Дверь в завтра

Секретарь смотрит на меня в упор, расстреливает взглядом:

- А Игорь Петрович где?

Понимаю, сейчас начнется. Такое начнется, что мало не покажется.

Говорю. Как можно спокойнее.

- Я за него.

- Да нет, я серьезно.

- Серьезно. Я за него. За Игоря Петровича.

Секретарь бледнеет.

- Я сейчас охрану позову.

Пожимаю плечами.

- Зовите. Хотите, я сам позову.

Секретарь сглатывает.

- Но… вы здесь откуда взялись?

- Я теперь за Игоря Петровича, что непонятно-то?

- А…

- Его нет. Нет. Я вместо него. Игорь Петрович завтра будет.

- А-а…

- Вот-вот. А теперь будьте добры, расскажите мне, чем Игорь Петрович занимался.

- Областью, чем…

- Какой?

- Так Свердловской.

Вздрагиваю. Заправлять целой областью мне еще не приходилось. Утешаю себя, что это только на один день, может, не случится ничего такого форсмажорного, если у них там леса не горят и плотину не прорвало…

А вот что вы будете делать, если ваша дверь закрыта?

То есть, нет, что она закрыта, это само собой, еще бы она открыта была. А вот когда вы подходите, поворачиваете ключ, и – ни в какую.

Да нет, не в квартиру дверь.

И не в дом.

А в завтра.

Да, вот и такое бывает. Иду себе в завтра, никого не трогаю, поворачиваю ключ…

И все.

Еще не понимаю, еще думаю, может, что не так, еще терзаю ключ – уже чувствую, дело дрянь.

Что скажете?

Взломщика звать?

Ну и где вы межу завтра и вчера взломщика возьмете?

То-то же.

Нигде.

Снова верчу замок, понимаю, что ключ к замку откровенно не подходит – первый раз такое вижу, чтобы ключ не подходил к собственному замку. Еще проверяю, точно ли моя дверь, да как не моя, рехнулся я, что ли, в чужие двери просачиваться…

Оборачиваюсь. Зачем-то тыкаюсь во вчерашнюю дверь, сам не знаю, зачем, если не пускают завтра, то почему бы не проломиться во вчера. Задним числом вспоминаю, что двери во вчера не открываются, двери у нас только в одну сторону…

Ну да.

А дальше нужно что-то делать. Здесь. Сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Кто знает, сколько человек может находиться здесь, между завтра и вчера. Лихорадочно оглядываю двери, сам не понимаю, что на меня накатывает, когда тыкаю ключ во все замки – один, другой, пятый, десятый. В какой-то момент безнадежно теряю свою собственную дверь, понимаю, что это уже не имеет значения.

Ключ с легким скрипом поворачивается.

Дверь поддается.

Только сейчас спохватываюсь, что открыл чужую дверь, чужую жизнь – но это уже не имеет значения…

- А Саша где?

Молодая женщина смотрит на меня, бледнеет.

- Я за него.

- Да я серьезно спрашиваю!

- И я серьезно. Саша завтра будет. А сегодня я за него.

- Это что… розыгрыш?

- М-м-м… ну, считайте, что розыгрыш.

- Только я с вами спать не буду.

Пожимаю плечами.

- И не надо… - выхожу на кухню, смотрю на сиротливо капающий кран, рук, что ли, нет у этого Саши, кран починить…

- Счас я, омлет сготовлю… заспалась…

- Да ничего, ничего, не торопитесь… А то давайте кран поправлю.

- А вы умеете?

- Да как не уметь…

Хозяйка смотрит на меня, будто думает, а не оставить ли меня вместо Саши…

Выхожу из вчера.

Как всегда первым делом проверяю собственную дверь, может, сработает.

Нет, дверь не открывается, дверь упорно не хочет впускать меня.

Иду направо. Почему-то всегда иду направо, проверяю, в этой двери уже был, в этой тоже был, и в пятой был, и в десятой был, и в стопятисотой был, а вот здесь еще не был.

Пытаюсь повернуть ключ.

Не поворачивается.

Иду к следующей двери. К следующей. К следующей. Ничего, дело привычное, я умею выжидать, перебирать варианты…

В замке одиннадцатой двери ключ со скрипом поворачивается.

Вхожу.

Хватаю кого-то за горло, сжимаю, трясу, что есть силы.

- Деньги где?

- А?

- Деньги мои где, падла долбанная?

Человечек смотрит на меня, щуплый, тоненький, видно, ничего не понимает.

Я тоже ничего не понимаю. Отпускаю человека, смотрю, как он облизывает пересохшие губы.

Спохватываюсь.

- А то может… воды вам дать?

- Знаю я вашу воду, уксуса какого дадите…

- Да что вы…

Оглядываю видавшую виды хибарку, открываю бутыль с водой, пробую, да точно ли вода, да, вода, протягиваю незнакомцу…

- Пожалуйста.

