Утро выдалось на редкость солнечным, и в голубой глади озера купались перевёрнутые отражения замка и остроконечных горных вершин. Воздух, напоённый духом цветущих лугов, казался недвижимым, даже привычные кровопийцы не звенели над ухом, точно не решаясь нарушить прекрасность сего момента. Не верилось, что в столь великолепное утро собирается свершиться тёмное дело. Но вдруг странный звук оторвал меня от созерцания сей пасторальной картины.
То ли с треском, то ли с клёкотом с востока приближался дракон. Был он ширококрыл и длиннохвост, голова же казалась непомерно маленькой, точно была приставлена от другого туловища. Встречали дракона несколько самых смелых крестьян да мы с Пафнутием, одетые по местной моде и простоволосые, впрочем, мой наставник и так никогда не носил парика, называя оный резиденцией для вшей.
Когда чудовище приблизилось настолько, что стало возможно разглядеть человекоподобную фигурку на его спине, я достал из нагрудного кармашка жилетки монокль и с некоторым трудом укрепил его в левой глазнице. Сия магическая вещица, полученная мною от одного из преподавателей, позволяла видеть предметы таковыми, какие они являются на самом деле. И вот я вовсе не дракона узрел в волшебном стекле, а летающую лодку. По крайней мере, больше всего сие устройство было похоже именно на летающую лодку, но так как ранее я летающих лодок не видел, то не ведаю, была ли это именно она. Лодкой правила ведьма, которая не изменила своего вида, и была она чрезвычайно похожа на ту старуху, что встретила меня в порту.
Лодка-дракон опустилась на землю пред встречающей её группой. Один из крестьян вывел вперёд белокурую девочку лет семи. Та тряслась от страха и беззвучно плакала. Ведьма соскочила с дракона (это я видел правым глазом) и весьма живенько для её старушачьего возраста приблизилась к жертве.
— И что же, мы так и будем смотреть на это непотребство? — прошептал Пафнутий, и я заметил, как побелели у него костяшки сжатых в кулак пальцев.
Ответить я не успел, ибо из-за неровной шеренги крестьян выскочила растрёпанная заплаканная женщина и, схватив девочку в охапку, крепко прижала к себе.
— Не отдам! Убирайся вон, проклятая ведьма!
Ни слова не говоря, ведьма вытянула руку (а левым глазом я заметил, что в оной зажато что-то, похожее на мушкет), и вылетевшая молния лишила чувств несчастную мать.
Я незаметно схватил дёрнувшуюся руку Пафнутия:
— Не время...
— Скот приведёте сами, — ведьма кивнула в сторону привязанных животных и, взяв за руку, потащила девочку в лодку.
Голос старухи оказался вовсе не скрипучим, а тоненьким и визгливым, как лай подзаборной шавки.
— Изыди, исчадие ада! Во имя Господа! — неожиданно вперёд прорвался пастор, до того сокрытый за спинами крестьян. Одной рукой он отчаянно устремлял вперёд распятие, словно всерьёз веруя, что оное сумеет оградить от злых чар, а в другой неумело сжимал пистолет — я подобные встречал у французских флотских офицеров.
Ведьма, не обращая внимания на слова священнослужителя, посадила девочку в лодку, взгромоздилась сама и тогда лишь, повернувшись к пастору, лениво провизжала:
— Как же вы мне надоели, мерзкие тупые людишки...
Раздался выстрел и сразу громкий стрекот, дракон взмахнул крыльями и взмыл в небо. Ветер оживил застывший воздух, встрепенул клубы пыли и тронул волосы двух людей, распластанных на земле в нелепых позах. Я даже не успел заметить, когда и как ведьма успела поразить пастора.
Лица крестьян сделались виноватыми, как будто им было стыдно за своё недавнее малодушие. Думаю, подобным образом выглядели и мы. Я вдруг осознал, что не только благоразумие не давало мне предпринять никаких действий, но и страх. Обычный человеческий страх.
Женщину подняли и понесли, она слабо шевелилась, а вокруг пастора люди стояли кружком с непокрытыми головами. Рядом с телом валялось разломанное надвое распятие.
— Скольких он уже отпел за последнее время, а его самого теперь и отпеть некому... — вполголоса произнёс один из крестьян.
— Далеко ещё?
Мы уже час шли по выжженной полосе земли средь богатой лесом местности, оранжевая хвоя засохших сосен явно указывала путь.
