Через горы, что раскинулись по плато, через редкие леса, коих днём с огнём не сыщешь, через мосты, чья ветхость побуждает замедлять шаг, через года, времена, события идёт пара. Мужчина и женщина.
Возраст их нельзя определить с наскока, однако если уж начать всматриваться, то можно многое усмотреть: и юность, и живость, и мечтательность, за ними – серость обыденности и мрак ночей, а ещё дальше – покой, что даёт семья, и беспокойство, что дают дети, а потом, всё дальше и дальше, проглядывают усталость, старость и смерть.
Имена их также невозможно узнать. Они могут зваться и Джо и Кэти, и Франко и Лаура, и Юхан и Лотта, и Филипп и Софи, и Андрей и Марина. Их лица как будто меняются. Они носят черты, присущие каждой расе, и чертами этими похожи одновременно на всех. На меня. На вас. На похороненного в братской могиле воина. На уличного продавца газет.
Пара несёт корзину. У корзины две ручки, которые уже отполированы ладонями идущих. В корзине – ребёнок.
Без имени или с тысячью имён, без расовой печати или с оной, этот ребёнок с каждым пройденным парой шагом становится старше. С каждым же шагом и пара как будто меняется, но уловить, в чём именно происходят изменения, нельзя. Время вокруг идущих течёт с непредсказуемой скоростью: то ползёт, как черепаха, позволяя любоваться улыбками пары и ребёнка, то рвётся вперёд, превращая улыбки в боль. В этом времени иногда проглядывает пространство.
Дорога длинна. Когда заканчиваются горы, начинается степь. Над головами идущих день сменяется ночью. В них самих меняются времена. Каждый шаг становится первым, а чередование смеха и слёз – закономерным.
Ребёнок растёт. Он уже вырос настолько, что не помещается в корзине. Ручки её натирают мозоли на ладонях пары, но они не останавливаются, чтобы передохнуть.
Через какое-то ручки не выдерживают. Их ломают годы и вес ребёнка, который уже и не ребёнок вовсе, а подросток, и пара подхватывает корзину под днище. Теперь на лицах мужчины и женщины всё чаще мелькают сумерки.
Подросток ворочается, утяжеляя ношу. Через несколько шагов, что совершаются парой в молчании – кажется, они не говорят вовсе, но губы их всё же шевелятся, – ноги подростка начинают волочится по земле, и тогда мужчина отпускает свою сторону корзины.
Корзина падает; женщина пытается подхватить её, но ей не хватает сил удержать груз одной. Сверху льёт дождь, вокруг царит ночь, внизу – болото. И ещё подросток больше не подросток, а юноша, и корзина ему больше не впору. Он идёт вперёд сам, а пара спешит за ним. Корзину они – она – не бросают. Женщина несёт её, прижимая к груди, а мужчина шагает поодаль. Как будто их больше ничего не связывает. Как будто время, вместо того чтобы быть с ними, бежит мимо.
Снова начинаются горы, но тропа, что ведёт через каньон, облегчает путь. Иногда она забирается слишком высоко, и идущие страдают от недостатка кислорода. Мужчина, женщина – и ещё один мужчина. Он ушёл далеко вперёд, почти оторвался от них, оставив их за каким-то поворотом, и уже невозможно разглядеть, какие года, времена, события царят там, где идут они, можно только смотреть, как идёт-шагает тот, что совсем недавно лежал в корзине.
Он смел. Он храбр. Он отчаянно любопытен. Он смотрит вперёд с широко раскрытыми глазами. Он уже любит мир, что проходит сквозь него, окружает его, впитывается в дорогу под его ногами, он – будущее этого мира.
Когда горы преодолены, мужчина вдруг останавливается. На его лице, вмещающем до ста миллионов эмоций, отражается недоумение, потом – беспокойство, следом – страх. Он оборачивается.
Позади никого нет.
Он медлит. Блеск нового манит его вперёд, но что-то заставляет возвращаться – хотя бы мысленно, хотя бы на секундочку. И он возвращается: поворачивает назад, к тёмным, оплетённым туманом горам. Идёт назад, хотя разумом понимает – только двигаясь вперёд, можно остаться в живых.
Горы не признать. Невозможно представить, чтобы именно через них он шёл с высоко поднятой головой, чтобы именно через них лежала его безмятежная дорога. Точно ли он шёл именно здесь? Может, время и пространство сдвинулись, выбросив его в другой мир?
За десять, двадцать, сто шагов лежит его прошлое, но сам он не становится моложе. С каждым преодолённым склоном он лишь мужает, и до высокогорья добирается человек преклонного возраста.
Вот она, корзина, впереди, в паре десятков метров от него. Лежит на дороге, покрытая пылью, старая, потёртая, как сам путь под ней. Где же пара?
Мужчина осматривается. В груди его глухо бьётся сердце.
Горы вокруг пусты. Кажется, что их покинуло даже время.
Он подходит к корзине.
Издалека он бы не разглядел.
Теперь видит.
В корзине, маленькие, сморщенные, размерами не превышающие младенцев, лежат мужчина и женщина. Их глаза закрыты.
Они мертвы.
мой рассказ на Уколе Ужаса (сегодня результаты выложили) вышел в финал. А я даже и не ждала ничего хорошего от самосуда 
