошла к концу. Не расстраивайся, божественная, но я умру через час, может, два. Маскировка в моей крови – криптогары – имеют ограниченный цикл жизни, а я и так задержалась. Но я войду в историю Великого Роя, а ты будешь обо мне помнить.

 – Не вздумай подыхать раньше, чем я тебе позволю! – прохрипела Юджин. – Когда открывается твой чертов портал? Где он? Отключай его немедленно. Я приказываю! Это воля богов.

Синеволосая растерянно заморгала.

 – Боюсь, твой приказ не выполним, моя госпожа. Красный Рой появится в городе через двадцать семь минут. Вернее, уже через двадцать шесть. Я поставила портал на реке...

Шпионка умерла раньше, чем успела произнести самые важные слова в своей жизни. Юджин поспешно отдернула от женщины руки, но было поздно. Произошло то, что случалось один раз из ста – сердце не выдержало силы внушения.

 – Нет! – в панике закричала Юджин, лихорадочно раскупоривая портативный медблок. Однако экстренная терапия не помогла – маниох был безоговорочно мертв.

Какое-то время Юджин молча билась головой о холодеющее тело шпионки, кляня себя на все лады. Что делать? Куда бежать? Кому сообщать? Как убеждать? Через секунду мысли перестали биться, как птицы в клетке, и принялись звучать логичнее. А что если попытаться найти портал? Может, у нее получится деактивировать его с помощью крови мертвого «мага». Шанс единичный, но он был надеждой.

Юджин засуетилась, поднимая мертвую шпионку. Крысоволк с большой неохотой разрешил погрузить на себя тело женщины – все норовил откусить ей руку, свисающую ему на морду. Юджин стукнула его кулаком по носу и вскарабкалась на костлявую спину, примостившись рядом с трупом. Сидеть было больно и жестко – щетина, покрывающая хребет крысоволка, кололась даже сквозь плотную ткань походных брюк, держаться же приходилось за уши, отчего охотник бесился и норовил укусить за колено. Езда верхом на крысоволке была ее личным изобретением, которое она хранила втайне от Скайфера. Доктора хватил бы удар, узнай он о таком «нецелевом» использовании его зверя. Однако у Юджин оставалось меньше получаса, а на скорость собственных ног рассчитывать не приходилось. Ей нужно было найти портал.

Приказав крысоволку бежать к поверхности Подземки, Юджин принялась сосредоточенно вспоминать все реки Маурконда. Если она поняла правильно, маниох имел в виду эфталитовую реку – ведь только там можно использовать технологию открытия портала. Однако догадка задачу не облегчала. Маурконд стоял на пяти эфталитовых реках, которые находились в разных кварталах города. Каждая начиналась в Источнике, главном портале, и заканчивалась портальными станциями, ведущими в пять колоний Маурконда: Асбруй, Хартум, Меггидо, Джунгарию и Порог. На какой реке откроются врата маниохов? И где именно находится точка Вторжения?

Подпрыгивая на крысоволке и задевая головой плесень на низких потолках, Юджин постепенно успокаивалась и начинала думать, а не паниковать. Она чувствовала, что пропустила что-то важное, но не могла понять, что именно. Полагаться на то, что тело «мага», оказавшись поблизости от портала, как-то среагирует, тем самым выдав его положение, было наивно. «Думай, Ю Джей, думай», – услышала она голос Скайфера, и ее блуждающие мысли вдруг остановились на крыше лаборатории, где Юджин впервые заподозрила Вторжение маниохов.

Она начала считать. В лабораторию проникли трое магов, один выжил, двое погибли. Но женщина сказала, что над Вторжением работало пятеро шпионов. Еще двое – это Синеволосая и тот мужчина, которому крысоволк отгрыз голову у нее на квартире. Если предположить, что сбежавший из лаборатории маниох не одно и то же лицо с теми магами-шпионами, которых она вычислила, то в живых оставался один. Если же тот выживший, был, к примеру, мужчиной, попавшим на стол Скайферу, то тогда по Маурконду бродило еще два мага. Вместе с тем Синеволосая сказала, что она одна, а под внушением обычно не врали.

