Энди ругнулся и ударил по рулю. Проклятая колымага опять заглохла; спасибо, что дотянула почти до места. Нельзя опаздывать. Он раз за разом проворачивал ключ в замке зажигания. Наконец, машина чихнула, и, ворча, дотащилась последние полмили.
Припарковавшись у черного входа, Энди пригладил коротко стриженную макушку пятерней и проверил в зеркало заднего вида, нет ли между зубов свидетельств недавнего ланча. Парень прихватил пиджак с пассажирского сидения и направился к двери.
Палец надавил на засаленную кнопку, но та ушла вглубь с легкостью мертвого тела. Энди постучал, как было условлено: три коротких стука – длинный – два коротких – длинный. Пришлось ждать почти минуту, пока некто за дверью ни пробасил:
- Мы ничего не покупаем, убирайся.
- Я продаю по каталогам. Прошу вас, сэр. Хотя бы взгляните на брошюры.
Отзыв на пароль оказался верным. Заскрежетали замки, дверь приотворилась на дюйм.
- Чего надо? – находящийся по ту сторону оставался невидимым.
- Меня прислал Чак. Сказал, есть работа, - ответил Энди. И добавил: - Я пианист.
Дверь открылась. За ней стоял мужчина с плечами профессионального игрока в футбол.
- Руки на стену, спиной ко мне, - скомандывал он. – Такой порядок.
Парень подчинился. Охранник прохлопал его с ног до головы, но ничего запретного не обнаружил. Мужчина велел:
- Иди за мной.
Они прошли через кухню и недолго плутали по тёмным узким коридорам. Откуда-то доносились возгласы и смех – казино живет своей жизнью и никогда не пустует.
Охранник проводил Энди к кабинету управляющего. Здоровяк постучал трижды, бросил напоследок «Повежливее!» - и оставил парня одного.
- Войдите!
В комнатке, насквозь прокуренной, всей мебели – два кресла и письменный стол под грудой документов. Бумаги лежали ровными стопками одинаковой высоты, примерно с фут. Окна в кабинете не было. Света единственной лампы едва хватало, чтобы различать предметы.
- По какому вы делу? – молодой мужчина взглянул на вошедшего, отложив записи в сторону.
- Я насчет работы, - ответил Энди. – Меня прислал Чак Зелински. Я пианист. У меня широкий репертуар... Если позволите, сэр, я мог бы сыграть вам.
- Зелински? – переспросил управляющий. - Сядьте.
Он поднял из пепельницы незажженную сигару.
- Ваше имя? – спросил мужчина.
- Эндрю Мак Кинли.
- Называйте меня господин Морено.
- Да, сэр, - Энди кивнул.
- Где вы учились? Доводилось раньше работать в заведениях такого рода?
- Я самоучка, сэр. Но, поверьте, я играю очень-очень хорошо, честно. Только дайте мне шанс, и я покажу себя. В баре «Джеймс Бест» меня высоко ценили... Это здесь, на Вашингтон Роуд, сэр. А до этого лабал в кабаре «Горячая штучка», Милуоки, Висконсин.
- Почему решили сменить место? – продолжал задавать вопросы управляющий.
- Тут лучше платят, сэр, - проговорил Энди, глядя на свои колени.
- Что ж, поверю вам на слово. Наши правила просты, - сказал господин Морено. – Вы не суете свой нос в чужие дела, держите рот на замке, приходите вовремя, уходите, когда скажут. Будете играть с девяти и после часа. С одиннадцати обычно выступление Голди Стоун, нашей дивы. У нее свой аккомпаниатор.
- Ясно, сэр.
- Во время работы вы не должны пить и общаться с клиентами. Оплата ежедневная, два пятьдесят в час плюс чаевые. У вас вопрос?
- Да, мистер Морено, - ответил парень. - Случается, посетители приглашают музыкантов за свой столик...
- Здесь такого не бывает, - отрезал управляющий. – Можете приступать сегодня. Идите.
Он отложил сигару и углубился в бумаги.
- Спасибо, сэр, - Энди поднялся.
Уже взявшись за ручку, он повернулся и осторожно спросил:
- Мы не могли встречаться с вами раньше, сэр?
Управляющий мотнул головой, не поднимая глаз от документов.
* * *
Я окончил школу весной пятьдесят первого. Единственное, о чем молилась моя мать, разведенная прачка из Ошкоша, - это чтобы я не ушел добровольцем в Корею. Не помню, будто грезил о подвигах в далеких землях. Воображение рисовало передо мной заманчивые перспективы профессионального музыканта. Я спал и видел себя, по меньшей мере, Букка Уайтом.
