Когда мне удалось разорвать ветви-нити кустарников, согревающих деревья, как огромный свитер, я проникла в лес. Здесь меня не найдут. Уже темнеет, надо только затаиться. Сбоку послышался хруст ломающихся веток, и я побежала. Тело слушалось слабо. Через несколько метров я споткнулась о корягу и растянулась на мягких листьях. Совсем не больно, вот только кишки опять вывалились. Я затолкала их обратно в резаную дырку в животе. Футболка болталась на мне, как тряпка на швабре, не придерживала внутренности. Хрустнула ветка, но тише – я шла в правильном направлении. В голове зашумело, сладкий, подкопченный запах листьев смешался с эфиром, прочно засевшем в носу. Я на минуту остановилась, ухватилась за осиновый ствол, наклонилась, выдохнула. Из-под листьев торчала яркая оранжевая шляпка гриба на белой, будто слепленной из манной каши, ножке. Красота!
Где-то включили вентилятор. Нет, это не вентилятор, это вертолёт. Гул приближался. Я очнулась, и потрусила дальше, туда, где скудная растительность переходила в труднопроходимые заросли. Хорошо бы найти заброшенное логово волка, или большое дупло, как у белогрудого медведя. Хотя какие белогрудые медведи? Они здесь не водятся. А вот волки, волки точно должны быть. Вертолёт пролетел слева, замыкая круг. Впереди я увидела овраг, заваленный ветками и листьями. Логово! Наверняка это логово волка! Я обрадовалась, стала спускаться на дно оврага, не удержалась, покатилась вниз. Моя некогда белая футболка превратилась в грязную половую тряпку, которой обычно моют пол в операционной: розово-серая и мокрая. Снова выпали кишки. На этот раз я не стала их засовывать, а обмотала сверху, как пояс. Ничего, пересижу немного, а потом найду какого-нибудь подпольного врача, и он что-нибудь придумает.
Солнце садилось. Я накидала кучу листьев, и уснула.
Проснулась я оттого, что почувствовала, как кто-то кусает мне ногу. От неожиданности я заорала. Мой крик эхом прокатился по всему лесу. Волк вернулся домой. Я ударила рукой по горлу, там что-то хрустнуло, и волк рухнул на землю. И тут я услышала полный отчаяния вой: огромная волчица стояла на краю оврага и голосила. Я посмотрела под ноги, и поняла: это был не волк, а волчонок, а там, на обрыве – его мама. В три прыжка она настигла меня. От моих ударов она становилась только злее, оторвала мне правую руку, и повалила меня на колкие ветки, придавив тяжестью своего мощного тела. Сверкнули зубы, и я потеряла сознание.
− Мы поймали вашу зомбанутую, Василий Андреевич.
− Боже, кто это сделал с моей девочкой? А это что за серпантин?
Василий Андреевич подошёл ближе к столу. Морщины на лбу побежали сердитыми волнами. Он наклонился, чтобы рассмотреть рванину, в которую превратились мои кишки.
− А рука? Руку вы нашли?
Медбрат положил рядом со мной свёрток, посмотрел на меня с укоризной.
− Ну что, от врачей с операционного стола ты смогла удрать, а с волком не справилась?
− Это был не волк, а волчица.
− Какая разница?
− Большая.
− Не злись ты так. Если бы мы тебя не нашли, то тебя бы волчица превратила бы в винегрет. Родная мама, то есть Василий Андреевич бы не узнал.
Медбрат вымыл руки, вытер насухо полотенцем, набрал в шприц соляной раствор, выдавил в ампулу с желтоватым порошком. Порошок строптиво зашипел. Шприц втянул через трубочку-иглу полученный раствор.
Василий Андреевич дотронулся до моего плеча.
− Кстати, как ты притворилась, что на тебя наркоз подействовал.
− Я не притворялась, он правда подействовал, но слабо: боль притупилась, и только.
− Так. Давай мы тебя подлатаем, а потом поговорим.
− Знаю я ваши разговоры. Сходите уже в магазин зоотоваров и купите там себе крысу для опытов. А я – не хочу!
− Какие опыты? Мы починим тебя, и просто будем наблюдать за тобой.
Василий Андреевич сделал жест медбрату, и тот вонзил иглу мне в шею. Я как будто остекленела. Я не могла пошевелиться, ничего не видела. Наркоз запеленал меня с ног до головы. Это конец. И вдруг я что-то услышала. Слабый, неясный шёпот. Спустя пару минут я стала различать слова.
− Василий Андреевич, Вы не поверите: плод не пострадал.
− Дайте взглянуть. Так, проведите передатчиком чуть выше. Ага, вижу. Мда, чудеса. Только ввиду последних, так сказать, событий, думаю, надо плод пересадить другой самке.
− Василий Андреевич, как это? Мы столько бились, а теперь Вы хотите пересаживать. Разве Вы не понимаете, что шансы почти нулевые!
− Понимаю. Но если не попробуем, то у нас вообще не будет шансов. Никаких. Она знает.
− Откуда?
− Понятия не имею. Но она – знает. Готовьтесь к операции.
Я собрала всю свою ярость, и отдала оставшейся руке приказ: «Пальцы - в кулак!». Рука не пошевелилась. Загудел стерилизатор. У меня было в запасе полчаса, не больше. Потом меня порежут, и будет поздно дёргаться.
Я вспомнила волчицу, её боль в глазах, и я завыла. Получилось! Докторишки так опешили, что проворонили возможность вколоть в меня ещё пару иголок. Поздно. Тело полностью мне повиновалось.
Я рванула в лес. Василий Андреевич был прав. Я знала про ребёнка. И я знала, что смогу вырастить из него человека.
