— Друг мой, — ласково позвал Высший магистр, наклонившись над согнувшимся Митрофаном. — Что вас пугает? Расскажите нам.
Магистр опустил руки, сжал подрагивающие пальцы на коленях. Прерывисто вздохнул.
— Простите меня, я не смог ничего поделать. Это было сильнее меня.
— Что?
— Я помню, меня приобщили Тайн. Все стояли вот так же, вокруг. Было темно и холодно. Так холодно. — Магистр содрогнулся. Члены Совета переглянулись. — Там было то же самое. Как будто саваном накрыло. И эта жертва на столе. С козлом в руках. Словно я сам там лежал.
Жрец-на-день отступил на шаг от начавшего икать магистра. Члены Совета молча ждали. Никто не хотел сказать то, о чём подумали все.
— Мы просто глупцы. — Медленно выговорил Бенедикт. — Не смогли сложить два и два.
— Мало ли сейчас извращенцев с ножами. У страха глаза велики, — пробормотал Жрец-на-день, глядя на Митрофана. Магистр икал, сидя на полу.
— Слишком странное совпадение, — ответил Бенедикт. — Сначала газеты кричат о зверском убийстве, потом мы узнаём о людях с холодным оружием, отрубающих руки охранникам. Кого преследуют эти люди? Известную нам личность, в чьём доме произошло пресловутое зверское убийство. И теперь мы видим друга Митрофана, который описывает нам обряд жертвоприношения. Вы понимаете, что это значит, друг Никодим?
Жрец-на-день вздрогнул.
— Вы намекаете на тех, других? Но о них давно уже ничего не слышно. Мы считали, что Орден Белой Розы сошёл на нет. Мы все так считали.
— Тогда что это, ради всего святого?
— Друзья, — сказал скрипучий голос, и они замолчали. Самый пожилой из членов Совета так редко подавал голос на совещаниях, что многие забыли, что он умеет разговаривать. Обычно он просто поднимал палец в знак согласия или отрицания, и молча уходил, не говоря ни слова. — Вспомним, что сказано в древнейшем из наших свитков. Если чудовище необоримо, или… Что там дальше, друг Бенедикт?
— Или их много, — пробормотал Высший магистр. — Друг Евстахий, прошу вас, не упоминайте всуе…
— Настала пора вспомнить заповедь предков, — продолжил старик. — Или мы все погибнем смертью загнанных зайцев.
— Но это означает, что скоро, так или иначе, нам всем конец, — нетвёрдым голосом сказал Никодим. Он отошёл к столу, и тяжело опустился на стул, уронив руки на колени.
— Это можно проверить. — Бенедикт посмотрел на Евстахия:
— Друг мой, вы нам поможете? Я знаю, что лучше вас никто этого не сделает. Последний обряд призывания предков на моей памяти проводили именно вы.
— Для этого нужен амулет! — крикнул от стола Высший магистр Никодим. — Для этого нужно присутствие главы Ордена! Вы не сможете!
— Для этого нужно настоящее приношение, — вспомнил один из членов Совета. — А не эти несчастные устрицы.
— И ещё кое-что, — вставил другой. — Где мы сейчас это найдём?
— В наше-то время, — поддакнул тот.
— Нашли же тогда.
— Тогда и госпожа Виктория была девушкой, — заметил член Совета, невольно усмехнувшись.
— Не нужно искать оправданий своему страху, — ответил Бенедикт. Он заметно спал с лица, но желание уязвить сникшего у стола соперника было сильнее. — Мы сумеем найти необходимые ингредиенты. Альтернативы для нас нет.
***
— Ты принёс кроликов, брат Викентий?
— Принёс, учитель, — брат Викентий, ради приличия сменивший косуху на рубашку со стоячим воротничком, поднял клетку. В клетке шуршало.
— Покажи.
Брат открыл клетку и вытащил за шкирку упитанного кролика рыжей масти. Кролик слабо трепыхался.
Брат Альфред подошёл поближе и оглядел кролика.
— Хорошо, это крольчиха. А на животе белое пятно. Нехорошо, брат.
— Учитель, я даже эту тварь с трудом добыл. Нигде нет рыжих крольчих, хоть тресни! И её-то из рук вырвал, чуть не до драки дошло. «Племенная, племенная!» — передразнил он кого-то.
— Так. А чёрный кролик?
— Есть, — брат Викентий гордо открыл другую клетку, и потянул на свет второго кролика, чёрной масти. Он повернул кролика, демонстрируя солидные гениталии. — Как по заказу. Мужик, сразу видно.
— Хорошо, — брат Альфред отошёл в центр комнаты. Вынул из кармашка кусок мела. — Я когда-нибудь показывал тебе, брат, процедуру обряда воссоединения?
— Нет, учитель, — почтительно ответил брат Викентий, глядя, как тот опускается на колени, и ведёт мелом по полу. — Вы мне позволили до сих пор только участие в обряде приношения.
— Это тоже очень важно, — строго сказал брат Альфред, твёрдой рукой выводя загадочные фигуры. — Но обряды единения на порядок выше. Разрушать может каждый, а создать что-то новое под силу только настоящему мастеру.
— Нам говорили совсем другое, учитель.
— Забудь, что тебе говорили раньше, брат, если хочешь подняться немного выше земляного червяка, — отозвался брат Альфред. Он скептически оглядел получающиеся фигуры, и вновь продолжил работу. — Слушай только меня, если у тебя есть уши для этого.