Но денег в семье не было. Помыслить в то время о покупке гитары было так же невозможно, как о шпионаже в пользу коммунистов. Двоюродная сестра матери, тетя Дорис, служила регентом в местной церкви. На веранде ее дома стоял старенький клавесин, и время от времени она занималась со мной. У тебя талант, говорила тетя Дорис, и от этих слов мне хотелось плакать.
Одержимый мечтой о гитаре, я устроился подрабатывать на автомобилестроительный завод. Ежедневно, с восьми до двух я помогал матери прокручивать белье через сушилку в городской прачечной, а после шел в грохочущий раскаленный ад и оставался там до одиннадцати. Изо дня в день. Сначала я полагал, что это будет подработка на лето, но в феврале пятьдесят второго я все еще работал на заводе, и не было видно тому конца.
Мне полагался один выходной раз в две недели. К нему я обычно скапливал доллар, иногда чуть больше. Этого хватало, чтобы заплатить за вход в «Белую обезьяну» - подвал, где собирались вечерами джазовые музыканты, - и даже взять себе содовой.
Если вы бывали в таких местечках, то знаете, они все – как две капли воды. По правую руку от входа бар. Стойка, что твой лайнер: Джо Лирри сделал ее сам, а ему нет и не было равных в столярном деле. Впереди сцена – помост высотой со ступеньку, - на которой стояло пианино. Прочие инструменты музыканты приносили с собой. Остальное пространство занимали круглые столики и разномастные стулья, которых всегда не хватало.
Там, чаще стоя, чем сидя, я пил теплую прокисшую воду и чувствовал себя королем мира. Блюз возносил меня к небесам и бросал в пропасть.
Я знал в лицо и по именам всех завсегдатаев «Белой обезьяны». Они были моей второй семьей, и в глубине души я надеялся на такое же отношение к себе. Новые люди заглядывали редко и никогда не задерживались. Возвращаясь в подвал каждые две недели, я представлял, что и вовсе не уходил из него: Слепой Джо все так же щиплет плоскими пальцами струны баса, Мет Стар все так же порхает по клавишам. Всех нас объединяло опьянение джазом – по крайней мере, так мне казалось. Музыканты, и впрямь, были добры ко мне, изредка разрешая поиграть в перерывах или после выступлений.
Я ценил такие моменты, ждал их. Когда Мет, уже порядком набравшись, кивал мне так, что длинная, пропитанная потом челка хлестала его по лбу, я чувствовал, как заходится сердце. Я шел через сцену к пианино. Садился на жесткий стул. Прикасался к клавишам. Я жил.
В тот вечер мне повезло. Целых двадцать пять минут я мог наигрывать свое любимое «Good Luck, My Baby!». Все было как обычно, но я тревожился - не покидало ощущение, что за мной наблюдают. Когда я закончил и мельком осмотрелся, увидел в толпе незнакомое лицо.
Парень, которого я заметил, был лишь немногим старше меня. Взгляд прилипал к нему, и я не сразу понял, почему. Яркая внешность южанина резала глаз на фоне бледных или по-индейски желтых лиц. Я решил, что он – один из приезжих дельцов, которые скупают лесопилки.
Незнакомец был одет дорого, по меркам нашей дыры – шикарно, и мне пришлось подавить всплеск зависти к этому пижону. Особенно меня возмутила шляпа, мягкая, с широкими полями, в стиле звезд кино. Пока я прикидывал в уме, сколько за такую пришлось бы работать на заводе, парень поднялся со своего стула в углу и направился ко мне.
- Добрый вечер, - он говорил с акцентом. – Здесь можно заказать песню?
- Здравствуйте, сэр. Да, наверняка. Подойдите к мистеру Стару, он сыграет что угодно.
- Я хочу, чтобы это сделали вы, - таким тоном обычно отдают распоряжения, и я подобрался:
- Не выйдет. Я не пианист, сэр, мне просто разрешили немного поиграть в перерыве.
Лицо молодого человека вытянулось.
- Если вы не пианист, то кто тогда? У вас талант. И, верьте мне на слово, здесь вы даром теряете время. На вашем месте, я бы немедленно собрал вещи и уехал, куда глаза глядят.
Он кивнул мне и отошел к бару. Прошло уже достаточно лет, но эти слова до сих пор звучат в моих ушах. А тогда меня словно под дых ударило. Я накинул куртку и вышел в ночь, хотя никогда не уходил так рано. Пока я плелся к дому, мой пыл улетучился.
