Амулет из казуаровой кости Часть 1

 

  Мне  совершенно  случайно  довелось  стать  свидетелем  этого  разговора,  повлёкшего  за  собой  цепь  самых  невероятных  событий  и  ввергнувшего  меня  в  пучину  действительно  опасных  соблазнов,  которые  хоть  и  разрешились  в  итоге  вполне  благополучно,  но  оставили  в  моей  душе неизгладимый  след,  а  точнее  -  глубокую,  незаживающую  рану.  Следует  оговориться  сразу,  мне  так  и не  удалось  понять  до  конца,  имели  ли  описываемые  события  под  собой  подлинно  реальную  основу,  или  же  я  стал  -  как  теперь  принято  говорить  -  жертвой  чудовищной  мистификации.   Однако  жалеть  об  этом  не  стоит.  Любая  тайна  всегда  сохраняет  за  собой  право  на  неразгаданность!

  Начало  всей  этой  истории  было  положено   жарким  июльским  днём  в  душном  вагоне  лужской  электрички,  на  которой  мы  с  женой  возвращались  в  город  после  выходных,  проведённых  в  трудах  и  заботах  на  нашем   дачном  участке  под  Сиверской.  Здоровый  физический  труд  на  свежем  воздухе  при  непродуманном  и  чрезмерном  усердии,  как  правило,  обесточивает  организм  закоренелого  горожанина, привыкшего   функционировать  в  замкнутом  и  пыльном  пространстве  городских  трущоб.  Мы  с  женой  не  являлись  тому  исключением.  Утомлённая  садовыми   хлопотами  супруга  мирно  спала,  положив  голову  на  моё  плечо.  Я  тоже  чувствовал  себя  достаточно  уставшим  и  готов  был  последовать  её  примеру,  если  б  мне  не  помешали  два  молодых  человека,  расположившиеся  на  скамейке  напротив  нас.  Они-то  и  отбили  у  меня  всякую  охоту  спать,  хотя  помехи,  чинимые  ими,  заключались  вовсе  не  в  том,  что  они  громко  разговаривали  или  вели  себя  чересчур  вызывающе.  Всё  было  как  раз  наоборот!

Оба  сидели  тише  воды,  ниже  травы  и  общались  между  собой  на  пониженных  тонах,  явно  не  желая  быть  услышанными.  Поначалу  мне  не  было  никакого  дела  ни  до  их  разговора,  ни  до  них  самих:  меня  неудержимо  клонило  ко  сну.  Но  я  имел  неосторожность  уловить  несколько  фраз,  случайно  обронённых  ими  -   это-то  и  послужило  причиной  моего  нежданного  бодрствования.  Против  своего  желания  я  весь  обратился  в  слух  и  только  в  целях  конспирации  мне  пришлось  притвориться  спящим,  чтоб  своим  притворством  обеспечить  непрерывность   заинтересовавшей  меня  беседы.

   Впрочем,  та разновидность  общения,  что  объединяла  молодых  людей,  могла  считаться  беседой  лишь  отчасти.  Это  был  скорее  монолог-исповедь  со  стороны  одного  из  них,  длинноволосого,  чернобородого  толстяка  в  защитного  цвета  штормовке,  именуемого  Бобом,  очень  похожего  на  греческого  певца  Дэмиса  Русоса,  и  набор  восторженно-изумлённых  междометий  и  восклицаний  со  стороны  его приятеля,  худосочного  вида  рыжеватого  студента,  которого  я  мысленно  окрестил  птицеловом  из-за  большой  клетки  с  канарейками, стоявшей  у  него  на  коленях.

 

  Речь  шла  о  некоем  старинном  амулете полинезийского  происхождения,  перешедшем  автору  монолога  по  наследству  от  его  престарелого  деда,  находящегося  на  смертном  одре.  Как  я  понял,  в  своё  время  дед  этот  был  личностью  весьма  интересной  и  незаурядной.  Прослужив  всю  жизнь  моряком  и  объездив  на  торговых  судах  полмира,  он  повидал  на  своём  веку  много  всякой  небывальщины  - однако  тот  случай  был  особый. Историю  с  происхождением  амулета  я  не  вполне  себе  уяснил:  то  ли  дед  рассказчика  где-то  его  подобрал,  то  ли  выиграл  в  кости  у  моряков   голландского  корвета  в  одной  из  таверн  сиамского  побережья  -  но  это  было  не  суть  важно.