Юджин окончательно запуталась, и тут замигал сигнал вызова на браслете. Она собиралась автоматически отключить любого, но, увидев, что на связи был Скайфер, активировала прием. Доктор был человеком, которого нельзя было игнорировать в любой ситуации.

 – Говори быстро, – сказала она вместо приветствия.

 – Ю Джей! – захрипел доктор, и Юджин напряглась. Она не могла включить голографическую связь, но голос Скайфера напоминал голос человека под пытками. Неужели военный суд уже до него добрался?

 – Тебя забрали? – взволнованно спросила она, стараясь не свалиться с крысоволка, который приближался к верхним ярусам Подземки.

 – На лабораторию напали черные! – закричал Скайфер. – Приходили за твоим донором. Меня оглушили, но не убили, представляешь?

 – Не представляю. Что с донором? Он в порядке?

 – Нет!

 – Его забрали эмпаты?

 – Нет, – снова выдохнул доктор. – Он убил их шприцом и сбежал, но это не важно. Важно другое. Ю Джей, где ты его нашла? Этот Энки... он маниох, такой же, как тот мужчина, которого ты привезла с ним этой ночью. Сканер не сразу определил его, потому что в отличие от того мага, у твоего донора все роботы, отвечающие за маскировку, были живыми.

Зверь растянулся в прыжке, перелетая обвал, а сердце Юджин подпрыгнуло к горлу. Впрочем, она сомневалась, что виной тому был крысоволк.

 – Я убью его, – прошипела она, скрежеща зубами.

 – Нет необходимости, – ответил доктор. – Он скоро сам помрет. Эти роботы в его крови – они умирают. Думаю, все шпионы были запрограммированы на саморазрушение, но у него этот процесс идет медленнее.

 – Док, мне сейчас не до...

 – Да послушай меня, – перебил ее Скайфер. – Я знаю, где «Сердце». Оно в Энки. Не знаю, как он выжил после того, как принял препарат, но ошибки нет. Я все проверил. Думаю, именно «Сердце» и вызвало потерю памяти. Помнишь, он жаловался на голод? Теперь понятно почему. Маги, как вы, эмпаты, могут питаться человеческой пищей, но без энергетической подпитки умрут за день, может два. Судя по анализам, твой донор голодает уже третий день, он просто не помнит, что должен питаться, как маниох. В любом случае он гарантированно труп. Черные вкололи ему такую дозу мусталина, что, если он не сдохнет от голода, то погибнет от наркотика. А ты где сейчас? И где мой зверь?

 – Все в порядке, – солгала Юджин. – За тобой уже приходили?

 – Я сбежал, но когда найду ту обезьяну, что меня предала, вырежу ей мозги. Знаю, что это не ты.

 – Алистер сдал нас, но я сама с ним разберусь. Когда-нибудь потом. Сейчас нужно срочно найти Энки. Причем в ближайшие пятнадцать минут. Удиви меня, док. Скажи, что ты знаешь, где он.

 – Допустим, знаю, – хмыкнул Скайфер. – Я поставил на него датчик слежения. Привычка, которая никогда не подводит. Сейчас переброшу координаты. Кажется, он в районе третьей эфталитовой реки Асбруя. Может, решил утопиться? Ю Джей, будь осторожна. Я не знаю, как маниохи реагируют на мусталин, но, вероятно, что «маг» с расплавленными мозгами не менее опасен, чем «маг» соображающий. Кстати, ты не ответила, где мой крысоволк?

Юджин отключилась, решив, что успеет сказать доктору «спасибо» и на том свете. У нее оставалось пятнадцать минут, чтобы погибнуть по Кодексу – с честью.

 

Глава 11. Стать человеком.

 

Эфталитовые воды текли плавно. Тягучие, шелковые волны лениво переливались, отсвечивая розовым перламутром и завлекая в бархатную муть непроницаемой глубины. Эмоции миллионов доноров, навсегда запертые в речных водах, сверкали нелепо, словно драгоценные камни в дешевой оправе. Вся цивилизация Маурконда была построена на эфталите – странном, неведомом нечто, которое эмпаты извлекали из человеческих доноров. Людей было много, и эфталита хватало не только, чтобы накормить голодных чужестранцев, но и возвести технологические нелепости. Именно нелепости, потому что, по мнению маниохов, не было ничего более странного, чем порталы, сооруженные на такой непостоянной материи, как человеческие чувства.