На следующий день настроение было хуже некуда. Я едва поспевал за заводским конвейером, и старший по цеху сделал мне четыре замечания и одно предупреждение. Когда наступил мой черед прерываться на ланч, он отчитал меня:
- Американское автомобилестроение переживает сейчас подъем. Грузовики из Ошкоша разъезжаются по всей стране. Представь, Мак Кинли, что будет, если из-за твоей безалаберности пострадает престиж завода. Старайся! Гордись, что ты – рабочий.
Меня словно ошпарило. Нет, хотелось заорать мне. Я не хочу такой жизни!
Коробка с сандвичем так и осталась нераскрытой. Я выбежал из цеха и несся до дома, не оглядываясь. Меня трясло от ужаса. Мысль о том, что я так и буду работать на заводе, играя, в лучше случае, раз в две недели по двадцать минут, впервые представилась мне реальной. Даже смерть не пугала так сильно.
Дома я разбил копилку. В ней было тридцать восемь долларов. Восемь из них вместе с запиской для матери я оставил на кухонном столе. Затем я вышел, чтобы никогда не возвращаться.
* * *
- Не хотелось бы мне оказаться в твоей шкуре, - Королек сплюнул на пол и утер рот тыльной стороной ладони.
Красавчик пожевал кончик так и не зажженной сигары. Он неприязненно рассматривал растекшегося в кресле толстяка.
- Ты свинья, Лерой. Не мусори в моем кабинете.
- Если слухи верны, он недолго останется твоим, - осклабился тот. – Мое дело предупредить. Главному не нравится, что происходит. Он недоволен тобой, Пако, он больше не верит тебе. Сейчас об этом шепчутся, но очень скоро заговорят громко. И тогда ты полетишь.
- Захлопнись, - сказал Красавчик.
Королек улыбался:
- Не удивлюсь, если он сам в ближайшее время захочет тебя навестить. Проверить, как дела. Например, сегодня.
Франсиско нашарил на столе спички и прикурил сигару. Он спросил:
- Ты что-то знаешь об этом? Поэтому пришел – сплясать на моей могиле?
- Мне ничего неизвестно доподлинно, - с удовольствием выговорил Лерой, перекатывая слова на языке, - только слухи. Они говорят, как опасно быть нечистым на руку управляющим подпольного казино. И как необдуманно путаться с девкой Главного.
Раздался стук. Дверь приоткрылась, и в щель просунулась бритая макушка.
- Мистер Морено, приехал господин Пачини. Он ожидает вас в зале.
В глазах Королька заплясали огоньки удовольствия, когда он увидел, как побледнел Красавчик. Толстяк потянулся, приподнялся с кресла и похлопал Франсиско по плечу.
- Я помолюсь за тебя, Пако.
- Пошел к черту, - сказал тот.
Он поправил галстук, застегнул пиджак на все пуговицы и направился в зал. Сигара в его зубах окутывала лицо едким дымом.
Рядом со сценой, за овальным столом, покрытым зеленым сукном, сидел Главный собственной персоной. По обе стороны от него стояли двое. Еще одного Красавчик заметил, пока шел по коридору.
- А, вот и ты, мой добрый друг, - голос Пепе Пачини в лучшие времена по силе и красоте соперничал с тенором Блейка, блиставшего в Метрополитен Опера.
Франсиско поклонился и коснулся губами протянутой руки - левой. Главный поднялся, и мужчины трижды поцеловались.
- Чем обязан удовольствию видеть вас, padrino? – спросил Красавчик.
Господин Пачини сказал:
- Садись рядом со мной. Выпьем. Поговорим. Вспомним старые времена.
Один из охранников подставил стул. Управляющий занял место по правую руку от Главного. Его человек так и остался стоять рядом, нависая за спиной Пако живой громадой.
У сцены стояло роскошное пианино Blüthner. Музыкант играл «Bad Bad Whiskey» Эймоса Мильберна. До него было не более трех футов. За мелодией другие гости не смогли бы услышать разговор, посети это желание какого-то безумца.
- Как дела, Пако? – господин Пачини оглядел зал: - Я вижу, тут яблоку негде упасть.
- Сегодня людно, - согласился Красавчик. – Обычно так бывает в выходные. Дела идут неплохо, как я и сообщаю вам регулярно в подробных отчетах.
- Неплохо, но не прекрасно, - сказал Главный.
Франсиско ничего не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку стула. На сигаре вырос короткий столбик пепла.
Bad, bad whiskey
- Я слышал, в твоем казино посетители стали часто выигрывать.