— Да не, — ответствовал сопровождавший мычащее и блеющее стадо крестьянин, — вон за той горкой оно. Токмо далее я ни-ни, как договаривались.
С этими словами он развернулся и не оглядываясь зашагал в сторону деревни. Мы остановились, и я принялся раскладывать на земле магические артефакты.
— Ты гляди! Нету вас! — удивлённо воскликнул Пафнутий через несколько минут и начал шарить пред собою руками (ещё бы — испытание невидимости я сдал на «превосходно»).
— Но-но! Руки-то не распускай! — ответил я из пустоты.
Есть одно неудобство в невидимости: себя самого тоже не видно. Не видно рук, не видно ног. Приходится вышагивать, высоко задирая конечности, дабы не споткнуться. Через минуту я полетел носом вперёд, волшебный монокль выпал и, звякнув, разбился о камень.
Пафнутий под видом крестьянина гнал скот, я невидимо шагал следом. Необъяснимым образом при подступах к логову ведьмы меня начал охватывать страх. Не просто обычная боязнь чего-либо, а странный, липкий, удушающий ужас, сковывающий движения, лишающий воли, терзающий душу.
— Онуфрий Лукич, вы здесь? — сдавленно прошептал Пафнутий.
— Здесь, здесь, — в таком же миноре отозвался я.
— Вам тоже страшно?
— А то!
— Да что же это творится-то! В последний раз я так боялся, когда отправился на первое свидание с девицей Екатериной в одна тысяча семьсот... запамятовал котором году. Да нет, пожалуй, и то даже меньше боялся.
— Это колдовство, Пафнутий. По всему видно, колдовство.
— А не сыщется ли у вас, барин, противоядия от сего колдовства? А то, чую, ещё три шага, и сердце моё выскочит из груди и поскачет обратно, точно заяц.
— Имеется у меня средство на таковой случай. Эликсир бесстрашия зовётся. А ежели по-русски — водка.
— Ой, ой, Онуфрий Лукич, хоть водку на дух не переношу с одна тысяча семьсот... неважно которого года, но дайте, дайте, молю вас, чарочку, не то, клянусь, поразит меня прямо на этом месте чудовищный приступ медвежьей болезни.
Жалко было видеть богатыря-бородача, обладающего внешностию былинного Ильи Муромца и всегда смотрящего в лицо любой опасности, в таком унизительном расположении духа. Но и моя наружность, будучи видимой, вряд ли отличалась бы сей миг в лучшую сторону.
— Я бы с радостию, Пафнутий, но не могу сыскать невидимую бутыль в невидимой суме. Там и яд смертельный имеется в подобной посуде, и бальзам для лечения ран. Боюсь обознаться на ощупь.
— Да Бог с ней, с невидимостью, нам бы далее прошествовать, а без вашего эликсира сие ой как затруднительно.
В словах наставника был резон. Я вздохнул и стал видимым.
Эликсир подействовал! Страх удивительным образом растворился в кружке обжигающего нутро напитка. Обнявшись, будто братья, мы двинулись далее и почти тотчас из-за невысокой горки показалась сперва чёрная туча, мечущая неслышные молнии, а потом и... избушка на курьих ножках под нею.
Именно так я её представлял. Обычная избушка Бабы Яги из русских сказок. Токмо курьих ног было почему-то три. Но сие нас ничуть не смутило, и мы, бросив скот и улыбаясь, возникли пред тяжёлой дубовой дверью.
— Избушка, избушка... — начал я смеясь, но осёкся, а вернее, потерял дар речи.
Дверь отворилась, и на пороге возникло самое чудесное создание из всех, коих возможно себе вообразить. Нет! Девушка была настолько прекрасна, что сие и вообразить невозможно!
— Милый, наконец-то ты пришёл! — проворковала красавица, хлопая на меня огромными синими глазами, а высокая грудь её от волнения вздымалась и чуть не выскакивала из глубокого выреза платья.
Это потом уже мне вспомнилось, что голос барышни был несколько визглив, а тогда он показался мне благозвучнее пения райских птиц.
— А где ведьма? — выдал по-шведски Пафнутий.
— Бабушка? Да какая же она ведьма? — удивилась красавица. — Да вы проходите, я вам всё объясню.