 Энки сидел у реки, скрытый зарослями камыша от вышки береговой охраны, и старался не умереть под тяжестью собственных воспоминаний. На него давил груз жизни – его бесконечно долгой жизни.

Проникнуть на территорию реки оказалось несложно, но откровением стало то, что он не смог убить охранника. Терзающий его голод был настолько силен, что он уничтожил несколько гектаров парка, пока бежал до портальной станции. Изменения заметят не сразу, но деревья, кустарники, трава, насекомые и даже птицы, встретившиеся на пути его щупа, были мертвы. В другой раз он не позволил бы себе такой неосторожности на территории врага, но начало конца уже наступило, и можно было не скрытничать.

А вот с человеком вышла осечка. Портальная станция Асбруя переживала не лучшие времена, свидетельствуя о том, что государственное финансирование давно обходило ее стороной, уделяя внимание осажденному Порогу или развитому Меггидо. Энки без труда деактивировал трех роботов системы Зета, охраняющих подходы к станции, и хотел было полоснуть по человеку на вышке, но в нем внезапно что-то перевернулось, и щуп мазнул по макушкам полыни, накормив его вкусом горьких трав и отчаяния. Сторож так и остался сидеть на вышке, глазея на заходящее солнце, а Энки уполз в кусты, стараясь не утонуть в воспоминаниях. Самочувствие резко улучшалось. Богатая растительность Маурконда излечила его умирающее тело, и теперь круги здоровья на животе почернели, лишившись болезненной красноты. Но как же мрачно и стыло было у него на душе.

Волны эфталитовой реки Асбруя напоминали совсем другое место. В голове что-то зашумело, рождая образ забытой родины. Сколько Энки себя помнил, он всегда жил у воды. Но его мир уже умирал, и некогда богатая жизнью река с трудом поддерживала жизнь речных роев. Чувство голода было таким же привычным, как непреодолимая тоска по тем временам, о которых рассказывал дед. Тогда мир был им другим, способным накормить миллионы роев и возродиться вновь. Тогда они умели мечтать.

За ним пришли вечером, когда он вернулся домой после неудачной охоты в Горячем Омуте. Пятнадцать братьев, тридцать сестер, стареющая мать и дед встретили королевских курьеров со слезами радости на глазах. Их рою оказали великую честь, а то, что Энки был против – разве это имело значение? Прощание было коротким. «Мой сын станет великим воином, – сказала мать, ласково обнимая его щупом. – Ты добудешь еду для наших детей и вернешься героем».

Когда улей скрылся за ближайшим холмом, ему показали контракт, и Энки понял, что домой он не вернется. Ни трусом, ни героем. Он был выбран по единственной причине. Его биологический материал совпал с данными пленного, захваченного на человеческой границе. «Ты поступил правильно, – сказал старший галс. – Теперь твоя семья получит право охотиться на королевских землях, а если ты выживешь после операции, у тебя появится шанс войти в историю. О матери не волнуйся. Она не узнает о том, что тебе придется влезть в человеческую шкуру. Этот позор умрет с тобой, но если твоя миссия удастся, обеспечит тебе вечную славу».

Энки понимал, что должен радоваться за семью. У него было сто братьев и почти триста сестер, но большая их часть умерла от голода. Те, кто остался, гарантированно выживут, потому что королевские земли были последним местом мира, которое еще могло кормить рои. Однако душа выла и обливалась слезами, оплакивая обреченное тело. Он был молод и даже не успел станцевать ни с одной самкой. Энки любил свой рой, но к самопожертвованию готов не был.

Его бунт закончился, не успев начаться. Когда галс пообещал убить мать, Энки сдался.

А дальше черные волны умирающей реки накрыли его с головой. Он поморгал, отгоняя воспоминания, но они цеплялись, не желая снова окунуться в забвение. Операций было много – так много, что Энки не помнил, сколько времени прошло с того мгновения, когда ему сделали первую инъекцию.