- Если игрок все время в проигрыше, это для нас невыгодно. Люди перестанут приходить. Зная, что здесь им улыбнулась удача, они вернутся, - сказал Красавчик.
- Может быть, может быть, - господин Пачини отпил из кофейной чашки.
Bad, bad whiskey
- Сколько спиртного ты в среднем подаешь за вечер?
- В отчетах есть об этом. До пятидесяти галлонов. Выпившие гости чувствуют себя свободнее и охотно делают ставки.
- Здесь прекрасное место, - заметил Главный, - люди пьют в волю и часто выигрывают. Что поделать, если мы несем убытки, да, Пако? Сюда хочется приходить снова и снова.
Bad, bad whiskey
- Должно быть, поэтому Анжелу так часто видят в твоем казино, - продолжил он. – А еще на Ист Роуд. Ты ведь там живешь?
Made me loose my happy home
Навязчивый рефрен врезался в мозг. Франсиско глубоко затянулся, выгадывая секунду на раздумья.
- Да, Анжела беспокоится о ваших делах, padrino, и просила у меня дополнительные цифры за октябрь.
- Хорошая девочка. Я думал, она и читать не умеет.
Господин Пачини кивнул, и человек, стоящий за Красавчиком, взял того за локти, отводя руки назад. Голоса в зале смолкли, пианист перестал играть. Охранник велел всем убираться.
- Думаю, ты врешь мне, Пако, - сказал Главный. – У меня чутье, я всегда знаю, когда меня хотят обмануть.
Он перегнулся через стол, заглядывая Франсиско в лицо.
- Я говорил правду, padrino, - ответил тот.
Левой рукой Пепе Пачини вытащил сигару из его рта.
- Знаешь, Пако, если бы ты позарился на эту девку – и черт бы с ней, не велика потеря. В конце концов, два дона не должны ссориться из-за юбки. Но ты оказался слишком жадным. Мне не симпатичны те, кто тянет руки к моим деньгам. Какую прибыль ты скрыл от меня за прошлый год? Сто тысяч? Двести?
Главный стряхнул пепел и сделал несколько коротких затяжек.
- Правда, что тебя называют Красавчик? Тебе нравится твое лицо?
Он прижал горящий кончик сигары к правой щеке Пако. Через несколько секунд, когда в нос ударил запах горелого мяса, он убрал руку.
- А ты хорош. Тем интереснее нам будет, - сказал господин Пачини. – Это задаток. Остальное получишь, когда приедем ко мне. Вставай.
Франсиско поднялся. Он смог устоять и не покачнуться. Он сказал:
- Дайте мне пять минут. Нужно распорядиться насчет выручки.
Главный поджал губы и усмехнулся.
- Всегда думаешь о деле? Хорошо. В конце концов, последняя воля – закон. И не делай глупостей. Снаружи тебя ждет мой человек.
* * *
Энди понял, что запахло жаренным, как только вошли люди в дорогих костюмах. Высокий старик, очевидно, босс, сел рядом со сценой. Через несколько минут к нему присоединился управляющий.
Чувство, что они уже встречались, не оставляло Энди. Только глядя, как мистер Морено идет через зал, он вспомнил. Четыре года назад, «Белая обезьяна». Молодой человек в киношной шляпе. Тот самый, чьи слова заставили Энди бросить прежнюю жизнь. Парень усмехнулся. Интересно все обернулось.
Пианист продолжал играть, прислушиваясь к тому, что происходило за столиком. Управляющий отвечал старику спокойно и собрано, но было очевидным – его дела плохи. Еще несколько минут, и мистера Морено схватили.
Один из громил велел посетителям убираться. Энди пошел за остальными, но в дверях замешкался. Он остался в зале, не замеченный за тяжелой портьерой, и наблюдал за тем, что делал босс. Управляющий не проронил ни звука. Энди ясно видел его правую щеку, обезображенную ожогом.
Мистер Морено поднялся с места и, обменявшись со стариком парой фраз, направился к выходу. Он поравнялся с Энди, взялся за ручку двери. Парень, прикрытый спиной управляющего, успел выйти первым. В коридоре он сказал:
- Мистер Морено, у черного входа припаркован мой Форд. Вот ключи, вы должны бежать, сэр.
Управляющий посмотрел парню в глазах и не пошевелился.
- Доверьтесь мне! – торопил пианист. – Они убьют вас!
Медленно, словно во сне, мужчина поднял руку и взял ключи. Со стороны зала послышались голоса, они звучали все громче. Энди встал спиной к двери.
- Я задержу их, сэр, бегите!
Мистер Морено кивнул и зашагал в сторону кухни.