  По  словам  умирающего,  амулет  обладал  загадочной  и  непостижимой  силой:  с  его  помощью  будто  бы  было  возможно  поднимать  со  дна  морского  сокровища  потерпевших  крушение  судов  -  достаточно  лишь  было  знать  место,  где  они  затонули.  Правда,  из  того,  что  мне  удалось  услышать,  я  так  и  не  понял,  сумел  ли  изначальный  его  владелец  воспользоваться  чудесными  свойствами  амулета,  или  же,  в  силу  невыясненных  обстоятельств, обогащение  за  счёт  затонувших  судов  происходило  чисто  теоретически.  Тем  не  менее,  это  ничего не  меняло  -  дед  был  абсолютно  убеждён  в  тайном  могуществе  талисмана.

  Главным  доказательством  тому,  по  его  мнению,  являлось  изображение  какого-то  морского  божка,  вырезанного  ножом  на  поверхности  этой  вещицы, которого  туземцы  именовали  не  иначе  как  Властелин  Бездн  Глубоких,  и  которому  поклонялись  с   особым  почтением  и  трепетом.

  Дед  рассказчика  очень  дорожил  этим  амулетом.  Он  никому  никогда  его  не  показывал,  ни  перед  кем  не  раскрывал  его  тайну, и  только  по  достижении  преклонных  лет,  почуяв  приближение  смерти,  решил  облегчить  свою  душу  и  призвал  к  себе  внука,  чтобы  передать  по  наследству  великую  и  ужасную  реликвию…

 

  С  этого  момента  неторопливое  изложение Боба,  словно  получив  внутренний  толчок,  заметно  ускорилось,  окрасившись драматическими  тонами. Голос  его,  поначалу  сравнительно  ровный  и  спокойный,  зазвучал  возбуждённо  и  прерывисто.  Это  могло  означать  одно  из  двух:  либо  близилась долгожданная  кульминация,  либо  интрига  начала  выходить  на  новый,  более  крутой  и  непредсказуемый  вираж.

 

  -..Стараясь  успеть  высказать  главное  до  того,  как  отдаст  концы,  дед  бормотал  много  лишнего  и  ненужного,  он  часто  путался,  повторяя  по  нескольку  раз  одно  и  то  же,  -  говорил  толстый  Боб,  заметно  волнуясь.  -  Временами  я  почти  не  понимал  его  и  смог  хорошо  усвоить лишь  одно  наставление:  никогда  не  окунать  амулет  два  раза  в  одно  и  то  же  место.  Эти  слова  дед  произносил  таким  отчётливым  и  звучным  голосом,  невзирая  на  своё  состояние,  что  не  запомнить  их  было  нельзя.

  «Будь  осторожен  и  предельно  осмотрителен,  внучек,  -  задыхаясь,  говорил  он,  держа  мою  руку  своей  рукой,  остывающие  пальцы  которой  уже  отдавали  холодом  могилы.  -  Мне  часто  не  везло.  На  протяжении  своей  жизни  я  сталкивался  с  такими  вещами,  о  которых  не  хочется  вспоминать. Но  главная  причина  моих  неудач  крылась  вот  в  чём:  мне  часто  мешал  Магедавея.  О-о,  это  страшный  человек…  Будь  начеку,  мой  мальчик,  когда  начнёшь  пользоваться  амулетом.  Помни,  Магедавея  не  оставляет  надежды  завладеть  им  и,  может  статься,  окажется  рядом  с  тобой  в  самый  неподходящий  момент…»

 

  Как  выяснилось,  Магедавея  -  это  был  старый  индонезийский  колдун,  которому  некогда  принадлежал  магический  амулет. Тогда…  голландцы  напоили  его  до  бесчувствия  и  пока,  старик  спал  мертвецки  пьяный,  сорвали  у  него  с  шеи  эту  ценную  вещицу.  Позже,  когда  он,  поднявшись  на  борт  голландского  корвета ,  потребовал  вернуть  украденную  вещь,  моряки  только  посмеялись  над  ним.  Когда  же  он  стал  докучать  им  своими  требованиями,  они  просто  заперли  его  в  грузовой  трюм,  а  в  ближайшем  порту  продали  манильским  работорговцам.  А  те  уже  направили  старика  прямиком  на  кобальтовые  рудники.  Оттуда  никто  не  выбирался  живым,  но  эта  яма  для  смертников   лишь  ненадолго  задержала  старого  колдуна…