Сквозь белую ткань на глазах ничего не видно, тело зафиксировано и словно окаменело, а в ушах нестерпимо громко свистят речные сверчки. Он не чувствует хвоста и крыльев. Больно – слезы катятся сами по себе. Сначала он стыдится, а потом забывает о них, погружаясь в пучину болевых ощущений. Слышно постоянное жужжание, а тело трясется так, словно в нем поселились болотные черви, роющие себе новую нору. Иногда через ткань просвечивают фигуры, они двигаются вокруг него, будто танцующие пары перед соитием, наклоняются, что-то шепчут... Хуже когда они исчезают, и он остаются наедине со своими мыслями – дикими, злыми, обреченными.

Потом физическая боль кончилась, и началась боль душевная – ему разрешили на себя посмотреть. Энки знал, во что должен был превратиться, но то, что он увидел, было страшнее самых мрачных предположений. Его лишили крыльев – прекрасных, гибких крыльев, которые выросли у него совсем недавно. Маленькое тело уродливого карлика, две руки с пальцами без когтей, неуклюжие ноги, умеющие шагать и даже бегать, но не способные перепрыгнуть с одного скалистого острова на другой. Ему больше не охотиться на шкваров, не парить над огненными водопадами и не играть с братьями в грозовых облаках над Маленькой Горой. И хвоста у него тоже не стало. Теперь ему точно никогда не завести потомство. Но хуже всего выглядела голова. Гладкое, без родовых наростов лицо с наивными глазами жертвы, узкая ротовая щель без намека на клыки, мягкая, пористая кожа невнятного тусклого цвета. А еще голову покрывала растительность, которую люди называли волосами. Их красный цвет был единственным, что осталось от прежнего Энки. «Не смогли убрать пигмент, – пожаловался главный варг, проводящий операцию. – Он у всей группы остался. Хорошо еще, что люди красят свои волосяные отростки, так вы хоть выделяться не будете».

Из трехсот маниохов Энки стал шестым, выжившим после трансформации. Его поздравляли, но он страшной завистью завидовал тем, чей организм отторг чужеродный материал.

А дальше начались тренировки, которые растянулись на долгие годы. Его новое тело должно было научиться всему, что умели люди. Энки узнал о рае, где имелось столько еды, что ей можно было прокормить несколько поколений роев. Рай назывался Мауркондом. Иногда ему показывали его рой. Корма на королевских землях было много, и мать родила еще сто братьев и сестер. Он думал о них по ночам, когда нестерпимо хотелось расправить крылья и взвиться в лиловое ночное небо – прочь от армии, семьи, миссии и этого отвратительного, лысого, хрупкого человеческого тела.

Варги не знали, с чем придется столкнуться избранному для королевской миссии, и обучили его всему. Не было ни одной сферы человеческой деятельности, в которой Энки не стал бы мастером. Когда до начала миссии оставался месяц, ему и еще четверым маниохам-людям вживили в кровь криптогаров, чтобы они помогли им пройти Кольцо – примитивное устройство слежения, охраняющее Маурконд и колонии.

За день до отлета ему разрешили попрощаться с роем, но Энки отказался. Не потому что струсил, а потому что старания варгов и галсов не прошли напрасно. Спустя много лет, проведенных в человеческом теле, он понял, что не может относиться к сородичам, как прежний Энки из Речного Роя. Когда однажды над ним склонилось лицо галса, Энки увидел отвратительную морду и решил, что за ним пришла сама смерть. Красная, бугристая кожа, рога, крылья, торчащие из пасти клыки – все было знакомо и пугающе одновременно. При этом собственное гладкое, безволосое тело уже не вызывало прежнего отторжения и недовольства. Энки подозревал, что адаптация прошла не гладко. По контракту он был обязан докладывать руководству обо всех изменениях, которые появлялись в его новом теле, но проблема была в том, что Энки хотел жить. Он хорошо помнил, что стало с третьим номером, который стал открыто выражать симпатию людям и, как результат, не справился с психологическими тестами. Его казнили публично – для примера. Какое-то время Энки даже гордился, что сумел обмануть галсов, но потом понял, что до конца жизни будет разрываться между своим новым «я» и семьей, которую по-прежнему любил горячо и страстно. Любил, стараясь не думать о том, в каких монстров вдруг превратились некогда родные ему существа.

К счастью, жить оставалось недолго.

