Восемь лет назад

В СОАВТОРСТВЕ С НИТКОЙ ОС

«Согласно внесенным поправкам, с 2008 г. срок прохождения военной службы по призыву в Вооруженных Силах Российской Федерации для российских граждан мужского пола составляет 1 год».

Помнится, эта поправка вызвала легкую досаду. Да, чуток не повезло. Вместо одного года – оттрубил целых два. Вернулся, а тут такой бонус молодняку и такой облом вашему покорному слуге. Только мне тогда было плевать. Главное, что Наташка дождалась. Все семьсот тридцать дней только и делал, что мечтал: примчусь, обниму и тут же потащу в ЗАГС.

Как приехал – даже в гражданку не стал переодеваться. Сразу к любимой двинул. Не взбежал, а взлетел на пятый этаж, забарабанил в дверь. Пока ждал, пожалел, что цветы не купил. Но ничего – она поймет!

Открыла тетя Люба – мама Наташки. Выглядела, мягко говоря, растеряно:

– Сережа? А ты разве…

– Здрасьте, теть Люб! А Наташка дома?

– Наташа? А…это…

– Тетя Люб! Я только вернулся и сразу сюда!

Будущая теща странно посмотрела, и тихо произнесла:

– Она здесь больше не живет.

– Как? – удивился я, – в институт поступила? В общежитие переехала? Какой адрес?

– Подожди, Сергей. – Остановила пожилая женщина, – Ты человек серьёзный, взрослый, все поймешь.

Я остолбенел. Самые страшные догадки полезли в голову.

– Тетя Люба, что случилось?!

– Ничего не случилось. Просто… просто Наташа вышла замуж. Она у мужа.

Это было настолько нелепо, что я хмыкнул.

– Вы шутите? Когда вышла?

– Шесть месяцев назад.

– Тетя Люба, такими вещами не шутят.

Женщина вздохнула:

– Не шучу, Сережа. Знаю, как ты относился к моей дочери, но тут уж ничего не поделаешь. Надеюсь, ты не наделаешь глупостей.

– Да о чем вы говорите?! – вскричал я, – Две недели назад получил от нее письмо, а Вы говорите шесть месяцев!

В подтверждение своих слов, извлек из внутреннего кармана пачку писем, без труда нашел нужное, развернул и протянул ей.

– Читайте! «Люблю, целую, жду»!

Любовь Ивановна занервничала.

– Не знаю, в какие игры вы играете, но я в этом участвовать не желаю. Прости, Сергей.

Дверь перед носом захлопнулась.

Несколько минут тупо разглядывал коричневую дерматиновую обивку, затем медленно побрел вниз. Происходило нечто непонятное. Я не поверил матери моей невесты, но червяк сомнения поселился в душе.

Уселся на лавочку и закурил. Что заставило Любовь Ивановну так беззастенчиво врать? На сумасшедшую она не похожа. Тогда почему?

– Здравствуй, Сережа! – раздалось над самым ухом.

Ленка Сметанина совершенно не изменилась. Пожалуй, только глазищи еще больше вылезли из орбит. Эта девочка здорово походила на мопса. И глазами, и плоским личиком, и крошечным вздернутым носиком.

Плюхнулась рядом и восторженно пискнула:

– Как тебе идет форма! Ты такой мужественный! Слушай, и берет такой клевый! А это у тебя ордена, да? Вот этот с парашютом за что?

Ленка всегда была неравнодушна ко мне, в школе постоянно оказывала знаки симпатии, не обращая внимания на перешептывания за спиной.

Вот только мне она никогда не нравилась. Все знали, что Серега по уши влюблен в Наташку. Поэтому скупо поздоровавшись, задал главный вопрос:

– Что с Наташкой?

Ленка фыркнула:

– Сам не знаешь? Опять замуж вышла.

– Что значит опять? – похолодел я.

– То и значит. Ты только в армию – она замуж! Сначала у нее был Олег. Помнишь, на год старше нас – музыкант. Царствие ему небесное! Они месяца три прожили. Наташенька недолго горевала – Вадика захомутала! Хороший мальчик, у него папа овощной базой заведует. Такие похороны шикарные организовал – мы с девчонками перепились, вспомнить стыдно!