 

     Здесь  дедом  овладел  очередной  приступ  кашля.  Он  приподнялся  на  подушках  и,  схватившись  обеими  руками  за  впалую  грудь,  кашлял  долго,  надрывно,  с  трудом  делая  перерывы,  чтобы  глотнуть  немного  воздуха.  Мне  пришлось  два  раза  наливать  ему  спасительную  микстуру,  а  когда  склянка  из-под  неё  опустела,  я  решил  порыться  в  домашней  аптечке.  Но  стоило  мне  лишь  приподняться  с  места,  как  дед  судорожно  ухватился  за  мой  рукав,   явно  не  желая  расстаться  со  мной  даже  на  минуту.

 

   «..Магедавея  каким-то  образом  отыскал  меня  и  с  той  поры  неотступно  шёл  по  моему  следу,  -  с  трудом  проговорил  он,  борясь  с  кашлем.  -  Последние  годы  проклятый  колдун  непрерывно  охотился  за  мной,  и  я  знаю,  что  он  не  остановится  ни  перед  чем,  ради  того  чтобы  заполучить  свой  амулет  обратно. Он  следовал  за  мной  как  тень,  появляясь,  как  правило,  именно  там,  где  его  меньше  всего  можно  было  ожидать.  Со  временем  его  преследования  превратились  для  меня  в  настоящий  кошмар,  но  особые  мучения  были  уготованы  мне  в  ночные  часы. Порой  я  не  мог  сомкнуть  глаз  до  самого  рассвета,  всё  лежал  и  ворочался,  чутко  прислушиваясь  к  ночным  шорохам,  каждый  из  которых  казался  неслучайным  и  подозрительным. В  глубокой  тишине  мне  чудились  осторожные,  бесшумные  шаги  подвижных  маленьких  ног,  обутых  в  мягкую  обувь,  сшитую  из  перьев  какаду  и  волос  кенгуру.  /Я  хорошо  знал,  что  эта  обувь  не  оставляет  следов./  Распалённое  воображение  тут  же  дописывало  остальное:  мне  начинало  казаться,  что  факир  подкрадывается  к  моей  кровати,  ловко  прячась  за  спинками  кресел  и  стульев  и  сжимая  в  руке  кунделу  - ритуальное  орудие  убийства.  В  темноте,  словно  два  тропических  светляка,  вспыхивали  крохотные,  сине-зелёные  глазки-бусинки.  Полные  сверхчеловеческой  ненависти  и  злобы,  они  глядели  на  меня  в  упор,  не  отрываясь.  В  эти  минуты  меня  охватывал  такой  сверхъестественный  ужас,  что  остаётся  только  удивляться,  как  моё  сердце  выдержало  подобную  пытку  и  не  разорвалось  на  части…»

 

  Невзирая   на  всё  ухудшающееся  состояние,  дед  говорил  так  убедительно,  что  мне,  как  ни  пытался  я  уверить  себя  в  том,  что  выслушиваю  бред  смертельно  больного  человека,  тоже  почудились  за  спиной  лёгкие,  крадущиеся  шаги.  Я  быстро  обернулся  назад,  но,  понятное  дело,  никакого  колдуна  за  собой  не  обнаружил.

 

   «Бойся   Магедавеи,  -  жарким  шёпотом  повторил  дед.  -  Колдун  хитёр,  коварен  и  очень  опасен.  Это  маленький,  смуглый  старичок, похожий  на  обезьянку-носача,  что  водится  на  островах  Индонезии. Правда,  он  может  поменять  свой  облик  и  явиться  перед  тобой  в  самом  необычном  виде,  но  есть  одна  характерная  примета, по  которой  ты  всегда  сможешь  его  опознать.  На  лбу  его   стоит  чёрная  отметина  -  клеймо,  которым  его  пометили,  когда   продавали  в  рабство.  Клеймо  это  рисунком  и  размером  повторяет  аверсу  голландского  гульдена… Запомни  хорошенько,  внучек,  -  голландский  гульден!..»

