Все, допился.
Или нет, не допился. Нажимаю на веко – тварь не исчезает, тварь двоится, значит, не глюк.
Из-за угла вылетает еще одна такая тварь, машет перепончатыми крыльями. И еще. И еще.
Четверо. Вскидываю автомат, трещит очередь, трещат слова военрука в памяти, пра-а-ально, все пули выпустишь, авось, попадешь.
Авось не попадаю. Крылатая тварь садится мне на плечо, впивается когтями в тело, в памяти оживает имя – горгулья…
— Горгулья… — говорю вслух.
— Вы нас узнали…
Голос. Хриплый. Надтреснутый. Думаю, с каким животным радиация сыграла злую шутку. Что предками этого были люди, мне не верится. Не хочется верить.
— Вы нас узнали… А вы можете снять маску, так будет понятнее, что вы говорите.
Мотаю головой, показываю на противогаз, все своим видом пытаюсь объяснить, что если сниму маску, кожа с меня сойдет клочьями и подохну, харкаясь кусочками легких.
Понимают. Кивают в ответ. Нельзя снимать, так нельзя. У людей свои порядки, людям так надо.
— А не скажете… вы здесь собор не видели?
— Какой собор?
— Красивый такой… Спереди такие две башенки, потом колонны, колонны идут, а с одной стороны башня остроконечная, а с другой стороны башенка пониже, и красивый такой круг на ней сделан…
— Тебе только объяснять, — встревает вторая горгулья, — главный фасад имеет три портала. Внутри трансепты пересекаются с поперечными нефами и образуют…
Зажимаю уши, а-а-а, мне только про фасады и порталы объяснять.
— Да большой такой, — добавляет третья горгулья, — красивый.
Четвертая молча всхлипывает.
Начинаю догадываться, что за собор. Парижской Богоматери, не иначе.
Развожу руками.
— Видите как, я не местный… то есть, местный, но… м-м-м…. мы же больше все там, в пригородах… тут-то человеку жить нельзя… так что…
— Не знаете?
Облегченно киваю.
— Не знаю.
Иду дальше. Вытащить из городских больниц все, что еще можно вытащить. Тонометры. Ингаляторы. Кардиостимуляторы. Аппараты искусственного дыхания. Никишку уже не спасу, так может, хоть кого-то спасу. Вспоминаю Никишку, тянет ко мне ручонки, стучит крохотное сердечко, врач разводит руками, а я что сделаю, если бы оборудование было… мил человек, мы в каком веке живем, опоздал ваш Никишка родиться…
Сжимаю кулаки.
Иду по тому, что было Елисейскими полями. Горгульи порхают за мной, изредка то одна, то другая усаживается мне на плечо. Думаю, как бы чего плохого не задумали, а то что-то не нравится мне все это…
— А то понимаете, как тут было… мы жили на соборе…
Киваю.
— Это всё Атуан… вы понимаете, он всегда беспокойным был, понимаете? Он всё спрашивал, а почему у нас есть крылья, а мы не летаем…
Киваю. Ну конечно. Если есть крылья, то как же не летать.
— И вот… Ему старейшины говорили, чтобы и думать об этом не смел, грешно так думать… А думать-то не запретишь, оно же не видно, что ты думаешь, что не думаешь…
Киваю. Конечно, не видно. Если бы власти видели, что мы думаем, вообще бы бошки только так полетели… Хотя власти и так понимают, что мы их не жалуем…
— Ну вот… А он потом среди ночи мне говорит – давай улетим…
Спрашиваю:
— Улетели?
— Да нет… Я тогда побоялся, ну шуточка ли дело, улететь. А он раз, взмахнул крыльями, и….
— Полетел?
— Да нет… то есть, да… он вниз полетел.
Еще не верю себе.
— И?
— Разбился.
У меня падает сердце.
— Его утром нашли… там одни обломки от него… разбился. Вот тогда мы поняли, что старейшины были правы.
Соглашаюсь. Конечно. Старших слушать надо. говорила мать иди учись, ну так мы же самые умные, нам же приключения подавай… пропади они теперь эти приключения…
— Ну вот… потом долго никто не летал… страшно же…
Дохожу до того, что было аптекой. Осторожно проникаю внутрь. Как всегда благодарю кого-то там, на небесах, что все случилось днем, когда магазины были открыты.
Хотя лучше бы вообще не случалось…
Горгульи протискиваются за мной, машут крылышками под потолком.
— А потом понимаете… Жюль…
Думаю, кто из них Жюль. Или никто. Или Жюля уже нет в живых.
— Ну и вот… Жюль с девушкой тогда сильно поссорился, в сердцах сказал, что в небо полетит… посмотрит дальние страны…
Киваю. Тоже бывало. И в город первый раз ради девушки поперся, это Эльза все, сучка, жопой вертела, принесешь мне из города колечко золотое, буду твоей… Как сейчас перед глазами стоит, доезжаю до села, парни все ко мне кидаются, ну как, ну что, а Димон где, развожу руками, а нет Димона, и на боку придерживаю, там, где крыса цапанула… И Эльза, сучка, на шею мне кидается, ты мой герой, а я её в грязь отшвыриваю, да пошла ты…
— И вот… три дня прошло, а Жюль так и не собирается… мы еще над ним посмеивались, Жюль Верн недоделанный… Он видно на нас рассердился…
— …. Да не рассердился я, а обещания-то свои выполнять надо! – встревает вторая горгулья.
— А чего тогда раньше не летел?
— Да ну тебя, думаешь, легко так?
Горгульи сцепляются, разгоняю их прикладом, нечего тут, еще аптеку побьете, что я вообще домой привезу…
Каменные изваяния поутихают, рассаживаются, складывают крылья.