У меня закружилась голова.

– Замолчи!

Сметанина надулась:

– Я ему рассказываю, а он кричит. Это тебе армия так нервы причесала?

– Погоди! Ничего не понимаю! Какие похороны?!

– Так Вадик тоже умер. Говорят, у твоей Наташки глаз ведьмин…

– Что ты плетешь?!

– Не плету, а говорю, как есть. Было у Наташи два мужа и тех Бог прибрал. Нынче третий. Его не знаю, не местный – вроде, из Питера.

Я вытер рукавом вспотевший лоб. Что же получается? За два года, что тянул лямку на службе – моя бывшая невеста трижды успела выйти замуж! Бред! А как же письма с обещаниями дождаться? Она писала каждый месяц! Что заставило ее врать?

Я встал со скамейки. Нужно самому поговорить с Наташкой. Она ведь любила меня, я это чувствовал. Или это все игра?

Не попрощавшись с Ленкой, двинулся прочь.

– Эй, ты куда?! – закричала Сметанина вслед, но я даже не обернулся.

– Так, так, так, надо мысли собрать в кучу, – шагаю в сторону отчего дома, – еще с мамой объясняться, почему на день раньше приехал.

Город шумел, не обращая на задумчивого пешехода внимания. Пахло булочками и асфальтом. Бибикали автомобили, звенели трамваи, щебетали воробьи, а в сердце ныла тоска, и разливался тягучий холод. Что может быть больнее предательства?

Открыв на дверной звонок, мама охнула и кинулась мне на шею.

– Сыночек, – мягкие материнские губы нежно целовали щеки, лоб, - вернулся! Саша! – позвала она брата, – Сереженька вернулся!

– Ну, привет, шпана, – брат крепко пожал руку, похлопал по плечу, – С приездом! Мы тебя завтра ждали.

– Очень домой хотелось, – не стал откровенничать, мол, планировал этот день провести с Наташкой, – но брат похоже понял, на то он и старший.

– Беги в ванную, – мама шлепнула меня полотенцем по заду, – А потом будем обедать.

Стоя под струями воды, прокручивал в голове утренние разговоры с тетей Любой и Ленкой. Сметанину, с ее слепым обожанием, можно использовать как прикрытие. Ну, там, на тусовку сходить, в компаниях поболтаться, сплетни послушать. С тетей Любой сложнее, больше на порог не пустит. Ну и ладно. К Наташке соваться, вот так, на эмоциях, не хочу. И вообще, видеть ее не хочу. Пока.

Я и не знал, как соскучился по домашней пище. Уплетая за обе щеки мамину стряпню больше слушал, чем говорил. Естественно тема была одна. Наташкины мужья.

И мама, и брат выбирали выражения, а может, боялись ранить. Сложилось впечатление, что они знали больше, чем говорят. Особенно брат. Надо как-то вытрясти информацию, а пока слушаю, да ем.

По версии мамы, над моей бывшей рок висит. И очень бы не хотелось, чтобы под этот рок попал я. Со слов брата, все не так однозначно и много белых пятен.

Кстати, Александр служит в полиции, пошел по стопам отца. Наш батя геройски погиб в начале девяностых, при задержании банды. Та обложила данью почти весь город, отжимая бизнес у местных предпринимателей. Брат хронически ненавидит подобный контингент, считая всех поголовно своими кровниками.

Неужели Наташка связалась с бандюками. Оставшись один, полез в Интернет. Ого, а мужья-то были не нищие. Местные СМИ наперебой смаковали подробности жизни «Черной вдовы». Эх, любимая, до чего же докатилась, посмотри, как имя полощут, читать противно. Даже выдвигались версии, мол, сама супругов «кокошила», дабы прибрать к рукам бизнес и богатства. Но, как сказал брат, прямых улик нет.

Так, начнем по порядку. Первый – Олег. Музыкант. Контракт на крупную сумму. Своя студия. Пара пластинок. Найден с перерезанным горлом в этой самой студии. Обескровлен. Хм.

– Обескровлен, – иду по ссылкам за подробностями, – что сиё значит.