                   

    Дед  угасал  прямо  у  меня  на  глазах.  Каждое  слово  он  произносил  с  огромным  трудом,  словно  вкладывая  в  него  последние  крупицы  ещё   теплившейся  в  нём  жизни.

 

  «Дедушка,  вы  о  чём?!  -  не  выдержав,  воскликнул  я,  до  крайности   взволнованный  такими  речами.  -  Какой  колдун?  Какой  гульден?  Какая  обезьяна-носач?  События,  о  которых  вы  говорите,  относятся  ко  временам  почти  столетней  давности.  Этот  ваш  Магедавея,  которого  якобы  надлежит  опасаться,  давным-давно  пошёл  на  корм  рыбам,  а  если  он  умер  сухопутной  смертью,  то  кости  его  успели  истлеть  и  превратиться  в  перегной.  Чего  вы  боитесь?  Вы,  верно,  что-то  напутали  в  вашем  летоисчислении!..»

  Но  дед  уже  почти  не  мог  говорить,  ему  стало  совсем  худо. «Будь  осторожен!..  Береги  амулет!..   Не  окунай  его  в  одно  и  то  же  место  два  раза!..  Бойся  Магедавеи!..»  - ещё  какое-то  время  слышал  я,  потом всё  окончательно  смешалось,  и  бормотание  сменилось  прерывистыми  хрипами.  Истощённое  тело  деда  содрогалось  в  жестоких   конвульсиях, на  губах  выступила  пена.  Стало  ясно,  что   жить  ему  остаются  считанные  минуты.

 

  Крайне  встревоженный,  я  побежал  звать  своих  родных.  Отец  как  всегда  пил  на  кухне  горькую   и  плохо  понимал, что  происходит;  моя  же  старшая  сестра,  тоже  не  на  шутку  перепугавшись,  поспешила  вызвать  по  телефону  «скорую»…

 

   К  моему  удивлению,  «скорая»  примчалась  так  быстро,  что  мы  даже  не  успели  толком   подготовиться  к  её  приезду.  Со  стороны  могло  показаться,  что  там  только  и  ждали  нашего  вызова.  Когда  на  входной  звонок  была  открыта  дверь,  мы  увидели  на  пороге  маленького,  сухонького  человечка  в  белом  халате  и  шапочке,  украшенной   ярко-красным  крестом.  Шапочка  была  насажена  на  непропорционально  большую,  какую-то  угловатую  голову  доктора  очень  глубоко,  почти  до  самых  бровей,  надёжно  закрывая  и  без  того  узкий  обезьяний  лоб.  Вообще,  вид  у  прибывшего  медика был  не  самый  располагающий. Угрюмое,  скуластое  лицо  жёлто-коричневого,  пергаментного  цвета  делали  ещё  более  неприятным  широкий,  сплюснутый  нос,  похожий  на  раздавленную  сливу,  и  огромные  надбровные  дуги,  из-под  которых  крохотными  огоньками  напряжённо  поблёскивали  маленькие  колючие  глазки.  Всё  это  производило  не  очень  хорошее  впечатление,  но  я  полагал,  что  внешность  в  профессии  врача  -  не  главное,  а  потому  поспешил  сразу  провести  его  к  больному.

  С  первых  же  шагов  некрасивый  доктор  показал  себя  человеком  дела.  Не  задавая  лишних  вопросов,  он    быстро  скрылся  в  спальне  деда  и  сразу  плотно  прикрыл  за  собою  двери,  наказав  никому  туда  не  заходить  без  особого  на  то  разрешения.  Мы  с  сестрой  послушно  присели  на  диван  в  гостиной  и  в  полном  молчании  стали  ждать  результата…

 

  Так  прошло  примерно  около  получаса.  Сидя  на  диване,  я  не  мог  отделаться  от  мысли,  что  наш  спаситель  в  белом  халате  кого-то  мне  напоминает.   Чей-то  характерный  образ,  яркий  колоритный   портрет  некоего  загадочного  персонажа,  наделённого  отнюдь  не  положительными  чертами, неотступно   маячил  у  меня  перед  глазами, не  давая  покоя  и  возбуждая  беспричинную  тревогу.  Я  перебрал  в  памяти  все  более  менее   подходящие  аналогии,  но  нужного  сравнения  найти  так  и  не  смог. Внимание  в  такой  обстановке  рассеивалось;   конечно  же,  я   больше  думал  о  здоровье  деда:  как-то  там  сейчас  старик?  Удастся  ли   ему  преодолеть  очередной  кризис?  Останется  ли  жив  после  такого  тяжёлого  приступа?   

