Это сейчас технология интро-еды кажется всем чем-то обычным и даже обязательным, а я ещё отлично помню те времена, когда она только появлялась. Это были благословенные тридцатые: страна после недавней войны тогда переживала подъём. Мощнейшая волна патриотизма, единения, словно охватила всех: от первоклашки до директора крупного предприятия. Мы все жили ожиданием чего-то большого и светлого. Нас переполняло осознание того, что мы живем в самой мощной на свете державе, вопреки всему миру и всем трудностям, с такими потерями отстоявшей право на это звание вместе с правом на существование!
Меня тогда, как ценного молодого специалиста отправили в Калугу на «НПО Гейзер». Мы начали по заказу Минобороны буквально с нуля разрабатывать новую полиаморфную ракету класса «Космос-Космос» - впрочем, тогда это было строжайшей тайной, и я даже маме своей не имел права про это сказать. Официально мы делали мотоблоки. Я так и говорил своим близким: «работаю над новой моделью мотоблока».
Ну вот, а время тогда было, понятное дело, бедное, голодное. Столовые у нас на окраине в основном все позакрывали. Даже заводскую столовую тогда закрыли, так как туда никто не ходил, денег просто у людей особо не было, чтобы платить за обед: все несли в семью. Шутили: "мы не затем работаем, чтобы половину зарплаты в обеденный перерыв оставлять". Ребята приспособились кто как мог: кто просто горбушку хлеба в обед грызет, кто соленья какие из дома принесет. Самые хитрые - картошку в индукционной печи запекали и ели. А тут я, иногородний. У меня из всех вещей был только костюм и две смены белья. Ну и комната своя была в общежитии заводском, ещё совсем не обжитая, с разбитым стеклом, замененным на полиэтиленовый пакет.
Первый обед на новом месте я так и промаялся неемши, еле до вечера дотянул – аж живот с голодухи свело. На второй день я заблаговременно подошел к ребятам-конструкторам, мол, «спасайте, мужики, сам я не местный, покажите мне хоть какой-нибудь пункт питания поблизости, очень уж жрать к обеду хочется!»
Надо сказать, что положение у меня в тот момент и правда было бедственное: при росте метр семьдесят пять, я весил тогда от силы пятьдесят пять килограммов. На последнем медосмотре доктор, мрачно изучив результаты анализов, пробормотал что-то про низкий сахар в крови и пригрозил, что если я не налажу полноценное питание, то могу и ласты склеить. Прямо так и сказал: "ласты". Так что вопрос еды меня интересовал в тот момент сверх всякой меры, тем более, что жены у меня тогда не было, а сам я готовить не умел. Просто совсем не умел.
- "Быстрый Ам", не слышал? Мы могли бы тебя туда сводить! – отозвался один из конструкторов, Коля Ряшкин. – Это был огромный плечистый блондин с вечно улыбающимся добродушным лицом.
- Что за "ам"? – не понял я.
- Да тут недалеко по дороге вьетнамцы свою забегаловку открыли… Но там у них не просто еда, а как бы это сказать… интро-еда. Ты не слышал ещё про такое?
- Да мне плевать! Главное, это съедобно? Есть можно?
- О, можно, и очень вкусно! – почему-то лукаво улыбаясь, сказал Коля, - и главное, совсем недорого! – он снова заулыбался.
- Ну всё, хорошо, тогда встречаемся у проходной в половине первого, - сказал я и убежал по своим делам, не заподозрив никакого подвоха.
А в первом часу мы шли втроем по Шоссе Шойгу (бывшему Грабцевскому шоссе) втроем: я, Коля Ряшкин и Андрей Хоменков – простоватый разговорчивый толстяк-слесарь, который увязался с нами заодно, надеясь, видимо, поболтать по дороге.
Мы шли по весеннему шоссе, мимо сгоревшего до основания управления ГИБДД, мимо руин, которые остались от первого, еще не тридцати двух, а шестнадцатиэтажного, Kaluga Palace, полностью разрушенного бомбёжкой. Народу на улице почти не было. Только изредка нам попадались нищие или стаи бродячих собак, которых к тому времени в городе развелось просто видимо-невидимо. Всё это время Хоменков извергал из себя какую-то несвязную болтовню:
- …ненужное время, которое тратится на пережевывание пищи – зачем? Вот ты не задумывался, что еда в конечном итоге, та, которая оказывается в нашем желудке, она имеет однородную консистенцию. Да, и правильно подобранная консистенция – она и определяет, будет ли еда питательной, полезной, и всё такое. То есть, изначально перемешанная, однородная еда – она получается даже более полезной. И конечно, более технологичной. Опять же, меньше нагрузка на органы пищеварения!
- Ты забыл про субъективные ощущения принимающего пищу человека, – прервал его Коля Ряшкин. Не многим нравится ощущать себя трубопроводом, наполняемым однородной питательной массой.
- Да! - Оживился Хоменков, - и тут технология интро-еды безусловно решает!