А потом были долгий переход через охваченный войной Порог, работа на ферме, куда он устроился для прикрытия, долгое ожидание очереди на телепортацию и шок после прибытия в рай – перенаселенный Маурконд, манящий сожрать его без остатка. Голод был бичом их маленькой группы самоубийц. Он терзал их постоянно, но им приходилось соблюдать маскировку и питаться плесенью, сорняками и другими растительными ресурсами, не привлекающими внимания.

Все шло по плану, пока они не связались с черными эмпатами. К тому времени Энки уже знал об эмпатах достаточно, чтобы бояться их и ненавидеть, но сделка с черными входила в миссию. Эмпаты пообещали достать коды доступа в Источник – главный портал Маурконда, откуда король планировал начать Вторжение. Для этого черным требовалось «Сердце», вечный источник эфталита, который они получали из хрупких человеческих доноров.

Энки отправился в лабораторию с еще двумя маниохами. Остальные ждали их в канализации, где устроили временное гнездо. Там должна была состояться сделка с черными, однако Энки этого уже не увидел. Когда Мибрак, самый младший член группы, не сдержал позыв голода и выпустил щуп, план стал разваливаться на части с катастрофической скоростью. То, что произошло дальше, всплывало неясными, обрывистыми кусками. Он помнил, как бежал по коридору с белыми стенами, прижимая контейнер к груди и слыша, как яростно бьется человеческое сердце в его человеческом теле. Дальше яркая вспышка и боль в районе груди. Хромированная колба раскалилась и вибрировала, едва не выпрыгивая у него из рук. Активировала ли ее встряска от бега или другая причина, но реакцию было не остановить. Выпустить контейнер он не успел – емкость взорвалась, выбросив в лицо пучок света и едкого газа, а потом наступила темнота. Проблесков случилось всего два. Первый раз он очнулся на мертвом теле Мибрака со своими руками на его горле. Второй – в мутной луже на задворках незнакомого квартала. Ни колбы, ни людей-магов из его группы рядом не было, зато под носом валялся гвоздь, который он схватил, как надежду на спасение. Повинуясь какому-то животному инстинкту, Энки нацарапал на ладони свое имя. Ведь забыть то, как тебя назвал рой, было страшно.

Он ошибался, думая, что его изменения закончились на хирургическом столе варгов. Вечный источник эфталита, каким-то образом попавший в его кровь, снова сделал его другим, и теперь Энки запутался окончательно, кем именно являлся: маниохом, человеком или кем-то совершенно иным. Кем-то, рожденным из дикой смеси эмпатовской научной мысли и гениального плана короля «магов». В одном он мог быть уверен – прежним ему не стать.

Подумав о «Сердце», Энки усмехнулся, вспомнив свою попытку «покормиться» сторожем. Вечный источник эмпатовского счастья не мог позволить ему такой роскоши, блокируя его щуп на ценных доноров. Похоже, он стал первым в истории маниохов вегетарианцем.

Энки окунул ноги в розоватую воду, чувствуя, как по ним заструилась холодная влага. Он знал, зачем пришел к этой реке. Там, на глубине двух метров, на причальной стенке был установлен портал, который пульсировал и бился, как сердце еще нерожденного ребенка. Дитя должно было появиться совсем скоро, минут через десять. Ему всегда было интересно, как это будет выглядеть – явление Красного Королевского Роя.

Впрочем, вряд ли он это увидит. После активации портала криптогары в крови людей-магов должны были убить их, но, вероятно, «Сердце» замедлило процесс, поэтому он еще жил. Этот же препарат помог ему избавиться от действия мусталина, грозившего уничтожить его только что восстановившийся мозг. Однако после телепортации Красного Роя не поможет уже ничто. Он сгорит в лаве, которая возникнет вместо эфталитовой реки Асбруя, а вместе с ним сгорит половина Маурконда.

И Юджин тоже.

Она подкрадывалась к нему уже пять минут, но он так и не решил, что с ней делать. По правде, ответ был прост. Юджин была врагом, дьяволом во плоти, военным эмпатом, которого следовало уничтожить немедленно. Она была опасна.

«Если эта тварь коснется тебя, ты превратишься в бесхребетного раба и сделаешь все, что она прикажет, – прошипел внезапно проснувшийся в нем маг. – А ты знаешь, что ей надо. Она хочет отключить портал, а проблема в том, что ты знаешь, как это сделать».