 

  Поначалу  в  спальне  было  сравнительно  тихо.  Правда,  временами из-за  плотно  закрытых  дверей  прорывались  странные  звуки,  которым  сложно  было  подобрать  объяснение.  Сперва  слышалось  что-то  похожее  на  шелест  переворачиваемой  и рвущейся  бумаги,  и  сестра   сказала,  что,  вероятно,  доктор  листает  медицинскую  карту  больного,  а  если  отдельные  страницы случайно  и  рвутся,  то  это,  скорее  всего,  оттого,  что  у  него  из-за  спешки дрожат  руки.  Потом  на  пол  упало  что-то  стеклянное  и  разбилось.  По  мнению  сестры,  так  могли  падать  и  разбиваться  ампулы  с  жидкими  препаратами,  и  она  предположила,  что,  судя  по  всему,  врач  собирается  сделать  дедушке  обезболивающий  или  успокоительный  укол.  И  действительно,  дед  издал  вдруг  пронзительный,  душераздирающий  вопль,  от  которого  у  нас  душа  ушла  в  пятки  -  /он  всегда  ненавидел  уколы!/  -  потом  задышал  часто-часто  и  затих…  «Полегчало,  слава  тебе  Господи», -   произнесла  сестра  и  с  облегчением  перекрестила  себе  лоб.

   Но,  несмотря  на  то  что  больному   стало  лучше,  непонятная  возня  в  комнате   не  затихала.  Всё  отчётливей  были  слышны  торопливые  шаги,  зачем-то  передвигалась  с  места  на  место  мебель.  Ампулы  с  обезболивающим  разбивались  одна  за  другой,  причём  грохот,  издаваемый  их  падением,  заставлял  всерьёз  задуматься  о  размерах  этих  ампул.  Сестра  уже  никаких  гипотез   не  выдвигала,  а  только  сидела  с  помертвевшим  от  страха  лицом  и,  не  переставая,  крестилась.  Тогда,  чтоб  успокоить  её,  я  высказал   предположение,  что  в  спальне,  по  всей  видимости,  внезапно  погас  свет,  и  доктор  в  темноте  просто  не  может  найти  выход  из  помещения.

   Звуки  шагов  раздавались  таким  образом,  что  можно  было  подумать,  будто жрец  Гиппократа  бродит  по  комнате  правильными  концентрическими  кругами,  то  увеличивая,  то  уменьшая  их  диаметр.  Слушать  эти  загадочные  брожения  становилось  всё  более  невыносимо.  Решив,  наконец,  покончить  со  всеми  загадками,  я  поднялся  с  дивана  и  двинулся  было  к  спальне,  но  тут  двери  распахнулись,  и  некрасивый  доктор  сам  вышел  нам  навстречу. Он  выглядел  таким  измученным  и  утомлённым,  словно  ему  только   что  приходилось  выполнять  тяжёлую  физическую  работу.  Смуглое  лицо  его  блестело  от  пота. С  трудом  переводя  дух,  врач  заверил  нас,  что  кризис  миновал,  и  дедушке  стало  намного  лучше.  Теперь  больной  спит  крепким,  здоровым  сном   и  в  течение  часа  его  ни  в  коем  случае  нельзя  беспокоить,  потому  что  сон  для  него  сейчас  -  лучшее  лекарство.  Доктор  сказал,  что  всё  будет  хорошо,  но,  несмотря на   обнадёживающий  диагноз,  мне  показалось,  что  сам  эскулап  чем-то  сильно  расстроен.