***
Магистр Митрофан, согретый кружкой кофе, щедро сдобренным тростниковым сахаром, и забелённым солидной порцией густых сливок, задержался у витрины кафе, и пригладил растрепавшиеся на висках седые прядки. Пережитый ужас затаился глубоко внутри ледяным комом, и, если не делать резких движений, можно не вспоминать о нём какое-то время. «Ты сделал, что мог, дружище» — подбодрил своего протеже Высший магистр Бенедикт. — «Теперь нужно доказать, что ты настоящий магистр, а не истеричка. Не время для сантиментов, друг Митрофан. Соберись, и доведи дело до конца.»
Он зашёл в магазин для детей, и выбрал куклу с прелестным розовым личиком и огромными глазами. Из-под кружевного платьица заманчиво выглядывали длинные гладкие ножки. Магистр задумчиво расправил на кукольной голове ярко-рыжие локоны, кокетливо украшенные розовым бантом, и спрятал куклу в сумку.
Дома он прошёл к себе в кабинет. Там у стены был рабочий стол с множеством отделений для всяких необходимых вещиц, набор инструментов и компактный вытяжной шкаф. Он сел за стол, включил свет и положил перед собой принесённую из магазина куклу. Мощная лампа, направленная под строго выверенным углом, давала ощущение маленькой операционной. Мерно гудел вентилятор в вытяжном шкафу.
Магистр аккуратно разрезал острыми ножничками кружевные лямки и снял платьице с куклы. Зажал маленькое розовое тельце в тиски. Выбрал инструмент и точным движением прорезал в груди куклы отверстие в виде сердца. Вырезанную часть отложил в сторонку. В ящичке для расходных материалов нашёл коробочку с воском. Отщипнул кусочек, и вылепил из него подобие сердечка. Сердечко тихонько вложил в отверстие в кукольном теле. Взял пинцетом вырезанный кусок пластика, и положил сверху. Прижал пальцем. Потом нагрел специальную лопаточку и осторожно заровнял глянцевую розовую поверхность.
Открутил зажим тисков, вынул куклу и положил на стол. Из очередного ящичка достал кусок синего мела. Вышел на середину комнаты, отодвинул к стене мохнатый ковёр. Встал на колени, и принялся выводить первую линию.
***
— И что теперь? — тихо спросил брат Викентий, глядя на кроликов в центре круга. По остриям вычерченных мелом треугольников горели огоньки, разожжённые в крохотных жаровнях. По указанию учителя Викентий насыпал в каждую металлическую чашечку горсточку определённой субстанции, в каждую свою. Выравнивал горку пальцами, и переходил к следующей. Потом брат Альфред самолично разжёг в каждой жаровне огонь, склоняясь к самому полу, и бормоча себе под нос заклинания огня.
Каждый огонёк горел своим светом. Тот, что был ближе к стоящему у стены Викентию, потрескивал и стрелял зелёными искрами. В воздухе расплывался аромат жжёных трав и ещё чего-то неуловимо терпкого. После того, как каждый фрагмент вычерченного мелом рисунка осветился ровным цветным огнём, брат Альфред, до этого бормотавший, не переставая, необходимые для обряда слова, негромко запел надтреснутым голосом старинный гимн, и брат Викентий повторял за ним речитативом последние строки. Потом Викентий принёс клетки, подал учителю одного за другим кроликов, и тот осторожно опустил их в центр магического рисунка.
Рыжая крольчиха присела, тревожно двигая носиком, а чёрный кролик, сперва прижавший уши к спине, оживился. Он скакнул раз, другой, и ткнулся носом в рыжий бок прекрасной дамы. Дама не возражала, и вскоре брат Викентий удостоился зрелища кроличьей любви, как она есть.
— Ты любишь крольчатину, брат? — деловито спросил брат Альфред.
— Не очень, учитель.
— Я покажу, как её надо готовить. Тебе понравится.
***
Провернулось колёсико древней зажигалки, чиркнув о кремень. Дождём посыпались искры. В углах треугольников, по краю тщательно выписанного синим мелом рисунка, стояли фарфоровые чашечки. Магистр Митрофан наклонился и поднёс зажигалку к насыпанной в чашечку смеси сушёных корешков, пропитанных особым маслом, душистых трав и жучков. Жучки были гордостью магистра, который ловил их тёплыми летними ночами, и сушил в полном соответствии с правилами прикладной магии. Собирать жучков полагалось в полнолуние, и не всех подряд, а только тех, что удавалось застать соединившихся парами и застывшими в экстазе. Главное при ловле было не нарушить контакт, и жучки, усыплённые хлороформом, переходили в мир иной, не успев понять, что случилось, полные радости до кончика усов.
Искры упали на сухую смесь, та затлела, потянулся густой ароматный дымок. Митрофан жил один, жена давно ушла от него, и некому было его ругать за испачканные полы и запах гари.
Мерно гудела вытяжная вентиляция, втягивая воздух, насыщенный ароматами тлеющих в фарфоровых чашках кореньев, пропитанных маслом, сухих трав и телец жуков. В середине рисунка, исполненного синим мелом, лежала розовая пластиковая кукла. Горели красным золотом искусственные локоны, перевязанные бантом. Магистр нагнулся, поправил выбившийся из прядки локон, потом прикрыл глаза, в которых плавал свет от симметрично расставленных фарфоровых плошек, и тихим, ломким тенорком затянул песнь Животворящего Огня.
Похожие статьи:
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
гы, Натан, родственнички у тебя нескушная публика! 