Энки сглотнул и выпрямился, развернувшись к Юджин лицом. Девушка замерла, а потом вскинула оружие, целясь ему в лоб. Бут-3, парализатор широкого спектра действия, замигал красным глазом, собираясь превратить его в живое чучело. Энки почему-то тронуло, что она не попыталась натравить на него крысоволка, щерившего пасть из-за ее спины.

«Тебе не обязательно убивать эмпата, – прошептал в нем маниох-человек. – Просто ничего не делай. Все случится само через минуту-две. Твой рой будет тобой гордиться».

 – Энки, – хрипло сказала Юджин. – Посмотри на меня. Я не хочу тебя убивать, но если ты не скажешь, где этот чертов портал, у меня не останется выбора.

«Не надо смотреть на нее», – велел маниох, но человеку стало интересно. У нее были удивительные глаза. Они улыбались тогда, когда ее губы молчали.

 – Ну стреляй, – сказал он, окунаясь в ее эфталитовый взгляд. – Осталась всего минута. Можешь начинать обратный отсчет.

Энки был готов к любой реакции, но только не к тому, что случилось дальше.

А дальше Юджин опустила оружие и рухнула на колени, устремив на него влажный, сверкающий взгляд, который был способен взорвать ему голову.

 – Я не прошу тебя стать героем, – едва слышно произнесла она. – Я прошу тебя стать человеком. Мы, эмпаты, больше похожи на вас, магов, чем на людей, но тебе судьба дала редкий шанс, который нельзя упустить. Знаешь, человечество, оно как море: бурлит, волнуется, но стоит погрузиться в глубину, как оказываешься в окружении таких космических чувств, каких нет ни у одной расы в мире. Люди – это тайна, которую ни эмпатам, ни маниохам не постичь. Самое главное в них нельзя потрогать руками или увидеть глазами. Они... они умеет любить, понимаешь? Мы не слепнем от любви, не сходим с ума от близости того, кто дороже собственной души, а они безумствуют, не боясь раствориться в другом человеке. Мы же просто спариваемся ради продолжения рода. Я могу почувствовать их любовь, но это все равно что подсмотреть в замочную скважину. А вы, маги, даже смотреть не можете. Наши расы живут на инстинкте голода. Мы используем людей, как доноров, но они лучше нас, понимаешь? Ты ведь уже не маниох, Энки. Ты должен это понять. Пусть люди живут.

Юджин говорила сбивчиво и странно, а он слушал ее и страшился того, что пробуждали в нем ее слова.

А будили они третьего персонажа его измененной личности. Отцом его нового «я» было «Сердце», а матерью – боль миллионов доноров, которых уничтожили, чтобы создать вечный источник эфталита, оказавшийся в его теле. И у этого «я» была своя правда.

Энки вздохнул и, больше не колеблясь, прыгнул в мутные воды Асбруя. У него оставалось десять секунд, но ведь чудеса всегда обычно случаются в последний момент.

 

Юджин стояла на глинистом берегу эфталитовой реки, хватала ртом воздух и разрывалась между двумя желаниями: нырнуть следом за маниохом-человеком или броситься бежать обратно в канализацию. В первом случае, она, возможно, и нашла бы портал, спрятанный на глубине, но эмпат и сейчас с трудом сдерживалась, вдыхая речные испарения. Концентрированный же эфталит мог свести ее с ума, расплавив мозги быстрее мусталина. Во втором случае у нее был шанс организовать сопротивление. Выбор заключался между способом умереть – героем или трусом. Девять, восемь, семь, шесть... Обратный отсчет грохотал в голове подобно ритмам сердца умирающего великана. Пять, четыре... По розоватой воде расходились круги, а она не могла понять, почему ее ноги окаменели. Три, два... Юджин закрыла глаза, представив, как это будет. Ее раздавит эфталитовой волной, или она сгорит в лаве? Кто-то рассказывал ей, что Вторжение в Порог начиналось именно с лавы. Юджин попыталась выдохнуть, но воздух застрял в горле противным комом. Счет ушел в минус. Ничего не случалось. Портал сломался? Или...