Внутри избушка не была похожа на сказочную. Довольно светло, паутина не висит по углам, колдовские снадобья не булькают в очаге. Усадив нас за широкий стол, барышня продолжила свою речь:
— Нет ничего лучше с дороги, чем кружка доброго эля! Угощайтесь! — и перед нами возникли полные чарки пенного напитка. — Крестьяне зовут бабушку ведьмой по невежеству. На самом деле она мне какая-то дальняя родственница по маминой линии, но папа не признаёт сие родство по причине давней ссоры. Пожилая фру всю жизнь провела в познаниях магии и обнаружила способ сделать скотину более плодовитой, а людей сильнее, умнее, добрее. С этой целью она и прибыла в наш замок, намереваясь выпросить у папы дозволение улучшить жизнь всех обитателей долины.
— Извините, милая барышня — прервал её Пафнутий, — я должен удалиться на моцион.
— Да ты пей, пей, милый! — девушка пододвинула кружку в мою сторону. — Жаль, что папа не послушал бабушку, она всем желала только добра. Он и меня не послушал, поэтому я убежала из дома, а он раструбил, будто меня похитили. Но зато я узнала тебя! Вернёмся вместе, скажем, что ты меня спас, и папе придётся отдать меня за тебя.
Эль оказался совсем не кислым, как бывало в трактирах, а вкусным, с каким-то терпким привкусом. «Вот и хорошо, что всё образумилось! — думал я, уже представляя себя в объятиях шведской красавицы. — А мы-то, чудаки, поверили словам тёмных крестьян и желали погубить прекрасную добрую женщину». От усталости и схлынувшего напряжения клонило ко сну...
— А почто тогда ведьма требовала скот и детей? — резкий голос вернувшегося Пафнутия ворвался в полудрёму.
— Детей, чтобы сделать их здоровее и умнее, — снова баюкало воркование хозяйки, — а скот бабушка хотела вернуть после магических сеансов, чтобы все увидели, каким он стал тучным и плодовитым, как много молока дают коровы. Но теперь всё кончится и я вернусь наконец к папе и маме...
Бух! Что-то со стуком упало на стол, опрокинув кружки с элем, и я второй раз в жизни оказался нос к носу с ведьмой. Точнее, с её головой. Я испуганно вскочил и тут же чуть не упал, так сильно качнуло пол. Голова старухи с непомерно длинным носом бешено вращала глазами на столе, пытаясь беззвучно изречь какое-то проклятие.
Бух! На сей раз это бухнулось на пол тело ведьмы, до сего пару мгновений продолжавшее сидеть рядом со мной.
— Не было у дочки барона матери. Умерла при родах. — Пафнутий вложил шашку в ножны.
— А где девушка? — я недоуменно крутил головой, а всё вокруг и без того вращалось колесом, от чего меня мутило до тошноты. До тошноты... До... Я еле успел добежать до двери и выплеснуть содержимое желудка за порог.
— О! Сие хорошо! — одобрил Пафнутий. — Может быть, не подействовало зелье-то.
И вдруг осознание произошедшего как обухом ударило меня по голове.
— Так оная... — пролепетал я, — не барышня?..
— К вашему сожалению, нет. Ну! Что я говорил? — победоносно продолжил мой наставник. — Доброе оружие лучше любого колдовства!
— Пафнутий! Но как ты догадался, что сие была ведьма?
— А помните, барин, что я про сердце говорил? Надобно слушать, что оное скажет. А ещё я обошёл вкруг избушки и сыскал не токмо кости и шкуры, но и... Заходи! — последнее он крикнул в сторону двери, и на пороге появилась та самая белокурая девочка, которую забрала ведьма утром.
— А страшная ведьма больше не будет меня пугать? — опасливо поинтересовалась маленькая шведка.
— Не бойся, юная фру, — откуда только в бездетном Пафнутии столько нежности, — страшной ведьмы больше нет.
А я тем временем отправился исследовать избушку и обнаружил дверь, за коей царил полумрак, но лишь только я вошёл, как откуда-то сверху возник солнечный свет, точно вдруг отворилась крыша. Большую часть открывшегося помещения занимал закрытый решёткой загон со свиньёй. Клянусь, это была самая безобразная свинья, какую мне приходилось видеть. Непомерно громадная, супротив туловища, башка, кривые клыки, торчащие из-под короткого бородавчатого рыла, маленькие близко посаженные глазки, вдобавок сие чудовище было покрыто клочьями серой щетины. Со странным чувством омерзения и любопытства я приблизился ликом к загородке.