И тут на меня вываливается лавина информации. Кто-то разглядел на криминалистическом фото укус, замаскированный разрезом. Мол, сначала выпили всю кровь, и что бы скрыть сей факт, перерезали шею от уха до уха. Тут Наташке приписали вампирство, создание секты, поклонение дьяволу и прочую лабуду. Я нашел это фото, и уставился на остатки круглых, с ровными краями дырочек, на шее трупа. Так. Становится интересно. Может фотошоп. Официальное заключение объясняет обескровливание массивным кровотечением из вскрытых сонных артерий. Про следы укуса ни слова. Нужно не забыть спросить у брата. Пока счет один ноль в пользу маминой версии – чертовщина какая-то.

Труп номер два, Вадик, сын крупного землевладельца. Несколько фермерских хозяйств, собственная овощная база.

– Ого, – присвистнул я, – а Наташка на нем неплохо разжилась. Счет в банке, загородный дом.

Парень погиб при невыясненных обстоятельствах, в лесополосе, примыкающей к тому самому дому. По официальной версии, загрызен неизвестным животным, предположительно волком, или волкособом.

– Загрызен, – почесав макушку, я продолжил чтение, – опять укусы. Правда, теперь множественные.

Два ноль в пользу мамы.

Муж номер три. Петр.

– Петя, ну и имя, – фыркнул я, – Петруша. Хотя, царское. Да и приданое за женихом на полцарства тянет. Лакомый куш. Лакомый. Потомственный ресторатор. Хе, – не выдержав, хмыкнул, – бабуля, небось, столовой заведовала. Конечно, зачем центровой красавице простой дембель воздушно-десантных войск. Не ожидал от тебя такого, любимая.

Запиликал телефон.

– Привет, – в трубке голос Сметаниной, – не хочешь на бывшую взглянуть? Приглашаю составить мне пару. Они сегодня тусовку в своем ресторане собирают.

– Я приду, – обещаю, и сразу вешаю трубку. Нет желания выслушивать бабский треп.

На удивление зал был украшен со вкусом. Я сначала даже как-то неловко себя чувствовал. Ленка таскала от одной компании к другой, без умолку тараторя, то представляя кому-то, то кого-то представляя мне. Не скрою, глазами искал в толпе Наташку, а когда нашел, не смог отвести взгляд. Знаете, как в фильме «Семнадцать мгновений весны», только музыки не хватало. Мы стояли и смотрели, вокруг двигались люди, и целый мир. А мы застыли, вот так, приросли взглядами, и молча говорили, каждый о своем, о наболевшем. А потом Наташку закрыла широкая спина. Петр не выдержал молчаливого диалога и увел супругу в гущу гостей, а я вышел покурить и подумать. Вся злость улетучилась. Меня не обмануть, знаю Наташку давно. В любимых глазах четко читалась мольба о помощи. Что такого не увидел в сети между строк? Что упустил?

Я ушел. Точнее, тихо слинял. А через пару часов позвонила Ленка.

– Сережа, тут такое, – захлебываясь, кричала она в трубку, – Петра убили, прямо у черного входа, за рестораном.

– Как, – голос предательски осип.

– Там Наташка сидела, вся в крови, – продолжала завывать Сметанина, – а он, опознали только по костюму и дорогим цацкам.

– Ее арестовали? – в голове уже разворачивался план.

– Нет, – отпустили домой под подписку, – Ленка снизила голос, видимо кто-то подошел, – под конвоем увезли в загородный дом.

Дальше не стал слушать, бросил трубку и пулей вылетел из квартиры.

Поймав такси, доехал до поселка, дальше пешком. Сразу заметил охрану по периметру дома. Решил попытать счастья со стороны лесополосы. Недаром два года обучали всяким премудростям, пробрался, таки, в сад.

В доме горел свет, но движения нет. Так и стоял, вглядываясь в окна, пытаясь угадать, где затаилась особа, кою так любил.

– Не меня ищешь, – Наташка внезапно появилась из темноты.

Сработал рефлекс, молниеносно схватил за горло, прижал к стволу какого-то дерева.

– Что происходит? – зашипел в перекошенное болью лицо, – Кто ты такая? Что ты такое?

Она даже не пыталась сопротивляться. Прикрыв покрасневшие припухшие веки, лишь тяжело хватала ртом воздух. Я ослабил хватку.