А потом на поверхности реки появилась красная голова Энки, которая, отфыркиваясь, поплыла к противоположному берегу. Одну руку он держал высоко над водой, крепко сжимая пульсирующий сгусток чего-то серого. Юджин никогда не видела портала маниохов, но сейчас не сомневалась – это был он.

Выбравшись на другую сторону реки, Энки бросил комок под ноги и раздавил его каблуком.

 – Ради любви, эмпат, – сказал он, улыбаясь ей одними глазами. – Ради любви.

Ей показалось, что маниох активировал свой щуп, потому что перед глазами вдруг потемнело. Но нет. Это была лишь временная слабость, которая моментально исчезла, стоило ей лишь попытаться представить оскаленную морду «мага» вместо человеческого лица Энки.

Теперь его серые глаза смотрели серьезно.

 – Никто не узнает, что ты спасла мир, Юджин, – сказал он ей. – Никто не узнает, что я предал свою рой. Тебе нельзя возвращаться в Порог, а я не смогу вернуться домой. Но в мире есть еще много мест, где можно начать жить заново. Ты пойдешь со мной, эмпат?

Она не двигалась, он тоже. Юджин очнулась лишь тогда, когда увидела его удаляющуюся мокрую спину. Еще немного и полынь растворит его в себе. А она останется на этом берегу – со всеми вопросами, терзаниями и скрытыми желаниями, в которых она не посмела бы признаться даже самой себе.

Взгляд Юджин мелькнул по розовой речной мути, мазнул по глинистому берегу и остановился на крысоволке, который, послушный ее внушению, лежал рядом на брюхе.

Наверное, пары эфталита вскружили ей голову, но неожиданная мысль казалась единственно правильной. Оседлав зверя, Юджин решительно направила его к воде.

 – Тебе это не понравится, дружок, но придется перенести меня на ту сторону, – сказала она, похлопав его по рогам. – Если док был прав, и «Сердце» работает в этом проклятом мутанте, то ради вечного источника эфталита можно уйти в самоволку. Такого донора нельзя упускать.

Впрочем, она кривила душой. Больше всего Юджин хотелось поверить, что не только люди знали, что такое любовь.

 

Эпилог

 

Асбруй был идеальным местом для изгоев. Прекрасный мир, который был способен спрятать как эмпата, скрывающегося от военного суда, так и маниоха, решившего стать человеком. Колонию много раз собирались закрыть из-за выработанной почвы, отравленной химическими заводами, частых землетрясений и пространственных провалов, мешающих регулярной транспортной связи с центром. Со временем фактории перенесли в соседний Хартум, куда перебралась и большая часть населения. Если бы не алмазный рудник на севере, Асбруй давно превратился бы в научно-исследовательский полигон для военных испытаний. Но покуда поток драгоценных камней не иссяк, жизнь в колонии теплилась.

В отличие от севера южные районы Асбруя давно превратились в пустошь. Скелеты домов, некогда бывших гордыми высотками, остатки ферм и другие руины привлекали разве что ученых. Здесь не росло ничего кроме полыни, но маниоху, вынужденному питаться растительностью, ее хватало. Ученые-экологи, изучающие южные почвы Асбруя, были здесь частыми гостями, поэтому приезд Юджин и Энки не вызвал интереса.

Их дом был иллюзией, построенный на отчаянии и выпестованный надеждой. Они поселились в самой крайней высотке, чудом сохранившейся после землетрясений. На все тридцать этажей Энки натаскал землю, которую они вместе засеяли сорняками. Маниоху было все равно, чем питаться, не любил он разве что чертополох. Эта колючка росла только в одном месте – на крыше, где обосновалась Юджин. На случай землетрясения у нее имелся летательный пояс, сконструированный Энки, но она доверяла прогнозам Скайфера, которые обещали колонии спокойные четыре года без трясок.

Впрочем, Юджин сомневалась, что они проживут в Асбруе больше двух лет. Проклятый маниох оказался чертовски прожорлив, уничтожая бурьян с огромной скоростью. Правда, и полынь на зараженной почве росла не менее бешеными темпами. Когда Энки пришла мысль высевать неприхотливый бурьян в пустых высотках, Юджин без колебаний ее одобрила. После нескольких месяцев скитания с маниохом по колониям, ей хотелось оседлой жизни. И хотя маниох периодически брюзжал, что ему надоело быть вегетарианцам, она знала – Энки лукавил. Что касалось потребностей его человеческого тела, то ему хватало грызунов, змей и птиц, на которых они охотились вместе с крысоволком. Зверь все еще делал стойку на маниоха, но после долгих внушений Юджин научился терпеть его присутствие.