 

   Я  проводил  доктора  до  входных   дверей  и,  уже  стоя  в  прихожей,  где  он  принялся  выписывать  рецепт,  заметил  вдруг   странную  перемену  в  его  облике.  За  то  время,  пока  он  находился  у  постели  больного,  его  шапочка  с  красным  крестом  сдвинулась  на  затылок,  открыв  при  этом   узкий,  изборождённый  глубокими  морщинами  лоб,  похожий  на  срез  коры  столетнего  дуба.  На  этом  видавшем  виды  лбу,  чуть  выше  переносицы, показался небольшой,  непонятного  происхождения  чёрный  кружок  величиной  с  пятирублёвую  монету.  Эта  странная  метка  напоминала  отпечаток,  который  можно  было  оставить,  приложившись  ко  лбу  жжёной  пробкой,  но  при виде  этой  загадочного  кружка  у  меня  как-то  нехорошо  заныло  под  сердцем. Кому  и  зачем  понадобилось  метить   лоб  смиренного  медика  таким  образом,  подумалось  мне? Почему  он  сам  не  в  состоянии  смыть  это  пятно,  если  оно,  конечно,  смываемо?!  Да  и  пятно  ли  это?!..

 

  Перехватив  мой  взгляд,  доктор  неожиданно  занервничал.  Сунув  мне  в  руку недописанный  рецепт,  он  буркнул  под  нос  нечто  нечленораздельное  и  пулей  выскочил  за  дверь,  откровенно  проигнорировав  купюру,  которую  я  держал  наготове,  зажав  между  средним  и  указательным  пальцем  правой  руки.

  После  внезапного   ухода  врача  я  некоторое  время  растерянно  торчал  в  прихожей,  раздумывая  над  его  странным  поведением.  Было  не  совсем  понятно,  что  именно  могло   его  так  разозлить?  Или  он  чего-то  испугался?..  Множество  догадок  и  подозрений  копошилось  в  моей  голове,  но  ни  одна  из  них  не  казалась  единственно  верной.  Наконец,  вспомнив  о  больном,  я  пошёл  в  комнату,  безуспешно  пытаясь  прочесть  в  оставленной  бумажке  названия  мудрёных  медицинских  препаратов. Нацарапанные  там  каракули,  по  моему  мнению,  не  имели  ничего  общего  не  только  с   латынью,  но  и  ни  с  одним  из  известных  мне  европейских  языков.   И   это  тоже  было  очень  и  очень  странно…

 

  Новый  звонок  в  дверь,  резкий  и  пронзительный,  буквально  подбросил  меня  на  месте. Кто  бы  это  мог  быть?  Боязнь,  что  повторный  звонок  разбудит  забывшегося  здоровым  сном  деда,  заставила  меня  опрометью  кинуться  назад.  В  прихожую  мы  с  сестрой  влетели  почти  одновременно  и,  открыв  дверь,  оба  остолбенели  от  неожиданности…

 

   На  пороге  стоял  ещё  один  врач  «скорой  помощи».  В  отличие  от  предыдущего  этот  был  высокий,  тощий,  костлявый,  без  располагающей  айболитовской  шапочки  с  красным  крестом  и   ещё  более  хмурый  и  неприветливый.

 

  - Что  у  вас   случилось?  Где  больной?  -  хриплым,  каркающим  голосом  прокричал  он,  близоруко  щурясь  на  нас  через  толстые  стёкла  огромных    очков.  -  Давайте  быстрее.  У  меня  мало  времени.

 

  Мы  с  сестрой  были  настолько  поражены  этим  визитом,  что  не  сразу  нашли,  что  ответить.    Первой  опомнилась  сестра.

 

  - Ваш  человек  уже  побывал  здесь,  -  твёрдо  сказала  она,  глядя  прямо  в  глаза  новоявленному  доктору.  -  Он  сделал  всё,  что  в  его  силах,  и  минут  десять  как  оставил  наш  дом.

 

  - Не  морочьте  мне  голову!  -  ещё  сердитее  закричал  костлявый  доктор.  -  Какой   наш  человек?  У  меня  на   сегодня  куча  вызовов,  и  я  не  могу  тратить  время  по  пустякам.  Вот  ваш  адрес!  Я  приехал  сюда  и  должен  видеть  больного.  Если  это  ложный  звонок,  то  вам   придётся  заплатить  крупный  штраф!  Предупреждаю  по-хорошему!