– Пойдем в дом, – просипела бывшая, – Я все объясню.

– Нет уж, – доставая из кармана мобильник, я решил записать наш разговор на диктофон, – ты расскажешь мне все здесь.

Аппарат пиликнул и показал пустое табло. Что за чертовщина! Зарядки же было полно.

– Здесь везде глушилки, – Наташка стояла, закрыв глаза, – Для безопасности, чтоб не слушали.

– Кто? – тряхнул я девушку.

– Полиция, – прошептала она, медленно оседая.

– Наташка! – разжав хватку, похлопал по щекам, – Наташка!

Подняв бесчувственное тело на руки, спешно понес к дому. Дверь открылась сразу, как только я шагнул на первую ступень. В проеме стоял мой брат.

* * *

– Вдова под прикрытием?! – я смотрел то на девушку, то на брата.

– Охрана свидетелей, – говорил Александр, Наташка не могла и все время держалась за горло.

Мне было стыдно, но как вымолить прощение, не знал.

– А жертвы? – не унимался я.

– Невостребованные трупы, – брат с укором смотрел, мол, эх ты, сын милиционера, таких очевидных вещей не разумеешь.

– Все «мужья» живы и здоровы, отправлены в разные страны, счета в офшорах. Плюс компенсация вдове, – брат похлопал Наташку по колену, та недовольно отмахнулась.

– А как же супружеский долг, – пытаясь разрядить обстановку, сьюморил я, – Сознайся, было?!

Получив звонкую оплеуху понял, не удачно. А еще понял, что прощен, потому что Наташка тут же прильнула всем телом. Я целовал ее макушку и не верил собственному счастью.

– Только вы, голубки, сорвали дальнейший план операций, – брат с сожалением покачал головой. – Ладно, воркуйте… А я поеду.

– Постой, – остановил я Сашку, – А кто такую байду придумал с вампирами?  Бред полный!

– Один весельчак, – криво усмехнулся брательник, – Полковник ФСБ. Операция-то совместная. Народ, говорит, больше верит в запредельное, чем в реальное.

– А он не подумал, как теперь Наташке жить? За её спиной все шептаться будут. Вон, идет ведьма – оборотень.

– Будут, – покладисто согласился братец, – Уже шепчутся. Только ведь и гонорар неплохой. Я, думаю, твоя невеста не жалеет. За два года – целое состояние.

– Жалею, – неожиданно всхлипнула та, – Очень жалею. Ты говорил, про один фиктивный брак, а что оказалось.

– Ну, извини, – поморщился Сашка, – В конце концов, можно из городка слинять. В Москве хату купить. С такими деньгами всё можно. Мужа себе не формального, а натурального найти можно.

– Уже нашла, – вспыхнула Наташа и бросила на меня испуганный взгляд.

– Зачем тебе этот нищ брод? – рассмеялся брат, – Впрочем, я рад, если ты говоришь серьёзно.

– Серьёзно, – прошептала Натаха и сильнее прижалась ко мне.

– Жаль, служил он всего двушник, а не трояк. Где теперь новую Черную Вдову искать?

– Есть на примете девушка, – начал я, но поймав укоризненный взгляд Наташки, поспешил дополнить, – ты ее знаешь, Ленка Сметанина. Думаю, она не откажется, еще та авантюристка.

Наташка закивала, подтверждая мои слова. А брат громко расхохотался:

– Это «мопсик» тот что-ли? Достойная кандидатура!

Брат уехал. Полицаи свалили еще раньше.  Мы долго молчали, сидя на резном крыльце.

– Это теперь наш дом, – прошептала моя невеста, – Если ты, конечно…

Она запнулась. А я крепко обнял ее, притянул к себе и поцеловал.

А потом пошли в спальню. И вот тут в полной мере ощутил, что целых два года не был с женщиной.

Не знаю, сколько часов длилась наша страстная битва, но на крыльцо дома я выполз на полусогнутых. Вытер пот со лба и жадно закурил. Стояла безлунная ночь, в тиши стрекотали полевые сверчки, ароматно пахло полынью. Я наслаждался тишиной и прохладой, когда заметил в проеме незакрытых ворот огонек сигареты.