- И что она решает? – так и не понял я.
- Она всё решает! – уверенно ответил Хоменков, - Всё! Смотри, мы уже пришли.
Прямо перед нами возле самой дороги нарисовался неказистый синий вагончик, наподобие строительной бытовки. Его железная крыша местами проржавела, а краска на белых деревянных рамах почти полностью облезла. На вывеске, висевшей на торце вагончика был изображен официант во всем белом, который нес на ладони серебристый поднос накрытый таким же серебристым блестящим колпаком. Надпись внизу плаката гласила: «Быстрый Ам. Столовая быстрой интро-еды.»
Я недоверчиво покосился на вагончик: - Вы уверены? Вот эта халупа?
- Да не бойся, - рассмеялся Коля, - мы тут уже все бывали и не раз. Пойдем, тебе понравится, я даю гарантию.
Я подошел к окну и заглянул в него. Внутри был виден старый деревянный стол, покрытый клеенкой в цветочек, за которым сидели два типичных шофера-дальнобойщика с длинными, немытыми целую вечность патлами, в своих замызганных, испачканных смазкой и соляркой рабочих куртках.
Сначала официант – вьетнамец подкатил к ним какой-то белый пластиковый шкаф на колесиках. Потом он надел им на голову какие-то обручи с присосками и повесил на специальный подвес, свисающий с обруча напротив рта, какие-то шланги. Дальше он нажал на шкафу комбинацию клавиш, и было видно, как по шлангам побежало прямо в открытые рты водителей нечто серое и однородное. Впрочем, продолжалось это всего секунд десять, после чего вьетнамец извлек шланги из ротовых полостей и засунул их в специальное отверстие в шкафу. После этого он снял с посетителей обручи…
От всего увиденного мне стало совсем не по себе, но мои коллеги уже покидали у входа бычки и уверенно шагнули во внутренность голубого вагончика.
Когда мы вошли внутрь, два шофера расплачивались в кассе, мучительно вытряхивая из кошельков мелочь. Мы втроем сели за стол.
- Тут даже и меню нет! – заметил я.
- А оно тут и не нужно. – парировал Хоменков.
- Ну как же, а цены, что мы вообще тут едим и почем?
- «Быстрый Ам» - Быстрые обеды за сто тридцать пять рублей! – это был официант-вьетнамец, который рассчитался с дальнобойщиками и теперь, видимо, взялся за нас.
- А состав?
- Состав идеально сбалансирован и содержит все необходимые для работы и развития организма элементы! – скороговоркой и почти без акцента выпалил вьетнамец.
- Для чьего организма? – язвительно спросил я, но видимо, лимит моих вопросов уже был исчерпан. Белый пластиковый шкаф остановился прямо возле моей головы, при этом было явственно видно и даже слышно, черт возьми, как внутри него переливается и плещется с бульканьем какая-то тёмная жижа. Вьетнамец взял в руки странный обруч с присосками, и первым, кому он его одел, конечно же был я! Влажные присоски коснулись моего лба… Помню, я ещё хотел пошутить какую-то очень уместную шутку про гигиену и про санитарию, но было поздно.
Внезапно я осознал, что сижу в шикарном ресторане. На мне был дорогой костюм, галстук и белоснежная, хрустящая от своей белизны рубашка. Судя по всему, ресторан был расположен на верхних этажах какого-то небоскреба. Из окна открывался вид на ночное море. Лунная дорожка, уходящая на десятки километров вдаль: неописуемая красота и покой. В полутемном зале небольшой живой оркестр играл джазовую композицию. Это довольно модный нынче в элитных кругах «кристалл-джаз» - догадался я.
Я просто слушал, как играет саксофонист и мне не хотелось никуда спешить. Мои спутники сидели за одним столом со мной. Всё было так лениво и умиротворенно, что мне даже не хотелось с ними ни о чем разговаривать. Я просто ощущал боковым зрением, что они тут, со мной, и всё. Временами в мое поле зрения попадали элементы роскошного убранства ресторана: оригинальная золотая люстра, видео панели и океанические аквариумы во всю стену, сводчатый потолок, покрытый фресками, изображающими «седьмое небо». Посреди зала неспешно танцевали пары. Мне не хотелось ничего, кроме как неспешно сидеть в полутьме нашей ложи, наслаждаясь сказочным вечером и музыкой.
Наконец, к нам подошла официантка с подносом, на котором были салаты...
Это был божественный салат с морепродуктами и осьминогом, по правде говоря, самый вкусный салат, который мне когда-либо приходилось пробовать.
На первое официантка принесла холодный томатный суп, и что-то мне сказала на совершенно непонятном языке. На груди у неё был бейджик и я прочитал на нем имя: «Aisha». – Значит Аиша, - подумал я, будем знакомы! Это была невысокая азиатка, очень улыбчивая. Она ловко поставила использованные тарелки на поднос и удалилась.