— Ну! Целуй, чего таращишься! — на чистейшем русском языке сказала свинья.
— Чего?! — я отпрянул от неожиданности.
— Целуй, говорю! Или не хочешь, чтобы я стала царевной?
Возможно, хмель ещё не весь выветрился из моей головы. Али ведьмино зелье таки возымело своё действие. Иначе как объяснить моё дальнейшее поведение, которое невозможно вообразить в светлом уме и доброй памяти? Так что, пусть будет необъяснимым образом, мои губы потянулись сквозь прутья и встретились со свиным рылом...
Странно... Прикосновение оказалось приятным. Я приоткрыл глаза (смотреть на целуемое безобразие решимости не хватило) и обомлел: на месте животного в клетке стояла на карачках барышня невиданной красы!
— Поцеловал — женись! — недавняя свинья улыбнулась и встала на ноги, отряхнув колени. — Только открой клетку сначала. Как зовут-то тебя, спаситель мой?
— Онуфрием зовут... — я говорил как-то отрешённо, потому что ещё не пришёл в себя от обилия красавиц за сегодняшний день.
— Вот дал же Бог имечко! Это что же, дети наши будут Онуфриевичами?
— Какие дети? — я всё искал запоры на клетке, но не находил.
— Будущие. Вон там кнопку нажми. Да не тормози же!
— Что нажать?
— Пульт видишь? О Господи! Вон та коробочка. Ферштейн?
— Нихт ферштейн...
— Кто бы сомневался! Ну вот же! Дай её сюда!
Тут я увидел какую-то шкатулку на полке и попытался её взять. Не получилось. Приклеена, что ль? Дёрнул сильнее, силы-то не занимать! Оторвал. Токмо оная оказалась привязана гладким белым шнурком. Не долго думая, решил перекусить его зубами.
— Не-ет! — сей крик был последним услышанным звуком, после чего кто-то с такой силой вдарил мне по зубам, что молнии ослепили, застили свет, и сразу стало темно и тихо.
— Онуфрий, пришла пора обрести тебе полную силу! — предо мною возник старец в белом одеянии и с благообразной седой бородкой, я как будто не открывал глаза, но видел его явственно, точно своё отражение в зеркале.
— Какую силу? Кто вы? — странно, я не отворял рта, но слышал свои слова.
— Я Онуфрий Мальский, твой хранитель, — продолжил старец, также не размыкая губ, — теперь я могу передать тебе всю свою силу, ибо весьма скоро в ней будет надобность. И помни: близко начало конца!
— Какое начало... — начал было я, но преподобный остановил мою речь возлаганием перста на свои уста.
— Познаешь! Встань и иди!
Почему-то я чувствовал палец на своих губах. Он был приятен, точно поцелуй. Но вдруг голова моя дёрнулась от ударов по щекам и в сознание проник взволнованный голос:
— Да очнись же!
Я лежал на полу в незнакомом полутёмном помещении. Слева с озабоченным видом склонился Пафнутий, а на моём животе сидела барышня-свинья и остервенело лупила меня по щекам.
— Где я, Пафнутий? — рука моя перехватила тонкое запястье барышни.
— Пафнутий?! Да вы что, издеваетесь? — вполголоса изрекла та.
— А всё там же, барин, — прервал её бас наставника, — в логове ведьмы.
Я сел и удивлённо огляделся. Вот решётка, вот дверь, но не дубовая, а будто из металла, а остальное я и вовсе не узнавал.
— Ты умудрился зубами вырубить часть систем корабля, в том числе и гипноизлучатель.— девушка протянула руку и помогла мне подняться.
— Какие чуднЫе слова вы говорите, барышня! — недоуменно протянул Пафнутий.
— Потом поймёте. Вкратце — гипнотическое поле помогает магу поддерживать видимый образ. Ведь все эти превращения ни что иное, как иллюзия. То есть, люди видят не то, что есть на самом деле. Не понятно? Что за дремучий век! Семнадцатый? Кстати, меня Алёной зовут.
— Восемнадцатый, — машинально ответил я.
— Не велика разница. Паровоз-то изобрели хоть?
— А что сие означает?