— Ну вот… ночь была осенняя… на Хэллоуин… дождь с ветром, недобрая ночь такая… И Жюль крылья расправляет, и….
Смотрю на Жюля. Нет, вроде живой.
— Мы думали, он разобьется… а он в небо поднялся…. Крыльями машет, видно, что тяжело ему крыльями махать, а он летит… Еще и заорал, кто со мной, тот герой, кто без меня, тот сопливая свинья…
Знаю. Сами так говорили, когда до города бегали, кое-кто и не возвращался потом…
— Ну и я думаю, я-то чем хуже… и тоже крыльями захлопал. Ничего, держат меня крылья, лечу, не падаю…
— Ага, сразу камнем вниз пошел!
— Да ну тя, и не сразу вовсе! Круг сделал, тут ветер дунул, меня завертел, я и упал…
— Разбился? – спрашиваю, тут же спохватываюсь, как он разбился, вот он, живой летает… или снова склеили…
— Да нет… тут Поль с Этьеном вспорхнули… меня подхватили… и вот летаем над собором, а старейшины нам орут, а-аа, нельзя, а-а-а, нарушение закона, а-а-а-а… мы испугались… Мы так-то вернуться хотели, ну полетали, и хватит… а тут испугались… и совсем улетели…
— Заблудились?
— Не-е, тогда еще не заблудились… до Марселя долетели, потом море посмотрели еще…
— Оно большое, — вздыхает не то Этьен, не то Поль.
— Еще бы! Нас месяц потом не было… вернулись… думали, нас на куски порвут… а они ничего… старейшины… пожурили и простили.
— Видно, сильно напугались, что мы улетели, — добавляет не то Поль, не то Этьен.
Киваю. Мне бы таких старейшин добрых. Было дело, на три дня из дома сбежал, мамка не простила и не пожурила, так отстегала, до сих пор отметины остались…
— Ну и вот… зиму перезимовали, ничего, вроде…. А как на весну дело пошло… — горгулья откашливается.
— Опять на приключения потянуло? – спрашиваю.
— А вы как знаете?
— А то не знаю, как весной хочется… послать все это… пахать, сеять, молотить, картошку копать… вот так оседлал бы Рыжика, и только бы меня и видели… А у нас правильно главный говорит, кто весной свалит, осенью может не возвращаться.
— Вот… а мы весной снова… в Марсель… потом до Альп добрались…
— …Египет видели…
— Да ну тебя, это потом уже было! Осенью! Бархатный сезон…
Понимающе хмыкаю. Нда-аа, похоже, хорошо полетали голубчики, до самой осени…
— Ругали вас? – спрашиваю.
— Ой, сильно ругали… Уже думали, изгнать нас или не изгнать… Совет старейшин собирали… Ну вы понимаете, где это видано – чтобы наш брат по свету летал?
— Ну, конечно. Ваш брат по соборам сидеть должен… украшать…
Горгульи сникают.
— Так значит… вы тоже думаете… мы… виноватые?
Пожимаю плечами. Ну, виноватые, не виноватые, ваша жизнь, вам решать. У нас вот тоже Лешка из села ушел, так ничего, говорят, в люди выбился в городе, город там какой-то к востоку от нас…
— А то понимаете тут как получилось… Ну мы же и сами понимаем… Не дело это. Не дело. По молодости можно еще… а мы-то уже не молодые…
Хочу спросить, сколько им лет. Не спрашиваю. Кажется, про такие вещи спрашивать не положено.
— Я вообще жениться собирался…
— На горгулье?
Спрашиваю, тут же краснею, кто меня за язык тянул… Ясно же, на горгулье, не на человеке же…
— Ну и вот… отец невесты сразу сказал, чтобы больше никаких полетов… мне зять нужен, а не птица перелетная…
Киваю. Конечно. Кому ж нужна птица перелетная…
— Ну и вот… решили с друзьями по весне… последний раз… До Бразилии долетали…
Фыркаю, представляю себе ужас какого-нибудь дона Педро, о, храни нас, пресвятая Богоматерь… знали бы они…
— А потом летом решили вернуться… уже насовсем… остепениться…
Сжимается сердце. Начинаю догадываться, что было дальше.
— А потом мы заблудились…
— Бывает. Еще бы, столько летать…
— Ну вот… Это же Париж?
— Париж.
— Ну вот… мы вернулись… тут за лето все по-другому стало… И вот собор свой ищем…
Хочу в который раз повторить, что я нездешний. Не повторяю. Вместо этого говорю:
— Ну… кто ищет, тот всегда найдет, правда ведь?
Верно. А то понимаете, двадцать лет уже вот так по Парижу летаем… и нету…
Спохватываюсь:
— А… может, они перенесли собор… специально. Чтобы вас проучить.
— Вы думаете?
— Конечно. Пусть молодежь посуетится… Найдете… обязательно.
Выхожу из последней аптеки, смотрю на руины того, что было собором.
— Найдете. Обязательно…
Добираюсь до места, где оставил машину, все еще чувствую на плече следы коготков.
Горгульи…
Ну и вот… зиму перезимовали, ничего, вроде…. А как на весну дело пошло…
Понимаю.
Как на весну дело пойдет, это все…
Гоню машину к селу.
Весна…
Опять пахать, сеять, гробиться с рассвета до ночи…
Торможу у села.
Выхожу из машины, расправляю крылья, пропади оно все пропадом…
Поднимаюсь над миром, зря, что ли, с крыльями родился… это мать все – отрезать, отрезать, я сказал – лучше голову отрежь…
…смерть наступила в результате воздействия радиации, по предварительным данным…
…обычно облученных в городе настигают так называемые предсмертные видения, например, человеку может казаться, что памятники древности ожили и говорят с ним, или что у него выросли крылья, и он может летать…
2014 г.