На второе подавали сочный стейк из семги с жареными овощами. Но когда я принялся нарезать стейк, то отвлекся и совершенно непонятным образом выронил нож. Он, звеня, упал на мраморный пол. Буквально в ту же секунду появилась Аиша и подала мне новый нож, завернутый в фирменную салфетку. Она снова что-то сказала мне на своем непонятном языке, и, как мне показалось, даже подмигнула мне одним глазом. Признаться, я просто обалдел от такого уровня сервиса. Да и что я видел в своей жизни: военное училище РВСН, казармы, институтская общага. А тут: ТАКОЕ! Белоснежные салфетки, учтивые официантки, которые не лают на тебя за испачканную вилку, а напротив, пытаются всячески подбодрить, поддержать. К такому я и правда не привык, и мое сердце, признаюсь, растаяло.
Стоит ли говорить, что и стейк из семги был просто невероятно вкусным. Впрочем, до того раза я и семгу-то особо не пробовал. У нас в столовой такого не давали. И для меня это была просто очень вкусная жареная красная рыба.
На третье было кофе с каким-то шоколадным деликатесом. Вообще, я кофе обычно не пью, но сейчас оно пришлось как нельзя кстати. Джазовый оркестр уже свернулся, и на сцене негритянка в блестящем платье под аккомпанемент фонограммы пела нечто в жанре соул. Мы посидели еще с полчаса, после чего посетители ресторана начали потихоньку расходиться. Пришла, судя по всему, и наша пора. Аиша стояла прямо передо мной и говорила своим милым голоском что-то важное, но на совсем непонятном мне языке. Я даже не мог понять, к какой группе языков он относится. Она смотрела мне прямо в глаза…
Внезапно, дорогой ресторан со всеми его золотыми украшениями и официантами отъехал на задний план, и перед моими глазами снова нарисовалось неказистое нутро вагончика. Вьетнамец снимал с моих товарищей головные обручи, и я видел, как они смотрят поначалу шальными, невидящими глазами, и как их взгляд постепенно фокусируясь на окружающих предметах, становится осмысленным.
Хоменков сразу же посмотрел на часы: - Нормально! И минуты не прошло. Эдак мы за полчаса туда-сюда обернемся.
- Хорош сидеть, пошли в кассу, - подытожил Ряшкин. Мы долго вытряхивали из всех карманов мелочь: у азиата как на зло не оказалось сдачи! Когда же мы собирались уже выходить, вьетнамец сказал, скороговоркой, видимо стандартную фразу: «Господин Вьен Ам был рад принять Вас в своем ресторане и надеется, что Вы посетите его снова в ближайшее время!»
- Ты слышал, "в Ресторане!" – заржал Хоменков, как только мы вышли из вагончика на улицу.
- А ты заметил эту официантку в черном? - риторически спросил Ряшкин.
- Да, она мне даже упавший ножик подала! - похвастался я.
- Этот балбес ничего не понял! - хлопнул себя по лбу Ряшкин.
- Да, - поддержал его Хоменков, - она всем нам этот ножик подала. Совершенно одинаково. Мы видели сейчас совершенно одно и то же! Всем тут в голову транслируются одни и те же ощущения: изображение, вкусы, запахи, переживания. А время замедляется раз в сто, потому что мозг переводится в режим быстрого сна, где все переживания ускорены. Вьетнамцы, похоже, скупили у китайцев так называемые "чипы присутствия". А запись ощущений, сделана была давно, ещё до войны. Всего в "Быстром Аме", говорят, сейчас есть тридцать девять разных визуально-вкусовых программ посещения разных ресторанов мира. Мы вот уже были до этого в ресторане Токио и, кажется, на Карибских островах, прямо на пляже. Сегодня, признаюсь, тоже было неплохо - это ведь был Дубаи?
- Дубаи - подтвердил Ряшкин. - Мне про него дядя рассказывал. Он там был, ещё до войны, туристом. Кажется, отель "Парус" называется...
- Мужики, - сказал я, - но по любому, за сто тридцать пять рублей это было совсем неплохо. И, кажется, я на самом деле наконец наелся! Такое ощущение, как после сытного вкусного обеда. Спасибо вам, реально. И ведь как познавательно! Я о таких местах как этот "Парус" даже не слышал раньше. - и мы бодро зашагали назад, среди освещаемых игристым весенним солнцем руин и разрухи.
Приятно бывает порой знать, что ты стоял где-то у истоков явления, которое стало для всех настолько привычным, что люди и вспомнить не могут, как они жили без него, и даже многим начинает казаться, что оно было с нами всегда. Вот так и я успел в молодости застать самое начало такого глобального всемирного явления, как интро-еда. И произошло это послевоенной весной тридцать третьего года, в маленьком обветшалом вагончике вьетнамской столовой с надписью на вывеске: "Быстрый Ам".
Похожие статьи:
Статьи → Лишнее поколение
Статьи → Таежный Китеж-град
Рассказы → Падение двуглавого орла
Рассказы → Втoржeниe
Рассказы → Дети Монтесумы