* * *
Пианист не обманул. В подворотне стоял древний пикап. Франсиско открыл дверцу машины и сел на место водителя. Руки дрожали: он не с первого раза попал ключом в замок зажигания. По щеке текла сукровица, промокший воротничок липнул к шее.
Морено повернул ключ раз, другой, но без толку. Он терял бесценные минуты. И тут Форд чихнул, заворчал, зачавкал. До слуха беглеца донеслась волшебная музыка гудящего мотора.
Франсиско заглянул в бардачок и пошарил под сидением – на случай, если пианист возит с собой пушку. К сожалению, парень оказался миролюбивым. Морено дал задний ход.
В этот момент из двери высунулся один из амбалов Главного. Увидев отъезжающий Форд, он выскочил и пробежал несколько шагов следом. Сообразив, что так машину не догнать, он ринулся назад.
Вырулив на дорогу, Франсиско вдавил педаль газа. Теперь, когда его обнаружили, шансы на побег практически испарились. Вряд ли разваливающийся пикап сможет соперничать по скорости с Линкольном Пачини. Единственным выходом было затеряться в городских кварталах и отсидеться там, где люди Главного не станут его искать.
Морено чувствовал, как сжимается сердце всякий раз, когда гул мотора перебивали посторонние шумы. Вцепившись в руль, он петлял в узких улочках, надеясь запутать след. После очередного поворота пикап уперся в стену. Тупик.
Франсиско ударил по тормозам, мотор заглох. Пальцы нащупали и провернули ключ, но сердце Форда больше не билось. Морено пробовал снова, снова и снова. Ничего. Кожей чувствуя преследователей, он вышел из машины. Нужно бежать на юг, если получится, то через Техас до самой Мексики.
Свет фар лизнул задний бампер Форда. Франсиско вжался в стену. До слуха донесся шорох колес по асфальту: автомобиль, пока не видимый, медленно приближался.
* * *
Патрульная машина остановилась, водитель заглушил мотор. Дверь со стороны пассажира открылась. Энди вышел из машины. Постовые передали ему координаты места, где заглох взятый под наблюдение Форд - небольшие проблемы с зажиганием оказались весьма кстати.
Сидящий за рулем полицейский опустил стекло и протянул парню Ремингтон. Энди взвесил пистолет в руке и покачал головой.
- Он безоружен.
- Не геройствуй, идиот, - рыкнул тот. – Загнанный в угол тигр бьется до последнего. Морено отправил на Небеса троих копов, не стань четвертым.
- Не стану. Я угробил слишком много времени на эту чертову операцию, чтобы уйти со сцены перед самым концом.
- Позер, - полицейский сплюнул. – Я тебя прикрою.
Энди сунул пушку в карман и медленно пошел в сторону Форда. В давящей тишине его шаги рикошетом отскакивали от грязно-серых стен. Морено здесь, Энди нутром чуял присутствие другого: ускользающий запах табака и пота, шелест чужого дыхания, воздух, нагретый там, где только что стоял человек.
- Мистер Морено, - позвал полицейский. – Это Энди Мак Кинли.
Он оперся на задний бампер пикапа, достал сигарету. Чиркнула спичка, на несколько секунд выхватывая из темноты руки и лицо молодого человека. Справа впереди, в густой тени, Энди заметил едва уловимое движение – не более, чем шевеление грудной клетки, повинующейся ритму диафрагмы.
- Бежать некуда, вы и сами знаете; за поворотом ждет патрульная машина.
Полицейский вытащил пистолет и щелкнул предохранителем.
- Мы можем помочь друг другу, мистер Морено. Нам нужна информация. Подпольные казино, торговля алкоголем и оружием, сеть, охватывающая четыре штата... или уже пять? Мы знаем немало, но надеемся, что вы сможете добавить недостающие куски головоломки. За это мы закроем глаза на вашу предыдущую карьеру и гарантируем защиту.
Тень молчала. Энди глубоко затянулся и отшвырнул окурок в сторону.
-На мой взгляд, - сказал он, - выбор очевиден. На одной чаше весов пуля – от меня ли, или от вашего друга Джузеппе Пачини. На другой – свобода и возможность начать все заново.
- Чего стоят обещания копа, изображающего из себя пианиста?
- Один раз я уже спас вас, - полицейский повернулся на голос. – Вы ценный свидетель.
Франсиско Морено выступил из темноты. Мак Кинли протянул ему сигарету и дал прикурить.
- Какие гарантии того, что вы выполните свою часть сделки? – спросил тот.
- Никаких, - улыбнулся Энди. – Придется поверить на слово.
Плюс