 

  Между  ним  и  сестрой  завязалась  перепалка.  Пока  она  пыталась  оправдаться   перед  вновьприбывшей  «скорой»,  до  меня  кое-что  начало  доходить.  Когда  же,  описывая  внешность предыдущего  доктора,  моя  сестра  произнесла  такие  слова,  как  «круглый  ожог  на  лбу»  и  «был  очень  похож  на  обезьянку-носача»,  догадка  наконец-то  осенила  меня.

  Со  всех  ног  кинулся  я  в  спальню  деда  и,  распахнув  двери,  застыл  на  пороге, сражённый  ужасным  зрелищем…

 

  По  комнате  словно  смерч  прошёлся!  Другого  сравнения  тут  было  не  подобрать!  Всё,  что  могло  переворачиваться,  было  перевёрнуто  вверх  дном;  разбито  всё,  что  разбивалось,  выпотрошено  и  вывернуто  наизнанку  всё,  что  имело  в  себе  хоть  какую-то   начинку  и  содержание.  Огромный  платяной  шкаф  был  опрокинут  и  вытряхнут,  будто  спичечный  коробок.  Накрахмаленные,  отглаженные  простыни  и  наволочки,  хранившиеся  в  нём,  целые  постельные  комплекты  с  изображением  знаменитых  морских  баталий  -  /ими  особенно  дорожил  дед/  -  были  переворошены   и  разбросаны  по  комнате,  как  ненужная  ветошь.  Все  ящики  дубового  дедушкиного  бюро  валялись  на  полу,  также  опустошённые  и  переломанные.  Содержавшиеся  в  них  записки,  письма,   дневники и  мемуары  деда  были  разорваны,  рассеяны  по  кабинету  вперемешку  с  бельём.  И  такая  бесчеловечная,  варварская  экзекуция  была  произведена  надо  всеми  вещами,  находившимися  в  комнате!  Даже  стоявшие  на  подоконниках  горшки  с  декабристами   были  опрокинуты  и  опорожнены  все  до  единого.

   Здесь  был  произведён  обыск:  быстрый,  тщательный  и  беспощадный.  Похожий  на  обезьянку-носача   доктор  что-то  упорно  и  настойчиво  разыскивал.  Всё  окончательно  встало  на  свои  места,  когда  я  заметил,  что  любимая  дедушкина  репродукция  «Девятого  вала»  вместе  с  бюстом  адмирала  Нельсона  тоже  валяются  на  полу,  растоптанные  всё  теми  же  безжалостными  ногами.  Святая  святых  деда  -  его  крошечный  тайник,  искусно  замаскированный  под  розетку,  -  был  вскрыт  и  обшарен  так,  что  вся  пыль  из  него  исчезла.  Вскоре  я  разыскал  среди  разбросанного  тряпья  и  заветную   коробочку  слоновой  кости,  в  которой  хранился  амулет.  Естественно,  она  была  пуста…

    Пух,  вывороченный  из  распоротых  подушек,  поднятый  сквозняком,  кружился  по  комнате,  медленно  оседая  и  заволакивая  следы  ужасающего  погрома  пушистым,  снежным  покрывалом.

  Я  не  сразу  разглядел  деда,  хоть  он  и  покоился  в  самом  центре грандиозного  развала.  Точнее,  его  самого  толком  и  видно-то   не  было.  Из  груды   хлама  торчала  лишь  его  голова.  Оседающие  пух  и  перья  облепили  её  со  всех  сторон  таким  образом,  что она  стала  похожа  на  гигантский,  чудовищный  одуванчик.  У  меня  не  хватило  сил  подойти   к  деду.  Было  ясно,  что  он    мёртв…

 

  Я  долго  стоял  на  месте,  застывший  как  столб,  потеряв  счёт  часам  и  минутам,  и  пришёл  в  себя,  только  когда  прибыла   милиция  и  начался   осмотр  места  преступления.