– Эй, – позвал я, – Кто тут?

Огонек ощутимо дрогнул, но не исчез. Я лениво встал и направился к незнакомцу.

Несмотря на сумерки, узнал его. Отец Феофан. Бывший священник, а ныне местный чудак, явно не дружит с головой. Не знаю, какой он был батюшка, но явно не из лучших. Втайне покуривал, любил выпить, а на исповеди мог себе позволить крепкое словцо. Так что когда его лишили сана – никто не удивился. А вот Феофан, похоже, обезумел. Почувствовал себя борцом с нечестью, стал много и горячо проповедовать. Говорят, даже обзавелся последователями. Но так ли это, я доподлинно не знал.

– Здравствуйте, отец Феофан, – приветствовал я.

– Здравствуй, слепец, – ответил тот и глубоко затянулся сигаретой.

– Не такой и слепец, – усмехнулся я, – Вон, вас и в темноте узнал, хотя загородом бываю не часто.

– Слепец блаженный, зла невидящий! – Неожиданно громко вскричал бывший поп, – Овца, безропотно шею подставляющая под клыки упыря нечестивого!

– Тише, тише, – попытался его утихомирить, – Всех перебудите!

– Беги, грешник! – возопил сумасшедший, выплюнул окурок и ухватил меня за ворот, – Беги, Сережка юродивый! Ты четвертая жертва! Рано вернулся на побывку – смерть свою найдешь!

– Я не на побывку, а насовсем вернулся! И умирать не собираюсь!

– Умрешь, юродивый!

– Сам ты юродивый! – разозлился я, вырывая ворот рубахи из цепких лап лжесвященника.

– Запутала она тебя! Околдовала тварь запредельная! Беги, дурашка!

– Да пошел ты, кретин!

Я резко отвернулся и пошел к дому. Но Феофан неожиданно кинулся мне на плечи и повалил на землю. Горячо зашептал в ухо:

– Не человек она вовсе, а мертвец нечестивый! В гробах ложе её и кровь пища! Беги, Сережка! Спасай душу свою! Иначе поздно будет!

– Пусти!  Кому говорят?!

И поскольку псих не отпускал – я со злостью врезал ему локтем по физиономии.

Похоже, нос сломал. Феофан вытирал кровавую юшку и шипел:

– Ты тоже не человек! Зверь поганый! Тьма перерожденная!  Но ничего, огонь очистительный излечит язвы твои! Будьте вы прокляты, кровопийцы дьявольские!

Когда я вошел в спальню, Наташка сонно пробормотала:

– Что там за шум был?

– Сосед твой – Феофан. Похоже, совсем с катушек съехал.

– Ага, – улыбнулась моя невеста, – такой прикольный дядечка…

* * *

Недооценил деревенского сектанта и силу его убеждения. Две трети деревенских мужиков явились по наши души, точно. Я проснулся от диких криков. Встав с кровати, выглянул в окно и остолбенел: к дому валила не слабая толпа с факелами. По самым скромным прикидкам – человек тридцать. Твою ж дивизию! Что им наплел этот дебил! Двадцать первый век на дворе, а люди не поумнели!

Выскочив наружу, кубарем скатился с крыльца, как был в одних трусах, и закричал:

– Люди добрые, не верьте Феофану! Наташка агент ФСБ! Она выполняла задание! Никакой она не вампир!

Куда там. Толпа перла к нам во двор с неотвратимостью грузовика без тормозов.

Из-за приоткрытой двери выглянула испуганная Наташа.

– Что случилось?!

– Вызывай полицию и запрись немедленно! – истошно заорал я.

– Здесь не ловит! – всхлипнула моя невеста, – А как же ты?

– Они пришли за тобой! Запрись – я сказал!

А толпа уже ввалилась во двор.

– Вот они! Исчадия Ада! – воскликнул Феофан, – Бейте их!

– Мужики, остановитесь! – сделал еще одну попытку решить дело миром, – Я Сергей Смирнов! Вы же многие меня знаете! Я только из армии! В десантуре трубил целых два года! Я это! Что вы меня не узнаете?!

– Получай, нечисть! – взревел какой-то плюгавый тип и огрел осиновым колом.