— Понятно... До Интернета не дожить... Зато воздух чистый. Кстати, пойдёмте выйдем и посмотрим, как выглядит корабль со стороны.
— Барышня явно не в себе, — шепнул Пафнутий, отведя меня в сторону, — надобно во всём соглашаться с нею, а потом...
— Вот ни фига себе! — прервал его возглас из-за двери.
От вида ведьминой избушки осталось лишь три ноги, да и те оказались железными. Железными же были и стены, и дверь, и лестница. Более всего сие сооружение походило на циклопическую перевёрнутую стальную морковку, подпираемую тремя столпами.
— Колдовство... — не то спросил, не то утвердил Пафнутий.
— Колдовство, усиленное наукой, — поправила Алёна, — когда пришельцы снюхались с тёмными магами, то могущество ведьм возросло многократно и стало реальным достижение их общей цели — порабощения человечества.
— А вы как здесь оказались, барышня? — с подозрением поинтересовался Пафнутий.
— Это всё придурок-Стас. — начала рассказ та — Я из Питера, в этом году поступила в университет...
— И как там, в столице? — перебил я.
— В какой столице? Из Санкт-Петербурга, говорю же, не из Москвы, ферштейн?
Пафнутий подмигнул мне и незаметно повертел пальцем у виска.
— Так вот, — продолжила ненормальная, — придурок-Стас интересовался магией и где-то раскопал способ вызвать дух ведьмы из прошлого. Мы собрались у него в общаге, выпили вина и ради смеха провели ритуал. После чего я оказалась здесь в этом чужом теле. Хорошо хоть, тело попалось неплохое, даже лучше моего собственного. Меня закрыли в клетке и не выпускали, но я подслушивала разговоры ведьмы с тёмным магом. Я немного понимаю по-шведски, летом гостила у друзей в Стокгольме.
— Так тёмный маг был здесь? — удивился я.
— Нет, они говорили по скайпу. Пойдёмте, покажу! — добавила она, видя наше недоумение.
Мы снова поднялись в «избу» и прошли в дальнюю комнату.
— Так, только бы комп не вырубился.
Вдруг ниша в стене вспыхнула голубым светом и в глубине её возникли какие-то символы. Девушка тыкала пальцами в небольшие выступы подле.
— Так-так... Что за дурацкий интерфейс... — бурчала она под нос. — Ага, вот! Хорошо, я всё видела и запомнила основные команды. Сейчас найду записи разговоров. Кстати, маг что-то говорил и про вас. Они ждали, что вы придёте. Вот, кажется... Нет. Видео не открывается. Попробую звук.
И тут, к нашему величайшему изумлению, в комнате явственно услышался разговор. Я удивлённо осмотрелся, но, кроме нас, никого лишнего не заметил. Между тем противный визг ведьмы перемежался мужским баритоном, коий показался мне смутно знакомым. Я прислушался.
— Скоро появятся двое русских, молодого опоить зельем и переманить на нашу сторону. Он очень силён, только сам пока не знает своей силы. А когда узнает — мы с ним не совладаем. Если не получится — убить! Старого убить потом в любом случае. Выполняйте! — и голоса умолкли.
— Не такой уж я и старый! — возмутился Пафнутий.
— Но почему вы предстали пред нами в образе безобразной свиньи? — спросил я.
— Они хотели выудить из меня какую-то информацию насчёт будущего. Этот маг, кажется, боялся кого-то более могущественного. Думаю, из пришельцев, но это имхо имховое. Я рассказала всё, как есть, это их взбесило и меня превратили в бородавочника. Кстати, у вас есть человеческая еда? Бога ради, дайте немного, а то эти отруби уже вот где стоят!
— Есть ветчина, — я заглянул в суму, — будете?
— Нет... Спасибо... — девушка вдруг побледнела и добавила вполголоса непонятное, — это что же, мне теперь вегетарианкой придётся стать?
Всё это время шведская девочка не проронила ни слова, а лишь испуганно жалась к Пафнутию, почуяв в нём защитника, но сейчас она вдруг спросила, со страхом посмотрев на отрубленную ведьмину голову:
— А где другая ведьма?
Знакомый стрекот заглушил её слова. Мы выскочили наружу и увидели, что вместо тучи в небе висит громадный, с гору, серый диск, по-прежнему мечущий молнии, а от него стремительно спускается летающая лодка. Пафнутий выхватил шашку, я обнажил шпагу.