В отличие от человека-мага Юджин не приходилось выращивать бурьян на пустых этажах брошенных домов, но ее рацион питания тоже изменился. Вечный донор поставил жесткие условия, ограничив внушаемые чувства исключительно приятными эмоциями. Сначала ей приходилось несладко, но однообразие оказалось не таким уж утомительным. «Сердце», спрятанное в Энки, обеспечивало ее такой глубокой эмоциональной палитрой, что Юджин «пьянела» после первых секунд внушения. Впрочем, сейчас она уже сомневалась, что дело было именно в «Сердце».

Услышав его шаги, Юджин улыбнулась и отодвинулась в сторону, уступая место у большого круглого окна без стекол, где они порой вместе любовались закатами. Может, Асбруй и был отравлен, но таких зрелищ она не видела нигде. Быстро темнеющее лиловое небо с желто-розовыми облаками, устилающими горизонт мягким одеялом, было похоже на картину художника-фантаста – только здесь все было настоящим.

От Энки привычно пахло землей и полынью. В последнее время эти запахи казались ей приятнее ароматов цветов и фруктов. День выдался жарким, и на его висках и лбу виднелись следы грязи. Представив, как он вытирает пот со лба испачканной в земле рукой, Юджин сглотнула. Несмотря на то что они договорились устраивать не чаще двух внушений в день, и свою норму на сегодня она уже выполнила, ей нестерпимо захотелось окунуть его в мир своих желаний.

Энки как-то странно посмотрел на нее и облокотился о потрескавшийся подоконник, положив ладонь почти рядом с ее рукой. Юджин подавила легкое чувство досады. Реакция была знакома. Доноры предпочитали не касаться своих «союзников». И хотя Энки был необычным донором, а она – давно не тем эмпатом, который соблюдал Кодекс, прежние стереотипы еще довлели над ними.

 – Как твоя картина? – спросил он, переступая с ноги на ногу.

 – Почти закончила, – ответила Юджин и придвинулась ближе. Он не отодвинулся как обычно, и это было чертовски приятно.

Лишившись привычной цели, которую давала им война, маниох и эмпат искали себя везде, где только можно. В брошенных домах Асбруя нашлось много интересных вещей, на которых Юджин раньше не обращала внимания. Она познавала мир людей с новой, необычной для себя стороны. Решив начать с творчества, Юджин погрузилась в него с головой, внезапно обнаружив, что процесс созидания завлекает с не меньшей, а то и большей силой, чем разрушения.

Энки и здесь удивил ее, заставив оценить подготовку маниохских шпионов. Рисование, музыка, литература – не было ни одной области, которая была бы ему не подвластна. Юджин и не заметила, как из донора и партнера по выживанию он превратился в ее учителя и... Ей хотелось бы назвать его другом, но глядя, как Энки уничтожает заросли полыни своим маниохским щупом, она вспоминала его истинную природу и погружалась в пучину сомнений, которые, впрочем, моментально исчезали, стоило ему вот так подойти к ней и встать рядом.

«У нас все впереди», – думала она и впервые хотела себе верить.

 – А как твои роботы? – спросила Юджин. Процесс созидания не обошел стороной и человека-мага. Все свободное время Энки тратил на роботов, создавая живые конструкции из самых немыслимых материалов. Некоторых он продавал колонистам на ярмарках, но большинство выпускал на волю, в пустоши Асбруя, называя их «новыми поселенцами».

 – Почти закончил, – улыбнулся он и вдруг обнял ее за плечи.

Сердце Юджин пропустило несколько ударов и забилось сильнее.

 – Все впереди, – прошептала она.

Похожие статьи:

Рассказы → "Новый Зверобой"

Статьи → Как я написала свою первую книгу

Статьи → Хвала непролитой крови

Рассказы → Пожиратели

Рассказы → Добро пожаловать в Харвер - Глава 4 – Гуманоиды любят буррито?