Я чудом успел увернуться, но другой деревенский охотник на ведьм достал меня факелом. Волосы на голове вспыхнули.

– Ну, суки! – разъярился я, – Не хотите по-хорошему!

Удар ногой по голени и факельщик с воем падает на землю, но еще в падении достаю его бритый затылок ребром ладони. Плюгавый тоже сгибается пополам. Держась за пах, медленно оседает. А я атакую следующих. Так вам, гады! Не зря в десантуре сержантские лычки заработал.

Я вертелся, ужом на сковородке, уворачиваясь от ударов, словно черт от святой воды. Прыгал, как бешенный тушканчик! Только силы были неравные. Хорошо еще, не все мужики кинулись в драку – половина стояла и задумчиво скребла затылки. Но и тех, что лезли – хватило.

Какой-то ловкач пробил, таки, в солнечное сплетение, а другой умелец пнул в челюсть грязным ботинком. Я задохнулся, покатился по траве, но тотчас вскочил, чтобы получить бревном по уху.

Я лежал на земле трупом, раскинув руки, но спасительная тьма не накрывала. А еще я чувствовал боль. Под ребрами, в животе, в паху. Но шевелиться уже не мог. Мелькнула мысль – сломали позвоночник! Мелькнула и исчезла. Словно из тумана доносились обрывки фраз:

– Паренька-то за что?

– Он такой же, как она – антихрист!

– Они оба упыри!

– Да нет! Это ведьма его околдовала!

– Она, тварь, заперлась!

– Давайте канистры с бензином!

– Обливайте дом!

«Наташа! – кричал я, но не слышал собственного голоса, – Любимая! Я сейчас! Сволочи! Не смейте её трогать!».

А потом кто-то окончательно меня выключил. Словно тумблер щелкнул. Погас свет. Так вот, что значит умереть. Черный квадрат Малевича и никаких звуков. Тишина и тьма. Ничего…

* * *

Дождь, нудный дождь с утра. Сижу, нахохлившись, словно воробей и гоняю во рту потухшую сигарету. Смотрю на могильную плитку. На фото ты молодая, цветущая – такой останешься навсегда. А мне скоро тридцатник. Ты бы не узнала своего Сереженьку – такой  стал хмурый, с седыми висками. Хожу с палкой, как старый дед. Но хвала врачам – хожу. А вот тебя они не спасли. Тридцать процентов ожогов… Говорят, с такими не выживают. Но я так надеялся на чудо. Неделю из церкви не выходил. Всё ставил свечки за здравие. А потом перестал, когда сказали...

Сначала хотел отомстить этому негодяю Феофану. Мечтал достать мерзавца, разорвать на куски. Только он «сбежал» – повесился в камере. Еще, люто ненавижу полкана из ФСБ, что подписал тебя на черное лицедейство. Брат отговорил сводить счеты, мол, тот и так наказан. Кто ж знал, что до такого безумия дойдет. А в сущности, не он виноват, а людская дремучесть и суеверие. Нет, не изменились за века люди – на другие планеты полетят, а вампиров и ведьм бояться будут. Смеяться хочется, а я плачу.

Восемь лет, как тебя нет, а я всё еще чувствую вину. И буду чувствовать всю жизнь. Надо было хватать в охапку и драпать из деревни, где священники в палачей-сектантов превращаются, где взрослые мужики с осиновыми кольями за упырями охотятся, где легче верят в дьявола, чем в благодать.

Прости, Наташ, опять гружу тебя своей занудной философией. Хочешь хохму? В газете вычитал, мол, снова хотят срок службы в два года сделать. Говорят, когда объявили, что со следующего года поправка вступит в силу – ребята валом на призывные пункты повалили, аж перебор призывников случился. Не хотят служить двушник. Смешно правда?

А ты все плачешь? Нет, не дождь это – слезы. Не обманешь меня вечной счастливой улыбкой. Я же все знаю. Знаю, потому, что сам плачу. А все-таки жаль, что я служил не год. Все могло быть по другому. Тогда, восемь лет назад…

Похожие статьи:

Рассказы → Вещь Эмми

Рассказы → Чужие письма. Письмо первое

Рассказы → "Изабэль"

Рассказы → Tуk

Рассказы → Чужие письма. Письмо второе