Не успела лодка остановиться, как из неё выскочили две ведьмы, точно родные сёстры походившие на обезглавленную. У обеих в руках были подобные мушкетам предметы, которые они направили на нас. Мы, не сговариваясь, прыгнули в разные стороны. Молнии с шипением пронеслись мимо, не причинив вреда. Второй залп выбил из рук Пафнутия шашку и задел меня за ногу, от чего та стала будто деревянная. Я упал, мой наставник стоял пошатываясь, с повисшей, точно плеть, правой рукой.
— Получайте, лярвы носатые! — Алёна появилась на верхней ступеньке лестницы, двумя руками сжимая ведьмин мушкет.
Молния выбила оружие из руки одной ведьмы, но вторая успела ответить удачным выстрелом, и девушка кубарем скатилась с лестницы. И тут... Не знаю, что на меня нашло... Я рассвирепел так, что вены вздулись на висках. На моих глазах старуху вдруг подняло в воздух и со всего маху шмякнуло о стену «избушки», так, что кишки выплеснулись наружу. В этот миг оставшаяся в живых ведьма сумела поднять свой мушкет и разрядить его в грудь Пафнутия. Наставник рухнул как подкошенный, а рядом брякнулась безобразная носатая голова.
Я стоял, тяжело дыша, сжимая двумя руками шашку. Осознание, что я сумел высвободить недюжинную силу, медленно доходило до меня. Я победил! А значит, смогу изничтожить и всю тёмную рать, дабы не докучали более ведьмы и колдуны роду человеческому. Я чувствовал в себе эту силу!
Но какой ценой? Ценой жизней двух самых дорогих для меня людей... Я прильнул ухом к груди Пафнутия. Он не дышал. Бросился к Алёне. Кажется, жива! Мои губы сами по себе коснулись тёплых девичьих уст...
— Теперь точно женишься! — девушка, не открывая глаз, притянула меня к себе, и наш поцелуй длился и длился.
Пафнутий! Я подскочил. Как же мой дорогой учитель? В этот миг тот вдруг резко сел, а потом поднялся, точно его пружиной подбросило. Я бросился к нему, но Пафнутий, будто не замечая, отыскал свою шашку и зачем-то замахнулся на меня. Если бы я не пригнулся, то моя голова имела бы все шансы вновь встретиться нос к носу с ведьминой.
— Пафнутий! Ты что? Это же я!
В ответ шашка так близко свистнула возле моего уха, что чуть не отсекла кусочек плоти с оного. Я отпрыгнул. Безумный Пафнутий сделал ко мне два шага. Два странных шага, точно цапля вышагивает.
— Пафнутий!
Я совсем растерялся. Всё перевернулось с ног на голову. Неужто Пафнутий предатель? Но нет... Сердце сказало бы мне об этом. Ведь оно трепещет при взгляде на Алёну. Говорит! Говорит, сердце-то!
«Убейте меня, Онуфрий Лукич! — вдруг возник в голове знакомый голос. — Али не видите, сие не я. Убейте!»
Шашка снова просвистела над головой. Я отступил, споткнулся, упал и нащупал под рукой свою шпагу. Но трудно сделать выпад, лёжа на земле. Вот оружие вновь занесено надо мною... Но почему богатырь застыл и лицо его выказало страшную степень напряжения?
— Убейте... — беззвучно прошептали губы.
Мига задержки мне хватило, чтобы пронзить острием сердце лучшего друга и названного отца. Тело рухнуло рядом со мною, глаза невидяще уставились в небо, где громадный диск, окутанный искрами молний, медленно уменьшался в размерах, пока вовсе не растворился в голубой дали.
Шведская девочка выползла откуда-то из кустов и, плача, припала к груди Пафнутия. Я стоял, растерянно глядя на распростёртое тело, не осознав ещё боль утраты близкого человека.
— Он был хорошим человеком... — Алёна подошла сзади и положила руки мне на плечи.
Я воззрился на неё не видя, потом вновь поглядел на тело, и всё вокруг расплылось и заискрилось радужными лучиками. Я сморгнул слезу, но уныние, бесконечная скорбь, не испытываемая мною даже о кончине батюшки, тотчас охватила меня с великой силой.
Невесёлым было наше возвращение в деревню.
Похожие статьи:
Рассказы → Пограничник
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
+