  Следователь,  молодой,  энергичный  лейтенант,  с  пристрастием  допрашивал  меня  прямо  в  нашей  гостиной.  Беседа  у  нас  не  клеилась.  Картина  разгромленной  спальни  неотрывно  стояла перед  моими  глазами,  из-за  чего  я  отвечал  невпопад,  а,  описывая  внешность  таинственного  доктора,  постоянно  сбивался,  давая противоречивые  показания.  В  конце  концов,  следователь  рассердился  и  сказал,  что  если  я  не  перестану  валять  дурака  и  не  соберусь  с  мыслями,  то  пойду  по  этому  делу  не  как  свидетель,  а  как  соучастник.  Он  раскричался,  наговорил  ещё  массу  каких-то  нелепых  грубостей  и  довёл  меня  в  итоге  до  почти  невменяемого  состояния.

  От  волнения  я  страшно  вспотел.  Когда  следователь  вышел  на  лоджию  покурить,  я  полез  к  себе  в  карман  за  носовым  платком,  чтобы  вытереть  ставшее  совершенно  мокрым  лицо  -  и  тут  произошло  нечто  неожиданное!..  В  кармане,  помимо  платка,  мои  пальцы  вдруг  наткнулись  на  какой-то  маленький,  шершавый,  продолговатый  предмет,  сквозь  который  был  продет  тонкий,  засаленный  шнурок…  У  меня перехватило  дыхание!  Боясь  обмануться  в  ощущениях, я  медленно  извлёк  непонятную  вещицу  на  свет,  разжал  пальцы  и…  едва  не  упал  со  стула.  На  моей  ладони  лежал  амулет  Магедавеи,  целый  и  невредимый!  Но  каким  образом  он  оказался  у  меня  в  кармане?!  Ведь  я  был  на  сто  процентов   уверен,  что  дед  до  последнего  момента  держал  амулет  в  своих  руках,  пока  рассказывал свою  историю.  Очевидно,  потом,  когда  кашель  усилился,  он,  предчувствуя  скорую  кончину,   сунул  его  мне.  Я  же,  в  полном  смятении  выбегая  из  комнаты,  машинально  опустил амулет  в  карман  и  почти  сразу  забыл  про  него.  Только  такое  объяснение  казалось единственно  верным,  но  другое  я  и  не  собирался  искать.  Главное, что  амулет  был  у  меня,  и  теперь  я  являлся  его  единственным  и  полноправным  владельцем!

    Охваченный  ликованием,  я  покрыл   бесценный  подарок  судьбы  страстными  поцелуями  и  успел  спрятать  его  в  карман  буквально  за  секунду  до  того,  как  в  комнату  вернулся   следователь…

 

  ..«Гатчинаследующаястанциятатьянино»,  -  нечленораздельно  пробурчали  по  громкой  связи. Народ  в  вагоне  снова  пришёл  в  движение.  Пассажиры  зашевелились,  загомонили,  зашуршали  баулами  и  рюкзаками.  Некоторые  начали  энергично  проталкиваться к  выходу,  используя  в  качестве  тарана  сумки  или  тележки  на  колёсах.  Это  всеобщее  оживление,  к  счастью,  никак  не  коснулось  нашего  скромного  закутка.  Оба  собеседника  оставались  сидеть  на  месте.  Глядя  на  проходивших  мимо  дачников,  Боб  задумчиво  ерошил  пальцами  чёрную  бороду,  весь  находясь  во  власти  воспоминаний;  рыжий  птицелов  сидел  с  вытаращенными  глазами  и  широко  разинутым  ртом,  из  которого несколько  раз  выглянул  короткий  и  остроконечный,  очень  похожий  на  птичий,  язык.

   Я  всё  ещё  продолжал  разыгрывать  из  себя  спящего, изредка  поглядывая  на  приятелей  из-под  опущенных  ресниц  -  но  в  моём  притворстве  уже  не  было  особой   необходимости.  Оба  были  настолько  поглощены  своим  общением,  что  не  обращали  на  меня  ни  малейшего  внимания.

Часть 2.

Похожие статьи:

Рассказы → Амулет из казуаровой кости Часть 6

Рассказы → Амулет из казуаровой кости Часть 4

Рассказы → Амулет из казуаровой кости Часть 2

Рассказы → Амулет из казуаровой кости Часть 3

Рассказы → Амулет из казуаровой кости Часть 5