- Издеваетесь?

Только сейчас вижу, что руки у него связаны. Вот черт…

- Это кто вас так?

- Кто-кто, дружки ваши, кто…

- Какие дружки?

- А вы сами не от Косого, что ли?

Догадываюсь.

- Сегодня я за Косого.

Пытаюсь развязать узлы, не могу, кое-как выискиваю на столе ножницы, режу путы, человек в изнеможении падает к моим ногам.

- И на том спасибо.

- Пойдемте… пойдемте… нельзя вам тут оставаться…

Кое-как вывожу человека из хибарки, кое-как усаживаю в видавший виды жигуль, кое-как выруливаю на трассу. Думаю, с какой рожей завтра придет сюда Косой, или вообще сейчас пойти полиции сдаться, порадовать Косого…

Выхожу в коридор между вчера и завтра, вижу, как прямо передо мной захлопывается моя дверь в завтра.

Нет.

Это надо рассказать пафоснее. Серьезнее. Это случилось тринадцатого апреля – событие, которое раз и навсегда перевернуло мою жизнь.

Или не так.

Я увидел его в полночь, с двенадцатого на тринадцатое апреля – еще не сразу понял, что именно вижу, когда захлопнулась дверь…

Или даже не так.

Темная рука показалась из-за двери – я даже не сразу понял, была ли это рука в перчатке или черное, кожистое, перепончатое крыло…

Нет. Все не так. Неважно. Помню, как закрывалась дверь, как я кинулся к уже закрытой двери, как дергал ручку, хорошо, ручки у нас не отрываются, как поворачивал ключ, а он не поворачивался…

- …вопросы?

- Да… - тяну руку, как в школе, - у меня вопрос… А бывает так, что идешь вот из вчера в завтра… А дверь твоя не открывается?

- Да, бывает. Это значит, вы умерли.

Холодеет спина. Чуть не ляпаю, что я не умер, как я умер, я же вот он, я же здесь же, я же живой… И вообще умирают не так, а как, а я не знаю, как, и никто не знает, потому что пока мы не умерли, мы еще не знаем, а когда узнали, как это, умирать, уже умерли, и вообще…

Сажусь, сжимаю свои запястья, черт возьми, живой я, живой, живой, быть не может, чтобы…

Вот тебе и «быть не может».

И все-таки чем дальше, тем больше понимаю – что-то здесь не так…

- А ты куда?

Лина смотрит на меня, не верит, что я уже ухожу. Я сам не верю, что уже ухожу, а так все хорошо начиналось, черт, в жизни себе не прощу, если уйду, но и если не уйду, тоже в жизни не прощу…

Признаюсь.

- Я в завтра пошел.

- Тьфу на тебя, до завтра еще полчаса.

- Мне раньше надо, - вру, - работа у меня такая, понимаешь? Секретная.

Замирает. Люди так выдрессированы, скажешь им – секретная, сразу тушуются.

Неуклюже клюю Лину в губы.

- Ну, все, увидимся.

Уже знаю, что ни фига мы с ней не увидимся.

Открываю дверь в коридор между завтра и вчера.

Жду.

Я уже знаю, он придет. Он, тот, кто забрал мою дверь. Задним числом думаю, что я буду с ним делать, когда я вообще не знаю, кто это такой, откуда, зачем, почему, может, и не человек вовсе…

Где-то бьют полночь невидимые часы.

Он появляется в конце коридора. Я еще не знаю, кто, но догадываюсь – тот самый, который…

Смотрит на меня. То есть это я так, говорю, смотрит. У него нет лица, серый туман вместо лица, серый туман, и вместо рук серый туман, и вообще…

Шагает к двери.

Кидаюсь к нему, наперерез, отталкиваю…

…когда прихожу в себя, его уже нет.

Ползу к своей двери, приподнимаюсь на руках,

- Говорите.

Смотрю на продавца. Лицо знакомое. Очень. Даже слишком.

- Э-э-э… А Бородинский хлеб есть у вас?

- Вроде была булка последняя… а нет, увели уже.

- Вот черт.

- А вы Таганайский возьмите, он похож…

Киваю.

- Что ж делать, возьму.

Вглядываюсь в лицо. Беру хлеб.

- Двадцать рублей.

- А?

- Двадцать рублей.

Черт, чуть не ушел, не заплатив. Отсчитываю пятаки.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в горло, не придушить.

Потому что этот человек – я.

Вернее, тот, который должен быть мной.

Я жду его.

Он должен появиться, когда часы начнут бить полночь.

Сжимаю в руке подвеску с полумесяцем, купил сегодня в мусульманской лавочке, старый таджик долго втолковывал, это зачем, а это для чего.

С крестом вчера ничего не получилось.

Может, с полумесяцем получится.